50-летие Плана Маршалла дало СМИ еще один повод для восхваления добрых дел правительства. По их мнению глобальный велфер, организованный США (почти 100 миллиардов долларов в нынешних долларах), спас экономику Европы после Второй мировой войны. Один репортер, Гаррик Атли из NBC, даже предположил, что помощь по плану Маршалла объясняет, почему Восточная Германия была бедной, а Западная — богатой.

Как отметил экономист Тайлер Коуэн, страны, получившие больше всего денег по плану Маршалла (союзная Великобритания, Швеция и Греция), росли медленнее всего в период с 1947 по 1955 год, в то время как страны, получившие меньше всего денег (державы оси Германия, Австрия и Италия), росли быстрее всех. Выходит, с точки зрения послевоенного процветания, было выгодно быть политическим врагом США, а не “бенефициаром” международной благотворительности.

Но эта правда является новостью только в том случае, если вы считаете, что план Маршалла был действительно предназначен для искренней помощи зарубежным странам. Чтобы понять, в чем смысл плана Маршалла или любой другой правительственной программы, стоит взглянуть на то, что творится вокруг нее. С этой задачей хорошо справились историки Уильям Эпплман Уильямс, Габриэль Колко, Стивен Эмброуз и Алан Милворд.

Сам Маршалл в этой истории играл роль ширмы. Он выступал с речами, которые заранее писали для него люди, стоявшие за планом. Его первая речь, произнесенная в Гарварде, была посвящена тому, как можно покончить с “голодом, нищетой, отчаянием и хаосом” с помощью государственных денег. План Маршалла, по сути, был политическим маневром, направленным на ограбление американских налогоплательщиков с целью поддержания влиятельных американских корпораций за счет государства. Последствием этого плана стало постоянное использование иностранной помощи для внутренних политических и экономических целей.

После окончания войны популярность Гарри Трумэна начала резко падать, как и престиж правительства в целом. Американский народ пошел на огромные жертвы ради войны и теперь хотел ограничить деятельность правительства, которое управляло централизованной плановой экономикой. Больше всего люди хотели внешней политики, которую рекомендовали Джордж Вашингтон и Томас Джефферсон: торговать со всеми и не вступать ни в какие политические отношения.

Героем борцов за свободный рынок того времен был сенатор-республиканец Роберт Тафт, а его позиция была мейнстримом той эпохи. Он требовал снижения налогов, сокращения расходов и прекращения “постоянно растущего вмешательства в семейную жизнь и бизнес со стороны автократических правительственных бюро и автократических профсоюзов”. Республиканская партия выиграла промежуточные выборы в 1946 году, вернув себе Конгресс на жесткой платформе борьбы с большим правительством.

Трумэну нужно было сделать что-то выдающееся, и он знал это. Как пишет Чарльз Ми, ему нужна была “какая-то большая программа, которая позволила бы ему перехватить инициативу, что-то достаточно большое, что позволило бы ему собрать под своим крылом все традиционные фракции Демократической партии, а также некоторых республиканцев средней руки, что-то такое, что помешало бы республиканской фаланге”, и помогло утвердить его в качестве мирового лидера.

Решение был прямо перед ним: иностранная помощь, пропущенная через корпоративный истеблишмент и прикрытая риторикой противостояния иностранному (но не внутреннему) коммунизму. Он хотел использовать СССР, который был нашим союзником в войне, и превратить его в монстра, которого необходимо уничтожить. Похитив антисоциалистическую риторику у республиканцев, Трумэн надеялся ослабить своих противников и сделать себя героем на мировой арене.

У Трумэна было много соучастников, людей, вошедших в историю как архитекторы Нового мирового порядка. В проекте были задействованы такие известные деятели истеблишмента как Аверелл Гарриман и Чарльз Киндлбергер. Однако, главной фигурой был Дин Ачесон, заместитель государственного секретаря и самый грозный этатист послевоенной эпохи, который разработал план того, как увековечить регулирование военного времени. Ачесон убедил министра ВМС Джеймса Форрестала и специалиста по внутренней политике Кларка Клиффорда показать Трумэну, как он может превратить такую политическую аферу, как иностранная помощь, в идеологическую борьбу на мировой арене.

Малоизвестная бизнес-группа, основанная в 1942 году под названием Комитет экономического развития, была превращена в мозговой центр нового международного порядка — экономический аналог Совета по международным отношениям. Основателями Комитета были руководители ведущих сталелитейных, автомобильных и электротехнических предприятий, которые нажились на корпоративистском этатизме “Нового курса”. Его членский состав частично совпадал с более левой Национальной ассоциацией планирования, которая по своей идеологической ориентации была откровенно национал-социалистической.

Эти группы понимали, что своими доходами они обязаны государственным субсидиям, предоставленным “Новым курсом” и субсидиям на производство в военное время. Они боялись послевоенного будущего, в котором они будут вынуждены конкурировать в условиях свободного рынка. Их личная и институциональная безопасность была поставлена на карту, поэтому они занялись разработкой стратегий поддержания прибыльного этатизма в экономике мирного времени.

Экономические интересы корпораций пересеклись с политическими интересами Трумэна, и родился нечестивый союз между бизнесом и правительством. Они использовали страдания Европы, чтобы набить собственные карманы во имя “восстановления” и обеспечения “безопасности”.

Политизированная международная помощь впервые была опробована в Греции в 1947 году, где к власти угрожали прийти коммунисты. Трумэн увидел в этой ситуации свой шанс и потребовал оказать Греции помощь в 400 миллионов долларов, которую Конгресс одобрил, предполагая, что тем самым он наносит удар по СССР. Однако как раз в тот момент, когда деньги были направлены группам со специальными интересами, члены Конгресса узнали, что “русская связь” греческой коммунистической партии была фальшивой. Как оказалось, Греция, как и любая европейская страна, просто хотела получить деньги.

Несмотря на это, доктрина международного вэлфера Трумэна оказалась привлекательной и случай с Грецией стал рабочим сценарием для будущих миллиардных раздач. В течение следующих пяти лет “деньги Маршалла” развратили почти все христианско-демократические партии Европы, превратив их в копии Демократической партии США. Эти политические партии, в свою очередь, создали чудовищные государства всеобщего благосостояния и регулятивного контроля, которые и сегодня препятствуют экономическому росту Европы.

На волне успеха в Греции Дин Ачесон сформировал специальный комитет для поиска “ситуаций в других странах мира”, которые “могут потребовать аналогичной, технической и военной помощи с нашей стороны”. Без особых усилий специальный комитет смог классифицировать большую часть Европы как нуждающуюся в срочной экономической помощи. Комитет обнаружил нехватку практически всего, и, в частности, долларов для покупки товаров у корпоративной Америки. Мифическая “нехватка долларов” (как будто торговля возможна только в мире, переполненном долларами) стала кризисом момента.

Фактической целью доктрины Трумэна была интернационализация “Нового курса” — мечты каждого бюрократа. Как сказал в своих мемуарах министр внутренних дел Джулиус Круг, план Маршалла, “необходимый для сохранения нашей собственной производительности и процветания и обеспечения их непрерывности”, представлял собой Tennessee Valley Authority (“Управление долины Теннеси” — один из крупнейших проектов “Нового курса” и хрестоматийный пример неэффективности государственного регулирования, — прим.ред.) в мировом масштабе. “Это как если бы мы создавали TVA каждый вторник”.

Тем не менее, даже после голосования по Греции опросы показывали огромную общественную оппозицию любым иностранным подачкам. На одной из встреч лидер республиканского большинства в Палате представителей Чарльз Халлек прямо сказал Трумэну: “Вы должны понимать, что существует растущее сопротивление этим программам. Я был на избирательных участках, и я знаю. Людям это не нравится”.

Банда Трумэна уже подумала об этом. За несколько месяцев до голосования Трумэн собрал руководителей крупнейших корпораций, чтобы привлечь их к участию в этом деле. В состав этого организационного комитета, созданного на основе Комитета экономического развития, вошли, среди прочих, Хиланд Ватчеллер, президент корпорации Allegheny-Ludlum Steel; У. Рэндольф Берджесс, вице-председатель National City Bank of New York; Пол Г. Хоффманн, президент Studebaker Corp. (и позже управляющий фондами Маршалла), а также секретари-казначеи AFL и CIO.

Во главе корпоративного движения за надежную прибыль стоял Уилл Клейтон, техасский хлопковый импресарио, чей бизнес должен был пережить удивительный бум, субсидируемый налогами. Последняя мировая война уже сделала его компанию второй по величине хлопкоторговой компанией в мире. В отличие от своих конкурентов во времена “Нового курса”, он был достаточно умен, чтобы перенести свои операции в Бразилию, Мексику, Парагвай и Египет. К началу Второй мировой войны он продавал 15 процентов мирового урожая хлопка.

Когда война закончилась, он включился в кампанию в тылу. Став заместителем государственного секретаря по экономическим вопросам в 1947 году, Клейтон увидел свой шанс в международной помощи. “Давайте сразу признаем”, — сказал он в защиту идеи иностранной помощи: “Нам нужны рынки — большие рынки, на которых можно покупать и продавать”. Вот основная идея всей такой помощи. Цель заключается не в помощи иностранным государствам, а в вознаграждении отечественных транснациональных корпораций, которые фактически получат эти деньги в процессе покупки правительством политического влияния за рубежом.

Ничто не было оставлено на волю случая. Ачесон работал с корпоративной элитой и Госдепартаментом, чтобы создать якобы низовую организацию под названием “Гражданский комитет за план Маршалла”. До тысячи ораторов, представлявших эту группу, ездили по стране, чтобы заручиться поддержкой граждан. Она также готовила обращения в Конгресс от других организаций в пользу пакета помощи. Как сказал Аверелл Гарриман нескольким европейским послам во время визита в британское посольство, они еще не видели ничего равного “потоку организованной пропаганды, который собирается развернуть администрация”.

Уилл Клейтон в этой компании был спикером, отвечавшим за экономические аргументы. Как ни странно, он превозносил план Маршалла как триумф “свободного предпринимательства”. Более того, он сказал, что если коммунизм придет в Европу, “я думаю, что ситуация, с которой мы столкнемся в нашей стране, будет очень серьезной”. Нам “придется перестраивать и перенастраивать всю нашу экономику, если мы потеряем европейский рынок”.

С приближением даты голосования тезисы кампании становились все более экстремальными, а участие в ней СМИ, корпораций, банкиров и правительственной элиты, делало пропаганду все более истеричной. Нам говорили, что наступит депрессия. США подвергнутся бомбардировкам. Начнется новая война, если пакет помощи провалится. Наша ситуация так же мрачна, как и положение Франции в 1938 году. Если план не примут, американская жизнь, какой мы ее знаем, немедленно закончится.

Как только план был принят (даже Тафт голосовал “за”), корабли с товарами вышли в открытое море. В любой момент времени в течение следующих нескольких месяцев 150 судов перевозили в Европу пшеницу, муку, хлопок, шины, буру, буровое оборудование, тракторы, табак, запчасти для самолетов и все остальное, до чего могли дотянуться крупные отечественные производители.

Как и в случае с большинством товаров, поставляемых в рамках плана Маршалла, американские производители имели преимущество: 50 процентов товаров должны были отправляться на американских судах. Экспорт нефти в Европу резко возрос, хотя импорт из Европы был сокращен на одну треть. При распределении помощи был сделан перекос в пользу готовой продукции, чтобы не дать европейским предприятиям конкурировать с американскими производителями на более низких этапах производства.

Идя по стопам Рузвельта, Трумэн сумел превзойти своего предшественника, создав новое бюро — Администрацию экономического сотрудничества — для распределения помощи. В нем также работали руководители крупных промышленно-корпоративных предприятий, которые могли получить выгоду за государственный счет. Пол Хоффман возглавил эту группу и раздал миллиарды богатым корпорациям. Как резюмирует историк Энтони Кэрью, план Маршалла “во всех основных отношениях был деловой организацией, управляемой бизнесменами”. (Хоффман позже стал главой крайне левого Фонда Форда).

Больше всего помощи было использовано европейскими правительствами для закупок по искаженным ценам на американские налоговые доллары. Борьба за эти налоговые доллары между американскими корпорациями была позорным зрелищем, низшей точкой в истории американского бизнеса. Снова и снова Конгресс вмешивался, чтобы дать корпоративной Америке то, что она действительно хотела: новые ограничения, которые направляли деньги плана Маршалла на закупки американской нефти, алюминия, древесины, текстиля и машин.

Помощь также использовалась для прямого субсидирования конкретных фирм в странах-получателях, независимо от того, существовали ли жизнеспособные рынки для их продукции. Фирмы получали деньги, потому что их дальнейшее существование искусственно поддерживало политику “полной занятости”. А поскольку американские профсоюзные группы принимали самое непосредственное участие в выборе тех, кто получит деньги, львиная их доля доставалась компаниям с закрытыми профсоюзами, что парадоксальным образом ограничивало способность рынков труда приспосабливаться к новым экономическим реалиям.

С экономической точки зрения, план Маршалла был основан на этатистском взгляде на инвестиции. Американское правительство узнавало о текущих потребностях европейских стран, и США удовлетворяли их. Не было даже намека на мысль о том, что экономический рост удовлетворит эти потребности. В конце концов, это и произошло, но только после того, как был прекращен велфер по плану Маршалла, и местные производители смогли найти рынки сбыта для своей продукции.

В результате произошло крупнейшее в истории США перераспределение богатства от налогоплательщиков к корпорациям в мирное время. И экспортировались не только доллары. В рамках масштабной и финансируемой за счет налогов “программы технической экспертизы” европейские предприниматели приезжали в США, чтобы получить уроки управленческой практики, посещая в основном захваченные профсоюзами автомобильные компании, электростанции и огромные фермерские хозяйства — самые социалистические из американских секторов.

В общей сложности, план Маршалла выделил 13 миллиардов долларов, или почти 100 миллиардов долларов в сегодняшних долларах. Этого было достаточно, чтобы прочно закрепить американские компании на европейских рынках, особенно в Великобритании, Франции и Германии. Американские компании доминировали в таких отраслях, как производство обуви, молока, зерна, машин, автомобилей, консервов, нефтепереработка, производства замков и ключей, полиграфии, шин, мыла, часов, сельскохозяйственной техники и многого другого.

Это были просто пузыри процветания, принудительные инвестиции, созданные благодаря инсайдерским сделкам худшего сорта. Известно, что Хоффман работал в постоянном страхе, что мошенничество выйдет на поверхность. Он боялся, что какой-нибудь предприимчивый журналист разоблачит все это дело, последуют слушания, и план будет дискредитирован. Этого так и не произошло.

Через год после того, как план Маршалла начал высасывать частный капитал из экономики, в США началась рецессия, — предсказание сторонников плана свершилось с точностью до наоборот. Между тем, помощь не помогла Европе. Европу восстановило освобождение от контролируемых цен, сдерживание инфляции и ограничение власти профсоюзов — то есть свободный рынок. Как признал даже Хоффман в своих мемуарах, помощь на самом деле не помогла экономике Европы. Основная польза была “психологической”. Можно сказать, весьма дорогостоящая терапия.

Фактическим наследием плана Маршалла стало значительное расширение правительства внутри страны, начало риторики холодной войны, которая будет поддерживать государство всеобщего благосостояния и войны в течение 40 лет, постоянное присутствие войск во всем мире и целый корпоративный класс, находящийся на содержании у Вашингтона. Это также создало у правящей элиты Вашингтона веру в то, что она может обманом заставить общественность поддержать что угодно, включая идею о том, что правительство и связанные с ним группы интересов должны управлять миром за счет налогоплательщиков.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев