В своей книге The Ultimate Foundation of Economic Science Людвиг фон Мизес отвергает «мифологию методологического коллективизма». Коллективистская мифология предполагает, что, поскольку люди являются членами групп и формируют общества, человеческое действие лучше всего понимать как «социальное действие». Коллективисты объясняют индивидуальный выбор — или исторические события, в которых участвуют индивиды — исключительно через принадлежность к группе.

Мизес приводит примеры «групп людей, происходящих от одного предка, или людей, живущих на одной географической территории». История, согласно этому подходу, объясняется как результат коллективной воли, коллективных предпочтений и коллективных действий в соответствующее время и в соответствующем месте. Поэтому коллективисты изображают мировоззрение человека как отражение его этничности, национальности, социального положения, экономического класса и других групповых характеристик. По той же причине стало обычным предоставлять юридические права на основе групповой идентичности, исходя из предположения, что жизненный опыт человека в первую очередь определяется принадлежностью к группе, которой предоставлены такие особые права.

Теперь, когда новые левые отказались от своей прежней вольнолюбивой, гибкой, неидеологической позиции, в качестве руководящих теоретических принципов ими были приняты две идеологии — марксизм-сталинизм и анархо-коммунизм. Марксизм-сталинизм, к сожалению, завоевал SDS [Студенты за демократическое общество], но многих левых, ищущих выход из присущей сталинизму бюрократическо-этатистской тирании, привлекли идеи анархо-коммунизма. Также многих либертарианцев, ищущих формы действий и союзников в этих действиях, привлекло анархистское кредо, которое, казалось бы, превозносит добровольность и призывает к упразднению принудительного государства. Однако в поисках союзников в конкретных тактических действиях смертельно опасно отказываться от своих принципов и терять их из виду. Анархо-коммунизм, как в его первоначальной бакунинско-кропоткинской форме, так и в его нынешнем иррационалистическом изводе и в концепциях «постредкости», не имеет ничего общего с подлинным либертарианским принципом.

Многие годы считалось, что существует такой демографический закон: по мере того как страны становятся богаче, у их граждан рождается меньше детей. Считалось, что процветание неизбежно ведёт к снижению рождаемости. Это предположение легло в основу множества прогнозов о населении в масштабах планеты.

Введение

Среди либертарианских принципов приверженность миру занимает особое место. От классических либералов, осуждавших имперские авантюры, до современных либертарианцев, выступавших против войн во Вьетнаме и Ираке, движение последовательно позиционировало себя как голос против военной машины. Эта позиция естественным образом вытекает из наших основных убеждений: если инициирование насилия против мирных людей аморально, то война — высшее проявление организованного насилия — должна считаться одним из величайших зол.

Однако внутри либертарианского антивоенного движения начали происходить странные вещи. В своём достойном похвалы стремлении выступить против конфликта некоторые начали использовать аргументы, которые, похоже, противоречат другим фундаментальным либертарианским принципам. Те самые мыслители, которые мгновенно отвергли бы коллективистскую логику в экономике или социальной политике, иногда неожиданно прибегают к подобной логике при обсуждении войны. Те, кто обычно настаивает на индивидуальной ответственности и тщательном анализе вопроса «кто что сделал и кому», внезапно начинают говорить обобщённо: считают убитых, сравнивают разрушения и заявляют о моральной эквивалентности всех сторон конфликта.

Уильям Бакли-младший упрекает либертарианское движение за неспособность использовать свой «стратегический интеллект» для решения важнейших проблем нашего времени. Следует признать, мы слишком часто склонны «проводить свои занятные семинарчики о том, следует ли демуниципализировать сборщиков мусора» (как презрительно пишет Бакли), и не применяем либертарианскую теорию к самой насущной проблеме нашего времени: войне и миру. Либертарианцы склонны отрывать представляемую ими идеальную систему от реалий мира, в котором они живут, и в каком-то смысле действительно их мышление ориентировано скорее утопически, нежели стратегически. Короче говоря, слишком многие из нас оторвали теорию от практики и довольствуются тем, что держат чистое либертарианское общество как абстрактный идеал для какого-то отдаленного будущего, в то время как в настоящем мы бездумно следуем ортодоксальной «консервативной» линии. Чтобы жить свободой, чтобы начать трудную, но необходимую стратегическую борьбу за изменение сегодняшнего неудовлетворительного мира в направлении наших идеалов, мы должны осознать и продемонстрировать всему миру, что либертарианская теория может применяться ко всем важнейшим мировым проблемам. Разобравшись с этими проблемами, мы сможем продемонстрировать, что либертарианство — это не просто прекрасный идеал где-то на седьмом небе, а жесткий свод истин, который позволяет нам занимать свою позицию и предлагать решения для широкого круга проблем современности.

Я предлагаю сопровождать физическую детоксикацию вербальной детоксикацией: нам нужно очистить наш раздутый словарный запас от ряда понятий, которые отравляют наше понимание себя и мира.

Эти понятия были разработаны людьми, которые охотно называют себя «осознанными», «прогрессивными» и «освобождёнными», но на самом деле это термины, больше подходящие обществу рабов, чем обществу свободных людей. В самом деле, эти концепты — по крайней мере в том виде, в каком их обычно используют «прогрессисты», — можно без преувеличения назвать разновидностью «рабояза». (slavespeak, явная аналогия с newspeak — “новоязом” Оруэлла, — прим.ред. ) Под этим я просто понимаю, что их применяют не в буквальном значении, а для оправдания политического угнетения и порабощения.

Представление о том, что инфляция вредна, является основой экономической науки. Однако большинство учебников недооценивают степень её вреда, поскольку они слишком узко определяют инфляцию как длительное снижение покупательной способности денег (PPM) и уделяют мало внимания конкретным формам инфляции. Чтобы полностью понять разрушительный характер инфляции, необходимо помнить, что она возникает из-за нарушения фундаментальных правил общества.

Инфляция происходит, когда денежная масса увеличивается с помощью мошенничества, обмана или нарушения договоров. Это неизбежно приводит к трём характерным последствиям: (1) она приносит выгоду тем, кто её вызывает, за счёт всех остальных пользователей денег; (2) она позволяет накапливать долг сверх уровня, который был бы возможен на свободном рынке; и (3) она снижает покупательную способность денег по сравнению с уровнем, который был бы на свободном рынке.