Закрытие центрального банка Аргентины: ответ профессору Хюльсманну

В недавнем комментарии профессор Хюльсманн отвечает на мою статью (наш перевод), в которой я говорю о классификации денег Людвигом фон Мизесом на товарные, кредитные и фиатные — и применяю эту концептуальную схему к случаю Аргентины в декабре 2023 года, когда Хавьер Милей вступил в должность.
Важно тщательно различать теорию и историю. Теория универсальна и априорна; она предоставляет концептуальную структуру для интерпретации случайных исторических событий. Историки применяют теорию к конкретным случаям, чтобы осмыслить прошлое.
Профессор Хюльсманн не соглашается с моей исторической интерпретацией и контрфактическим анализом, в частности — в вопросе о том, что бы произошло со спросом на песо, если бы Хавьер Милей закрыл центральный банк в свой первый день на посту. Я утверждаю, что аргентинцы уже находились в процессе отказа от песо в пользу доллара, и что закрытие центрального банка ускорило бы этот процесс. Песо перестал бы функционировать как деньги, его покупательная способность приблизилась бы к нулю — точка зрения, которую профессор Хоппе по меньшей мере косвенно поддержал («Песо исчезнет. И это хорошо… Тогда люди будут использовать доллары вместо песо». — Хоппе 2024, PFP279, Мин. 36). Однако профессор Хюльсманн не разделяет этой интерпретации гиперинфляционного коллапса цен в песо. В рамках своей контрфактической оценки он поднимает несколько интересных теоретических вопросов. Я рассмотрю четыре из них и закончу фактическим уточнением.
1. Закрытие центрального банка и денежная масса
Профессор Хюльсманн утверждает, что если бы центральный банк Аргентины был закрыт в первый день правления Милея, то невыплаченные кредиты центрального банка коммерческим банкам «не были бы продлены, и денежная масса рухнула бы».
Это верно: если бы центральный банк исчез, вместе с ним исчезли бы и его кредиты коммерческим банкам. Последние списали бы соответствующие активы и пассивы со своих балансов. Требования к резервам также исчезли бы. Таким образом, исчезновение самого центрального банка не создало бы дефляционного давления через регулирование резервов.
Однако сокращение кредитования могло бы произойти, если бы коммерческие банки, опасаясь набега вкладчиков, добровольно повысили свои резервные коэффициенты, или если бы убытки по обязательствам центрального банка напрямую спровоцировали такой набег. В этом случае банки сократили бы кредитование, как указывает профессор Хюльсманн. Тем не менее, поскольку профессор Хюльсманн обсуждает крах банковской системы и его дефляционные последствия в своём третьем пункте, остаётся неясным, чем по сути отличаются его второй и третий аргументы.
Более того, в Аргентине одним из основных индикаторов, способных побудить банки к ограничению кредитования, является сам валютный курс. Резкий рост цены доллара сигнализирует о надвигающемся банковском кризисе. По мере обесценивания песо вкладчики предчувствуют дальнейшие потери и спешат изъять средства, чтобы обменять их на доллары, что заставляет банки отзывать кредиты и сокращать выдачу займов. Таким образом, крах спроса на песо — и последующий всплеск цен в песо — предшествует, а не следует за сжатием кредитования. Эта последовательность подчёркивает, что денежные кризисы развиваются через ожидания: участники адаптируют свои денежные остатки в предвкушении дальнейшей девальвации, поддерживая тем самым снижение спроса, которое запускает спираль.
2. Крах банковской системы
Крах аргентинской банковской системы усилил бы неопределённость и тем самым увеличил бы спрос на деньги. Однако исторически в Аргентине периоды неопределённости всегда приводили к росту спроса на доллары США, а не на песо. С исторической точки зрения отсюда следует, что даже если крах банковской системы и сократил бы количество песо в обращении, он одновременно ускорил бы долларизацию — процесс, который уже был в разгаре.1
3. Теоретические причины гиперинфляции
Наиболее интересный теоретический вопрос касается причин гиперинфляции, понимаемой как ситуация, при которой цены в терминах данной валюты стремятся к бесконечности, то есть денежная единица полностью теряет покупательную способность. Происходит демонетизация. Профессор Хюльсманн пишет:
«В понимании Филиппа Багуса, между снижением спроса на деньги и гиперинфляцией — всего один шаг. Но гиперинфляция возникает не только из-за потери доверия, а из-за сочетания потери доверия и резкого увеличения денежной массы».
Эта точка зрения подразумевает, что гиперинфляция — или демонетизация — невозможна, если предложение денег остаётся постоянным.2 В таком случае даже фиатные деньги вроде песо, при фиксированном объёме эмиссии, не могли бы быть полностью отвергнуты, поскольку их ограниченное количество предотвратило бы полную утрату спроса. Но такое заключение кажется маловероятным.
Ключевой момент здесь заключается в том, что снижение спроса на деньги эквивалентно увеличению их предложения. Таким образом, даже при постоянном номинальном объёме песо, гиперинфляция может возникнуть, если спрос на песо рухнет до нуля.
Фиатные деньги в конечном счёте держатся на доверии3 — на ожидании, что другие примут их в обмен. Без этого доверия деньги превращаются в бумагу. Как только доверие начинает разрушаться, может начаться самоподдерживающаяся спираль: снижение доверия уменьшает спрос на деньги, снижает покупательную способность, что, в свою очередь, ещё больше подрывает доверие. Даже при фиксированном предложении фиатная валюта может полностью утратить свою денежную функцию, если сеть взаимного признания разрушится.
4. Переходные меры и роль государства
Профессор Хюльсманн высказывает проницательное замечание относительно роли государства в период денежной реформы:
«Главная задача любого реформатора — предвидеть социальные волнения и предпринять временные меры помощи наиболее уязвимым слоям в переходный период».
Он, по-видимому, предполагает, что налоговое перераспределение может быть оправдано на этом этапе. И действительно, для либертарианцев и анархо-капиталистов, стремящихся перейти от современного этатистского порядка к свободному обществу, проблема перехода является нетривиальной. Следует ли отменять все государственные вмешательства немедленно, или некоторые из них следует временно сохранить, чтобы избежать социального взрыва?
В течение первых месяцев правления Милея (до июня 2024 года) широкая денежная база продолжала расти. Резкое прекращение монетарного финансирования, по мнению некоторых наблюдателей, могло бы спровоцировать беспорядки. Профессор Хюльсманн, похоже, предполагает, что ограниченное налогообложение могло бы быть лучшим переходным инструментом, чем продолжение денежной эмиссии. Я не стремлюсь дать окончательный ответ на этот вопрос, но отмечу, что обе стратегии предполагают государственное вмешательство — либо через инфляцию, либо через налогообложение.
5. Государственный долг и валютный режим в Аргентине
В конце своего комментария профессор Хюльсманн цитирует посткейнсианского марксиста Яниса Варуфакиса. Эта цитата может невольно создать впечатление, что заявление Варуфакиса является фактически точным. Варуфакис утверждал, что Милей «занял кучу миллиардов долларов, положил их на уже невыносимую кучу государственного долга, чтобы помешать денежному рынку свободно определить курс национальной валюты».
На самом деле Милей не занимал «кучу миллиардов долларов» — он, напротив, сократил государственный долг. Его правительство добилось профицита бюджета уже в январе 2024 года, всего через месяц после вступления в должность, и с тех пор поддерживает его. Вместо того чтобы наращивать чистую государственную задолженность, администрация просто рефинансировала обязательства, унаследованные от предыдущих правительств. Фактически, при Милей национальный государственный долг был сокращён примерно на 40 миллиардов долларов США, а соотношение долга к ВВП резко упало — со 154,6 % в 2023 году до 84,65 % в 2024-м. Что касается валютного режима, он движется в правильном направлении — к большей денежной свободе. Валютный контроль и «cepo cambiario» в значительной степени были отменены, что позволило всё больше либерализовать валютный рынок.
Заключение
Я благодарен профессору Хюльсманну за его вдумчивые и стимулирующие замечания. Мы согласны во многих вопросах, а там, где наши позиции расходятся, поднимаются действительно важные теоретические проблемы. Наши исторические интерпретации ситуации различаются главным образом потому, что мы по-разному расставляем акценты в отношении важности базовых факторов. Профессор Хюльсманн считает, что сжимающее воздействие краха банковской системы имеет большее значение, тогда как я подчёркиваю крах доверия.
Я полностью разделяю его надежду на то, что недавняя электоральная победа движения Хавьера Милея проложит путь к подлинной денежной реформе.
Профессор Хуэрта де Сото изложил свой план реформы:
-
Введение 100-процентного резервного обеспечения для депозитов до востребования (и срочных вкладов сроком до одного месяца, которые можно считать эквивалентными).
-
Погашение наличных денег и депозитов в долларах США — полная долларизация.
-
Упразднение центрального банка.
Такая реформа стала бы решительным шагом к восстановлению денежной стабильности, подлинной экономической свободе и возвращению величия Аргентине.
Перевод: Наталия Афончина
Редактор: Владимир Золоторев
-
Есть ещё один момент, заслуживающий внимания. Гипотетическое закрытие центрального банка в первый же день мотивировано желанием отменить все государственные вмешательства в сферу денег. После устранения центрального банка — монополистического эмитента базовых денег — правовая монополия на выпуск песо исчезнет. В принципе, любой сможет печатать банкноты песо. На практике же доверие к таким банкнотам, скорее всего, исчезнет полностью. Это может ускорить отказ от песо. ↩︎
-
Возможно, профессор Хюльсманн не согласится с тем, что демонетизация означает гиперинфляцию. Однако конечный результат в обоих случаях — исчезновение покупательной способности валюты; как это назвать — «гиперинфляцией» или «демонетизацией» — в конечном счёте вопрос терминологии. Важно — потерял бы песо покупательную способность, если бы центральный банк был закрыт в первый день. ↩︎
-
О важности доверия для спроса на фиатные деньги см. Ротбард (2008 [1973], The Mystery of Banking, стр. 65–66): «Неосязаемым, но крайне важным фактором, определяющим спрос на деньги, является базовое доверие, которое публика или рынок питают к самим деньгам. Так, попытка монголов ввести бумажные деньги в Персии в XII–XIII веках провалилась, потому что никто не стал их принимать. У публики не было доверия к бумажным деньгам, несмотря на грозные и насильственные указы, характерные для монгольского правления. Следовательно, спрос на такие деньги был равен нулю… Доверие к деньгам может быть утеряно так же, как и приобретено… Доверие публики к бумажным деньгам и, следовательно, спрос на них зависит от конечного доверия — или его отсутствия — к жизнеспособности эмитирующего правительства». См. также Салерно (2012, «Ludwig von Mises as a Currency School Banker», Procesos de Mercado, т. 9, №2, стр. 13–49): «В частности, циркуляция товарных или фиатных денег не зависит от особого доверия к их производителю; кроме того, внешние деньги не подчиняются принципу “угасания бренда” в той же степени, что и банкноты или депозиты…» // [Он добавляет в примечании 28:] «Это не означает, что ценность фиатных денег не может быть уничтожена гиперинфляцией или исчезновением эмитирующего правительства в результате революции или войны; или даже что ценность товарных денег, таких как золото, не может приблизиться к нулю, если технологический прогресс радикально изменит условия их редкости». [стр. 38, курсив мой] // Таким образом, Салерно признаёт, что ценность фиатных денег может упасть до нуля даже без огромного увеличения их количества — например, если исчезает само эмитирующее правительство. Это означает, что крах доверия и институциональной основы принуждения — достаточные условия для демонетизации. ↩︎