В 1787 году Эдмунд Берк сказал, что в парламенте представлены “три сословия; но в галерее репортеров вон там [сидит] четвертое сословие, более важное, чем все они”. Понятие о некой жизненно важной силе, находящейся за пределами нашего правительства, было импортировано в Новый Свет, и сегодня является одним из убеждений американского либерала: народ не может быть свободен, часто говорят нам, без свободной прессы, независимой от конгресса, судов и нашего президента. Но на протяжении 20-го века СМИ постепенно укрупнялись, и к началу нашей интернет-эры осталось лишь несколько гигантов. Эти гиганты в основном разделяют одну точку зрения, и находятся в полном согласии с правящим классом. Таким образом, четвертая власть служит власти, а не критикует ее. Эти отношения метастазировали в нечто очень близкое к авторитаризму во время пандемии Ковид-19, когда четвертая власть обслуживала единый государственный нарратив, который безжалостно навязывался новой пятой властью в виде всеохватывающей технологической индустрии.

Это был тайный союз сословий, попытки описания которого долгие годы считались бредом и паранойей. Но сегодня, благодаря одному странному миллиардеру, существование децентрализованного аппарата цензуры Единой партии не вызывает сомнений.

Пару недель назад, заявив, что Twitter действовал с грубой политической предвзятостью и повлиял на выборы в США (!), Илон Маск открыл внутренние коммуникации своей новой компании небольшой группе журналистов. Они сразу же приступили к расследованию ряда важных событий, тем самым переписав историю IT эпохи Трампа. Короче говоря, руководство Twitter без устали лгало общественности на протяжении многих лет, и все, что самые параноидальные из нас когда-либо говорили об этой платформе, оказалось правдой. “Доверие и безопасность” — это эвфемизм для политической цензуры, а команды “экспертов” состоят почти исключительно из самых радикальных, и самых угрюмых специалистов по изучению жалоб, которых вы когда-либо встречали в колледже. Их цель — изменить американскую политику, доминируя над тем, что общественности позволено считать американской политикой. В этих усилиях они в основном преуспели.

2 декабря Мэтт Таибби поделился информацией о переписке в команде “доверия и безопасности” компании, которая показала, как Twitter подавил распространение печально известной истории New York Post о ноутбуке Хантера Байдена. Хотя это и интересно само по себе, самое примечательное откровение Тайбби прошло почти незамеченным: обе основные политические партии, а также Белый дом поддерживали прямые линии связи с Twitter, которые они использовали для официальных просьб об удалении контента с платформы. Компания с энтузиазмом откликнулась на многие из этих просьб, и примеры, которые мы имеем (на данный момент), связаны с Демократической партией. Критики быстро сообразили, что Трамп в то время находился в Белом доме, но почему-то они не интересуются тем, удалял ли он и что именно с сайта.

6 декабря Бари Вайс и ее коллеги опубликовали доказательства существования секретных черных списков Twitter, в которых указывались темы и, что важнее, люди, которых “пессимизировала” команда “доверия и безопасности” . Черные списки составлялись по туманным критериям, которые в целом сводились к чему-то вроде “это кажется опасным”. Опасность, конечно же, определялась партийными оперативниками и распространялась исключительно на правые взгляды. Скептицизм в отношении радикальной гендерной идеологии, недоверие к государственной политике в отношении ковида и почти все, что связано с честностью наших последних выборов, было в верхней части списка.

Безотносительно к тому, должны ли такие темы или их распространители быть под “теневым запретом”, факт того, что они были запрещены, имеет огромное значение, поскольку цензоры Твиттера и их многочисленные сторонники в прессе годами отрицали существование этих инструментов.

Наконец, за последние несколько дней Таибби, Майкл Шелленбергер и Бари опубликовали материалы о забанивании Дональда Трампа, которое легко можно назвать самым известным цифровой деперсонализацией в истории. Это также наименее интересная история в этой серии. Хорошо, что мы наконец-то узнали, что именно произошло, но мы именно так и предполагали: Трамп был забанен не за нарушение политики Твиттера. Трамп был забанен, потому что сотрудники Twitter, которые буквально 99% своих политических пожертвований отдают Демократической партии, потребовали, чтобы это было сделано, невзирая на их собственные правила.

В целом, “Досье Twitter”, которое еще далеко не закрыто — демонстрирует нам политическую предвзятость одной из самых больших сетей в истории. Небольшая горстка руководителей крайне левого толка, которые, естественно, воспринимали большинство мнений справа от центра как опасные, неустанно работали над тем, чтобы ограничить эти мнения от просмотра. Наделенные полномочиями цензурировать “небезопасный” контент и защищенные командой людей, разделявших их политическую ориентацию, эти руководители создали ключевой компонент нашего дефакто государственного аппарата цензуры. Хотя мы не знаем наверняка, что это также происходит в Google, Meta или TikTok (которому по какой-то причине все еще разрешено работать в этой стране), я думаю, что можно с уверенностью сказать, что мы наблюдаем недуг в масштабах всей индустрии.

Но у меня есть вопросы.

Где полный список аккаунтов, пребывающих в “теневом бане”? Какие конкретно политические кампании общались с Twitter, и что конкретно было удалено? Что насчет запросов от иностранных правительств? Что насчет запросов от нашего собственного правительства? Мы должны знать, какие из наших правительственных учреждений, если таковые имеются, удаляли контент с платформы, и мы должны знать характер этого контента. Таибби намекнул на Белый дом Трампа — запрашивал ли кто-то из администрации Трампа удаление контента? Кто подал запрос? Кто получил запрос? Был ли получен ответ? Что было удалено?

Может показаться, что для СМИ, которые семь лет ведут тотальную войну с королем популистов покажется очень привлекательным вопрос о том, принимал ли участие в цензуре Трамп. Увы, пресса выглядит в целом незаинтересованной. Потому ли это, что они не верят, что бывший президент когда-либо обращался с подобными просьбами, или их отсутствие интереса проистекает из страха подтвердить достоверность главной истории, которую большинство из них в настоящее время пытаются представить — по своим собственным очевидным политическим причинам — как не стоящую внимания?

Краткая подборка сообщений от нашей заветной “Четвертой власти”: Вся эта история — “пустышка” (The Washington Post) — никаких сенсаций! (Forbes). Досье Twitter, в котором горстка убежденных сторонников с энтузиазмом подвергает цензуре большую часть консерваторов, включая бывшего президента, на самом деле доказывает, что компания не была политически предвзятой. Однако сейчас она настроена против демократов (New York Magazine). Разоблачения Илона — это фиаско, которое не имеет никакого значения. Он также подверг смертельной опасности многочисленных “экспертов по доверию и безопасности” (The Verge, предсказуемо). И, наконец, мое любимое: приятно наконец-то увидеть инструменты “черного списка”, о которых мне было интересно узнать в течение многих лет и о которых мы, кстати, всегда знали, что они существуют, а потому они не имеют значения (The Atlantic).

Обвинение в теневом бане вызвало громкие вопли со стороны прессы, включая, в частности, Чарли Уорзела, человека, ранее придерживавшегося позиции “Твиттер не занимается теневым баном республиканцев”. Теперь, перед лицом доказательств того, что компания занималась “теневым баном” республиканцев, официальная позиция заключается в том, что мы неправильно используем термин “теневой бан”.

Это игра в семантику, в которой общественность втягивают в изнурительное обсуждение бесполезного вопроса о том, какое именно количество невидимого подавления составляет “реальный” теневой бан, вместо того, чтобы задаться вопиюще важными вопросами этики и, откровенно говоря, безопасности. Во-первых, правильно ли управлять децентрализованным аппаратом цензуры и делать ваши решения невидимыми? Во-вторых, что происходит со свободной страной, когда границы допустимых высказываний устанавливаются небольшой группой неизбранных идейных полицейских? Что-то мне подсказывает, что ответом не будет слово “свобода”.

Было несколько заметных, хотя и осторожно выраженных мнений от видных представителей СМИ. Кэти Нотопулос из Buzzfeed, Джефф Берковичи из Los Angeles Times и Майк Айзек из New York Times заняли несколько рискованные позиции в пользу прозрачности, которая, очевидно, больше не в моде среди журналистов, причем Джефф прямо признал важность разоблачений. Но я видел только один реальный материал, подготовленный и опубликованный достаточно мейнстримным СМИ, в котором более-менее серьезно обсуждались “Файлы Твиттера”.

Энтони Фишер, редактор отдела мнений Daily Beast, неловко пытался скрыть свое общее согласие с тем, что эта история имеет значение, за долгими абзацами, демонстрирующими его ненависть к консерваторам. Говоря о цензуре Twitter, он написал следующую важную фразу:

“Не доверяйте (и не требуйте) от миллиардеров-технарей быть арбитрами правды и новостей”.

На самом деле, это формула позиции, которую большинство журналистов и активистов разделяли в дни до Дональда Трампа. К сожалению, прошло совсем немного времени, прежде чем они поняли, что у них есть политический союзник в лице корифеев технологической индустрии, и приступили к захвату власти на национальном уровне. В любом случае, если очистить вышеизложенную позицию от трайбалистского языка, то она будет звучать так: никто не должен контролировать границы приемлемого дискурса. Я согласен. Но если сосредоточиться только на “технарях”, то эта позиция не только выдает предвзятость, но и упускает определяющий аспект технологии.

Пятая власть — это принципиально иной вид власти. Ее труднее консолидировать, чем СМИ, и труднее контролировать, чем даже наше специально разделенное правительство. Ее влияние также гораздо сложнее предсказать. Так происходит потому, что технология — это о том, что определяется в терминах новизны, что делает ее не только разрушительной для ранее существовавшей власти, но и разрушительной для самой себя — своего рода антивласть, которая гарантирует только перемены. Истинная защита от сбоев. Наша окончательная перезагрузка. Невероятно расширяя возможности тирании во времена застоя, технология также является нашим самым мощным оружием против тирании во времена инноваций.

Хотя многие технологические гиганты пошли по пути СМИ, консолидировав власть, централизовавшись и объединившись с государством, будущее технологий — это всегда перемены. От зашифрованных чатов и блокчейна до поиска на основе искусственного интеллекта — каждый технологический гигант, накопивший мощь за последние два десятилетия, в ближайшие годы столкнется с экзистенциальными угрозами — не только со стороны правительства, но и со стороны индустрии.

Что касается Twitter, то Илон уже использует свойства Пятой власти, причем не путем применения существующих инструментов для усиления собственного мнения. Он проводит итерации продукта быстрее, чем мы видели в любой крупной технологической компании, ориентированной на потребителя, за последние годы. Пробы и ошибки здесь в основном высмеиваются людьми, которые никогда не создавали технологические компании. Но в то время как недоброжелатели одержимы его цензурными способностями, эксперименты Илона с платформой — это то, что действительно способно в корне изменить национальный дискурс. Средство передачи информации — это сообщение, а средство передачи информации эволюционирует. Все, что сработает в Twitter, будет клонировано. Границы приемлемого дискурса изменятся, и все это не будет иметь никакого отношения к пикантным твитам Илона.

Теперь об этих пикантных твитах…

Пока бывшие повелители Твиттера впадают в истерику, объявляя Илона нацистом, сторонником заговора QAnon или еще какой-нибудь ерунды для неудачников, ему угрожают две серьезные опасности. Во-первых, он явно стал врагом всех других крупных властей, включая, в частности, “Четвертую власть”. Это повлияет на все компании Илона, поскольку все они нуждаются в поддержке правительства и общественности, а мнения нашего правительства и общественности по-прежнему формируются, в значительной степени, средствами массовой информации. Не случайно самые влиятельные руководители технологических компаний, от Марка Цукерберга и Джеффа Безоса до Джека Дорси, используют тщательно разработанный язык нейтралитета. Эта атмосфера нейтралитета — это поведение короля, потому что атмосфера нейтралитета — это способ выживания короля. Выставляя напоказ свою власть, а не скрывая ее, Илон провоцирует нападки на себя, и его враги с удовольствием подчиняются, оставляя без внимания более доминирующие платформы.

Например, около 80 миллионов американцев пользуются TikTok, компанией, безнадежно скомпрометированной китайской коммунистической партией. Знаете ли вы хотя бы имя ее генерального директора?

Для человека, который контролирует границы допустимости высказываний для трети взрослого населения страны, он, похоже, не особенно заинтересован в том, чтобы высказываться самому.

Вторая угроза для Илона — гораздо более опасна. Это он сам. Twitter Files неопровержимо доказывает, что цензура в эпоху социальных сетей — это власть, реальная и опасная власть, которая развращает.

В прошлом году Дорси выступил в Конгрессе и заявил, что ни ему, ни кому-либо другому, и уж тем более никому из правительства, не должно быть позволено устанавливать границы допустимых высказываний для всей страны. Но поскольку альтернативы нет, кто-то должен нести кольцо. В просочившихся текстах из саги Twitter ясно видно, что Джек считает Илона достойным распорядителем этой огромной власти, и, чего бы это ни стоило, я согласен. Но правила Пятой власти незыблемы. Власть приходит с драматическим подъемом и меняет статус-кво. Она не будет — не может — длиться вечно. Так что меняйте мир, но помните о соблазнах и правильно используйте свои силы, данные вам богом, пока они у вас есть. Потому что они не вечны.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев