Иногда люди задаются вопросом, полезна ли философия для понимания повседневной жизни. Не заблудились ли философы “в блуждающих лабиринтах”? Нам не нужна вся эта чепуха, говорят некоторые. Элейн Стернберг на своем примере показывает, что это мнение ошибочно. В своей замечательной статье “Определение капитализма”, опубликованной в журнале Economic Affairs, она убедительно показывает, что точное определение чистого laissez-faire капитализма очень помогает ответить на многие распространенные возражения против свободного рынка. В статье, опубликованной две недели назад, я процитировал некоторые из ее критических замечаний по поводу мерзости, называемой “теорией заинтересованных сторон”, а в этой статье я хотел бы обсудить некоторые из ее аргументов.

Стернберг объясняет цель своей статьи следующим образом:

Не имея четкого определения, защитники капитализма оказываются в затруднительном положении. Они похожи на защитников орлов, которые характеризуют их просто как “крупных птиц”, что, разумеется, включает грифов. Это общее описание оставляет орлов открытыми для обвинений в падальщичестве. Чтобы эффективно работать с любым видом птиц в отдельности — хотя бы правильно идентифицировать членов группы, — необходимо самостоятельное четкое описание каждого типа. Точно так же необходимо четкое, операциональное определение капитализма, чтобы отличать правильно понятый капитализм от всего остального, особенно от тех вещей, с которыми его часто путают. (p. 380)

Из-за неспособности сформулировать четкое определение капитализма критики часто обвиняют свободный рынок в практиках и политике, которые на самом деле ему чужды. Вероятно, самым известным примером этого является практика “кумовского капитализма”, когда коррумпированные бизнесмены получают монопольную прибыль благодаря союзу с государством и его агентами, что рассматривается как проявление “капитализма” и путается с подлинным капитализмом. Подобным образом некоторые осуждают капитализм, потому что не согласны с предпочтениями потребителей. Например, критики осуждают капитализм за то, что многие люди покупают художественный мусор и порнографию, но такие предпочтения присущи не только капиталистической системе. Как говорит Людвиг фон Мизес,

Многие критики с удовольствием обвиняют капитализм в том, что они называют упадком литературы. Возможно, им следовало бы обвинить в этом свою собственную неспособность отсеять мякину от пшеницы. Неужели они более прозорливы, чем их предшественники около ста лет назад? Сегодня, например, все критики преисполнены похвал в адрес Стендаля. Но когда Стендаль умер в 1842 году, он был малоизвестен. Капитализм мог сделать массы настолько благополучными, что они покупают книги и журналы. Но он не может наделить их проницательностью Мецената или Кан Гранде делла Скала. Не вина капитализма в том, что простой человек не ценит необычных авторов. (Мизес, Антикапиталистический менталитет, стр. 52))

Как нам следует поступить, если мы хотим получить точное определение капитализма? Для начала, не полагаться на примеры, говорит Стернберг.

Указание на примеры в целом менее полезно для определения, чем принято считать; оно часто не работает даже для простых вещей. Указание не позволяет определить, что отличает предметы, которые выглядят похожими: например, креветки (shrimps) и креветки (prawns)….. Указывая на предмет, можно выделить только физические объекты, но не принципы организации, которые образуют системы; кроме того, нельзя указать, какие черты являются существенными….. Существенные признаки вещи — это только те, которые по отдельности необходимы и совместно достаточны для того, чтобы она была именно такой, а не какой-то другой вещью. (стр. 382)

Она отмечает, что:

более фундаментально, никогда невозможно найти примеры сущностей, не испорченных случайностями. Не существует примеров треугольности или терьера, которые не демонстрировали бы случайные характеристики какого-то конкретного треугольника или какой-то отдельной собаки. Еще одним осложнением для выделения капитализма является то, что реальные экономики, как правило, представляют собой не чистые породы, а мутантов. Это гибриды, возникающие в результате сложных взаимодействий, в которых случайные события и исторические обстоятельства сочетаются с человеческими намерениями и непредвиденными последствиями. (стр. 383-84)

К этому я бы добавил, что некоторые вещи имеют свойства (т.е. характеристики), которые неизбежно следуют из определения вещи, но не являются его частью. Например, в евклидовой геометрии все равносторонние треугольники являются равноугольными, но это свойство не включено в сущность этого вида треугольника.

В чем же тогда суть капитализма свободного рынка? Стернберг находит неудовлетворительными многие ответы на этот вопрос. Ее собственное предположение таково: “Капитализм — это экономическая система, характеризующаяся всеобъемлющей частной собственностью, свободным рыночным ценообразованием и отсутствием принуждения” (с. 385). Если принуждение отсутствует, то согласуется ли это с наличием государства? Стернберг, и это покажется интересным читателям mises.org, не уклоняется от последствий своего определения.

Строго говоря, общество с правительством не может быть полностью капиталистическим, поскольку правительство обязательно предполагает принуждение и общественную собственность. Однако для удобства общество с правительством может быть названо капиталистическим без оговорок, если — но только если — правительство минимально принудительно: оно может быть максимум “ночным сторожем”. Как таковое, оно не должно делать ничего, кроме как защищать людей и их собственность от принуждения, обычно предоставляя полицейские и военные услуги для противодействия агрессии и суды для обеспечения соблюдения контрактов. (p. 387)

С таким определением Стернберг может эффективно ответить многим критикам капитализма: ее позиция заключается в том, что, игнорируя сущность капитализма, они на самом деле жалуются на что-то другое.

Критики, осуждающие капитализм за недостижение положительных целей или за неизбежное способствование исходам, которые они осуждают, например, жадность или стремление к накоплению, отчуждение или неравенство, таким образом, кардинально ошибаются. Результаты, которые следуют из механизмов работы капитализма, не являются необходимыми, и не могут быть выбором или ответственностью капитализма как системы. Возлагать ответственность на капитализм за них так же неправильно, как винить термометр, когда у пациента жар. (стр. 388)

Стернберг высказала важную мысль, но я бы внес одну ноту предостережения. Не следует утверждать, что, поскольку некое нежелательное положение дел не является частью сущности свободного рынка, утверждение о том, что рынок вызывает это положение дел, не может быть справедливым. Не все причинно-следственные связи основываются на апелляции к сущности; критик свободного рынка может, например, утверждать, что разрешение людям следовать своим предпочтениям неизбежно приводит к экономическим кризисам, хотя эта характеристика не является частью сущности свободного рынка. (Вы можете рассуждать подобным образом, даже если считаете, что причинное объяснение должно апеллировать к необходимости; как уже говорилось, неверно, что каждое необходимое свойство чего-либо является частью его сущности. А некоторые люди отстаивают другие теории причинности, например, апелляцию к “номическим необходимостям”, которые не соответствуют логической или метафизической необходимости). Спешу добавить, что Стернберг не допускает этого заблуждения.

Стернберг использует свое представление о сущностях с большой эффективностью. В заключение я приведу один пример.

Рассмотрим утверждение о том, что финансовые кризисы 2007-2009 годов были вызваны капитализмом и “представляли собой провал капитализма”….. Прояснив природу капитализма, сущностное определение придает убедительность противоположной точке зрения, согласно которой причиной кризисов стали действия правительства. Постоянное государственное регулирование жилищного строительства и финансовых услуг ограничивало основные виды использования частной собственности и искажало функционирование системы цен; действия правительства ограничивали индивидуальный и институциональный выбор и препятствовали исправлению ситуации на рынке. Более того, оно делало это, используя принуждение, которое капитализм неизбежно исключает. Таким образом, обвинять капитализм в кризисе вдвойне несправедливо. (с. 389)

Стернберг — крупный философ, и сторонники свободного рынка должны быть рады, что она на нашей стороне.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев