“Государство — это большая фикция, с помощью которой каждый стремится жить за счет других.” — Фредерик Бастиа

Позвольте мне начать с определения государства. Что должен быть способен делать агент, чтобы считаться государством? Этот агент должен иметь возможность требовать, чтобы во всех конфликтах между жителями данной территории именно он принимал окончательное решение. В частности, этот агент должен иметь возможность требовать, чтобы все конфликты с его участием разрешались им самим или его агентом. Второй определяющей характеристикой государства, которая следует из его возможности не допускать других к принятию окончательных решений, является возможность облагать налогом: в одностороннем порядке определять цену, которую лица, ищущие справедливости, должны платить за его услуги.

Основываясь на этом определении государства, легко понять, почему может существовать желание контролировать государство. Ведь любой, кто является монополистом окончательного арбитража на данной территории, может издавать законы. И тот, кто может принимать законы, также может обложить налогом. Конечно, это завидная позиция.

Сложнее понять, почему государству все сходит с рук. Почему другие мирятся с таким учреждением?

Я отвечу на этот вопрос примером. Предположим, вы и ваши друзья управляете таким необычным учреждением. Что бы вы сделали, чтобы сохранить свою позицию (при условии, что вы не испытываете угрызений совести)? Вы наверняка потратите часть своего налогового дохода, чтобы нанять головорезов. Во-первых, для того, чтобы поддерживать мир среди своих подданных, чтобы они оставались продуктивными и чтобы в будущем было что обложить налогом. Но что еще важнее, эти головорезы понадобятся вам для вашей же защиты, если люди очнутся от своей дремоты и бросят вам вызов.

Правда это не вам не особенно поможет, особенно если вы и ваши друзья составляют небольшое меньшинство по сравнению с количеством налогооблагаемых. Ибо меньшинство не может долго управлять большинством исключительно грубой силой. Лучше управлять через “мнение”. Необходимо заставить большинство населения добровольно принять ваше правление. Это не означает, что большинство должно согласиться со всеми вашими мерами. В самом деле, люди вполне могут полагать, что многие из ваших политик ошибочны. Однако они должен верить в легитимность института государства как такового, и, следовательно, даже если конкретная политика может быть неправильной, такая ошибка должна восприниматься как “случайность”, с которой нужно мириться ввиду большего блага, предоставляемого государством.

Но как убедить большинство населения поверить в это? Ответ: только с помощью интеллектуалов.

Как заставить интеллектуалов работать на вас? Очень легко. Рыночный спрос на интеллектуальные услуги и не высокий и не стабильный. На свободном рынке интеллектуалы окажутся во власти мимолетных ценностей масс, а массы не интересуются интеллектуально-философскими проблемами. Государство может использовать завышенное эго интеллектуалов и предложить им теплое, безопасное и постоянное место в своем аппарате.

Однако, для победы недостаточно нанять только некоторых интеллектуалов. По сути, вы должны задействовать их всех — даже тех, кто работает в областях, далеких от тех, которые вас интересуют в первую очередь: философии, социальных и гуманитарных наук. Ведь даже интеллектуалы, работающие, например, в области математики, или в естественных науках, могут думать самостоятельно и поэтому становятся потенциально опасными. Таким образом, важно, чтобы вы также обеспечили их лояльность по отношению к государству. Иначе говоря: вы должны стать монополистом. А это лучше всего будет достигнуто, если все “образовательные” учреждения, от детских садов до университетов, будут взяты под государственный контроль, а весь преподавательский и научный персонал будет “сертифицироваться” государством.

Но что, если люди не хотят становиться “образованными”? Для этого “образование” должно быть обязательным; и для того, чтобы как можно дольше подчинять людей образованию, контролируемому государством, все должны быть объявлены одинаково “обучаемыми”. Интеллектуалы, конечно, знают, что такой эгалитаризм ложен. Тем не менее, провозглашение чуши типа “каждый является потенциальным Эйнштейном, если его образованию уделяется достаточное внимание” радует массы и, в свою очередь, обеспечивает почти безграничный спрос на интеллектуальные услуги.

Конечно, все это не гарантирует “правильного” государственнического мышления. Тем не менее, осознание того, что без государства можно остаться без работы и, возможно, придется попробовать свои силы в механике работы бензонасоса вместо того, чтобы заниматься такими насущными проблемами, как отчуждение, равенство, эксплуатация, деконструкция пола и половых ролей или культура эскимосов, хопи и зулусов, сильно помогает регулярно приходить к “правильным” выводам.

В любом случае, даже если интеллектуалы чувствуют себя недооцененными вами, то есть одной конкретной государственной администрацией, они знают, что помочь им может только другая государственная администрация, а не интеллектуальная атака на институт государства как таковой. Следовательно, неудивительно, что на самом деле подавляющее большинство современных интеллектуалов, включая наиболее консервативных или так называемых “интеллектуалов свободного рынка”, являются фундаментально и философски этатистами.

Окупился ли труд интеллектуалов для государства? Я думаю, что да. Если спросить, необходим ли институт государства, не думаю, что будет преувеличением сказать, что 99 процентов всех людей без колебаний ответят “да”. И все же этот успех зиждется на довольно шаткой основе, и все государственное здание может быть разрушено — если только работе интеллектуалов противопоставить работу интеллектуалов анти-интеллектуалов, как я их называю.

Подавляющее большинство сторонников государства не являются этатистами философски, т. е. потому, что они думали над этим вопросом. Большинство людей вообще не задумываются о чем-либо “философском”. Они занимаются своей повседневной жизнью, вот и все. Таким образом, большая часть поддержки государства проистекает из того простого факта, что государство существует, и существовало всегда, насколько можно вспомнить (а это обычно не дольше, чем продолжительность жизни человека). То есть величайшим достижением интеллектуалов-государственников является тот факт, что они культивировали естественную интеллектуальную лень (или неспособность) масс и никогда не позволяли “предмету” подниматься для серьезного обсуждения. Государство рассматривается как неоспоримая часть социальной ткани.

Таким образом, первая и главная задача интеллектуальных антиинтеллектуалов состоит в том, чтобы противостоять этой догматической дремоте масс, предложив точное определение государства, как я сделал вначале, а затем спросить, нет ли в таком учреждении чего-то странного, неловкого и нелепого. Я уверен, что такая простая работа по определению вызовет первые, но серьезные сомнения в отношении учреждения, которое раньше считалось само собой разумеющимся, и это хорошее начало.

Теперь давайте рассмотрим аргументы в пользу государства и будем двигаться от менее изощренных (но, что не случайно, более популярных), к более изощренным. Самый популярный аргумент интеллектуалов, когда они вообще считают необходимым выступать в защиту государства, можно встретить еще в детсадовском возрасте. Выглядит он так — берутся некоторые виды деятельности государства: государство строит дороги, детские сады, школы; оно доставляет почту и ставит полицейского на улицу. Представьте, что не было бы государства. Тогда у нас не было бы этих благ. Таким образом, государство необходимо.

На университетском уровне представлена немного более изощренная версия того же аргумента. Она звучит так: действительно, рынки лучше всего предоставляют нам многие или даже большинство вещей; но есть и другие блага, которые рынки не могут предоставить или не могут обеспечить в достаточном количестве или качестве. Эти другие, так называемые “общественные блага” представляют собой блага, которые приносят выгоды даже тем людям, которые не производили их и не платили за них. Среди таких благ в первую очередь обычно вспоминают “образование и исследования”. Утверждается, например, что “образование и исследования” — чрезвычайно ценные блага. Однако они будут производиться в недостаточном количестве из-за “безбилетников”, то есть “мошенников”, которые извлекают выгоду — через так называемые эффекты соседства — от “образования и исследований”, не платя за них. Таким образом, государство необходимо для предоставления непроизводимых или недостаточно производимых (общественных) благ, таких как образование и исследования.

Эти этатистские аргументы могут быть опровергнуты комбинацией трех фундаментальных выводов. Во-первых, что касается детсадовского аргумента, из того факта, что государство предоставляет дороги и школы, не следует, что только государство может предоставить такие блага. Люди легко понимают, что это заблуждение. Из того факта, что обезьяны могут ездить на велосипедах, не следует, что только обезьяны могут ездить на велосипедах. И, во-вторых, сразу после этого следует напомнить, что государство — это институт, который может принимать законы и взимать налоги; и, следовательно, у государственных агентов мало стимулов для эффективного производства. Государственные дороги и школы будут дороже, а их качество — ниже. Ибо агенты государства, делая то, что они делают, всегда имеют стимул использовать как можно больше ресурсов и работать как можно меньше.

В-третьих, что касается более изощренного этатистского аргумента, он включает ту же ошибку, с которой мы уже встречались на уровне детского сада. Ведь даже если согласиться с остальной частью аргумента, все равно из того факта, что государства предоставляют общественные блага, ошибочно делать вывод, что это могут делать только государства.

Однако более важно отметить, что весь аргумент демонстрирует полное игнорирование самого фундаментального факта человеческой жизни, а именно редкости. Действительно, на рынках никогда не будет всего, что вы только пожелаете. Пока мы не живем в Эдемском саду, всегда будут неудовлетворенные желания. Но для того, чтобы создать еще непроизведенные блага, должны быть израсходованы ограниченные ресурсы, которые, следовательно, больше не могут быть использованы для производства других, также желаемых вещей. Существуют ли отличия между общественными и частными благами с этой точки зрения не имеет значения — факт редкости остается неизменным: больше “общественных” благ может появиться только за счет меньшего количества “частных” благ. Кроме того, необходимо продемонстрировать, что один товар важнее и ценнее другого. Это то, что подразумевается под “экономией”.

Но может ли государство помочь сэкономить редкие ресурсы? Это именно тот вопрос, на который нужно ответить. На самом деле, существуют убедительные доказательства того, что государство не экономит и не может экономить: поскольку для производства чего-либо государство должно прибегать к налогообложению (или законодательству), это неопровержимо демонстрирует, что его подданные не хотят того, что производит государство, а предпочитают вместо этого что-то более важное для них. Вместо того чтобы экономить, государство может только перераспределять: оно может производить больше того, что хочет, и меньше того, чего хотят люди, и, здесь еще можно напомнить, что все, что производит государство, будет производиться неэффективно.

Наконец, необходимо кратко рассмотреть наиболее изощренный аргумент в пользу государства. Этот аргумент повторяется бесконечно, начиная с Гоббса. Он звучит так: в естественном состоянии — до образования государства — царит перманентный конфликт. Каждый претендует на на все, и это приводит к бесконечной войне. Из этого затруднительного положения нельзя выйти с помощью соглашений; ведь кто будет энфорсить эти соглашения? Когда ситуация будет для них удобной, одна или обе стороны нарушат соглашение. Следовательно, люди признают, что есть только одно решение для достижения мира: создание “государства по соглашению”, то есть третьей, независимой стороны в качестве окончательного судьи и исполнителя. Правда, если этот тезис верен, и соглашения требуют сторонней силы, которая сделает их обязательными, тогда “государство по соглашению” никогда не сможет возникнуть. Поскольку для обеспечения соблюдения соглашения, которое должно привести к формированию государства (чтобы сделать это соглашение обязательным), в предшествующем состоянии уже должен существовать другой внешний исполнитель. Таким образом, для того, чтобы возникло данное государство, необходимо постулировать еще одно, еще более раннее государство, и так далее, в бесконечной регрессии.

С другой стороны, если мы признаем, что государства существуют (а они, конечно, существуют), то сам этот факт противоречит нарративу Гоббса. Само государство возникло без каких-либо внешних энфорсеров решений. На момент заключения предполагаемого соглашения не существовало предшествующего государства. Более того, как только возникает “государство по соглашению”, возникающий в результате социальный порядок все еще остается self-enforcement. Конечно, теперь, когда А и Б о чем-то договариваются, их соглашения становятся обязательными силой внешней стороны. Однако само государство не связано никакими внешними силами. Не существует внешней третьей стороны в том, что касается конфликтов между государственными агентами и подчиненными государства; и аналогично не существует сторонней третьей стороны для разрешения конфликтов между различными государственными агентами. Когда речь идет о соглашениях, заключаемых государством с гражданами или о соглашениях между государственными агентствами, то такие соглашения могут быть только самообязательными для государства. Государство не связано ничем, кроме его собственных правил, то есть ограничений, которые оно само налагает на себя. По отношению к себе государство все еще пребывает, так сказать, в естественном состоянии анархии, характеризующемся самоуправлением и самопринуждением, потому что над ним нет вышестоящего государства.

Далее. Если мы примем идею Гоббса о том, что для обеспечения соблюдения взаимосогласованных правил действительно требуется некоторая независимая третья сторона, это полностью исключит создание государства. Фактически, это стало бы убедительным аргументом против института государства, то есть монополиста в принятии окончательных решений и арбитраже, поскольку тогда должна существовать независимая третья сторона, которая будет принимать решения в каждом случае конфликта между мной (частным гражданином) и каким-либо государственным агентом, а также должна существовать независимая третья сторона для каждого случая внутригосударственного конфликта (и должна быть другая независимая третья сторона на случай конфликтов между различными третьими сторонами). Это, конечно, означает, что такое “государство” (или любая независимая третья сторона) не будет государством из моего определения, а просто множеством свободно конкурирующих сторонних арбитров в конфликтах.

В заключение позвольте мне сказать: интеллектуальная аргументация против государства кажется простой и понятной. Но это не значит, что избавиться от него на практике тоже просто. Действительно, почти все убеждены в том, что государство является необходимым институтом, по причинам, на которые я указал. Поэтому очень сомнительно, что битва против этатизма может быть выиграна так легко, как это может показаться на чисто теоретическом, интеллектуальном уровне. Однако, даже если это окажется невозможным — по крайней мере, давайте повеселимся за счет наших оппонентов-государственников.

Например, вы можете предложить им разрешить следующую загадку. Представьте себе группу людей, осознающих возможность конфликтов между ними. Затем кто-то предлагает в качестве решения этой человеческой проблемы, чтобы он (или кто-то) стал окончательным арбитром в любом таком конфликте, включая те конфликты, в которые он вовлечен. Вы бы согласились на эту сделку? Уверен, что его сочтут либо шутником, либо психически неуравновешенным. Но это именно то, что предлагают все государственники.

Этот текст является главой 1 “Большой фикции”, впервые появившейся в “Либертарианском альянсе” в 2008 году.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев