Liberty Education Project


Knowledge Is Freedom
Питер Эрл
Как жители Тебриза сказали хану: «Довольно!»

Люди по всему миру – в США, еврозоне, Азии, Африке, на Ближнем Востоке и в других местах – в данный момент ощущают на себе неминуемые последствия беспрерывного увеличения количества фиатных денег. В ответ на эти действия возникло глобальное движение, направленное на то, чтобы найти решение спровоцированной центральными банками проблемы ухудшения уровня жизни, покупательной способности, перспектив занятости и экономической стабильности в целом.

В Соединенных Штатах этот поиск осуществляется двумя абсолютно разными – хотя и одинаково безнадежно наивными и недостаточно проинформированными в экономическом плане – политическими движениями: многочисленным движением «Захвати Уолл-стрит» и так называемым «Движением чаепития». Но, в конечном итоге, обе группы пресмыкаются перед государством, поклоняясь либо его welfare, либо warfare.

Являются ли логически последовательными действия активистов, апеллирующих напрямую к представителям политического класса и центральных банков, – лицам, непосредственно несущим ответственность за текущее тяжелое положение в области экономики? Экскурс в историю может открыть для нас существование некоторых альтернатив, и об одной из них мы и будем говорить дальше.

Начиная с 1206 года, монгольские завоеватели захватили западную и восточную часть Центральной Азии и стали самой большой империей в мировой истории. По мере того как империя росла, завоеванные территории административно организовывались в «подцарства», в которых власть хана устанавливалась, в соответствии с местными политическими и культурными особенностями. Одним из таких «подцарств» было государство Хулагуидов, которое занимало часть территории современных Ирана, Ирака, Сирии, Турции и Афганистана. Центр власти «подцарства» находился в городе Тебриз.

В 1291 году на трон государства Хулагуидов взошел бывший правитель Анатолии Ринчин Доржи Гайкату. Как и большинство политиков, Гайкату был безрассудным транжирой, он находил огромное количество поводов, чтобы промотать содержимое казны в попытках укрепить свою власть. Он щедро платил несторианам, христианской секте, которая боролась против господства зороастрийцев на части территории современного Ирака. Таким образом он, скорее всего, инвестировал в свои планы относительно их помощи в еще одном проекте – предполагаемом, но так и не осуществленном завоевании Багдада.1 Но больше всего Гайкату был знаменит своими колоссальными растратами на личные причуды и дебоширство.2 Вследствие всего этого, к 1294 году казна государства опустела, а само государство оказалось на грани банкротства.

Конечно же, – опять, как и большинство политиков, – Гайкату просто начал облагать население катастрофическим количеством налогов, десятин и взносов, выдаивая из людей средства. Но внезапно начавшаяся чума рогатого скота помешала правительству осуществить свою обычную разорительную для людей тактику.3 В панике, Гайкату попытался пополнить казну за счет продажи бондов в Багдаде и Ширазе. Но древнее и освященное веками бюро кредитной информации – репутация – помешало его стараниям, оставив большую часть вверенной ему территории в состоянии, близком к финансовому краху.4

После этого Гайкату начал искать пути, как рекапитализировать опустошенные хранилища государства Хулагуидов.

Тем временем, ему подвернулся случай, который помог осознать всю пользу от беспорядочно сваленной во дворе кучи дерева. Казначей Иззудин Музаффар обратился к нему с речью, в которой описал эксперимент, осуществленный китайцами 20 лет назад. Этот эксперимент предполагал использование пергамента, изготовленного из коры тутового дерева. Именно благодаря ему возникла бумажная валюта, которую можно было печатать в таком количестве, в каком этого требовали выполнение государственных проектов или капризы души.5

Воодушевленный этим докладом, не желая терять ни минуты, Гайкату приступил к делу. Он пригласил к себе из Китая посла Хубилай-хана для получения консультаций. Первым делом была создана сеть пунктов, где начал работать персонал, занимающийся ксилографией и одновременно собирающий на этих пунктах металлические монеты. Золотых и серебряных дел мастерам было приказано немедленно прекратить свою деятельность.6 Затем была придумана новая бумажная валюта. На ней изобразили характерные для Китая знаки (для убеждения других в ее надежности) и исламские регалии (расчет на чувствительность местного населения).

На банкнотах были размещены штампованные надписи, говорившие о том, что с выпуском этих денег «исчезнет бедность, продукты [станут] дешевле, а бедные и богатые [будут] равны».7

Махинации Гайкату затмили своими масштабами действия его китайских предшественников. Его план, направленный на избежание банкротства, вышел далеко за пределы обычного пополнения казны, превратившись в

схему … с помощью которой можно было не [только] поспособствовать денежному обороту, но также и подавить и вытеснить золотые и серебряные деньги … целью была монополизация властью всех ценных металлов.8

В то время как за два десятилетия до этого китайцы просто использовали бумажные деньги как дополнение к монетам из ценных металлов, целью Гайкату была замена всех находящихся в обороте государства металлических денег бумажной валютой под названием чау.9

В конце концов, на улицах Тебриза глашатаи стали громко зачитывать серию указов. Первым из них запрещалось любое использование любых металлических денег: потребителям, производителям и посредникам отныне было приказано совершать операции исключительно с новой валютой. Все жители государства должны были обменять свои металлические монеты на бумажные купюры. Конечно же, понимая, что люди инстинктивно (и мудро) не захотят продавать известные им, проверенные деньги за только что созданные, неиспытанные средства, штрафом за неповиновение назначили смерть (иностранные торговцы тоже должны были обменивать свои монеты на границе государства). Но еще более высокая мера наказания была назначена для тех, кого заставали за порчей денег, или тех, кто препятствовал процессу выпуска бумажных денег. Для этих людей приговором являлась не просто смертная казнь – казнили всю семью нарушителя, полностью конфискуя все его имущество.10

Эдвард Томас подвел итог:

побуждения [Гайкату], и это очевидно, были недобрыми … прикрываясь тем, что делает добро, он с самого начала совершал явно незаконные поступки, которые ассоциируются с тиранией и принуждением.11

Все это сопровождалось пропагандистской кампанией. Если валюта чау охватит весь мир, Слава Империи будет бессмертна. - гласили надписи, сделанные по всему королевству 12

Тебриз был испытательной площадкой для чау. В течение первых нескольких дней после оглашения приказов Гайкату и начала распространения новой валюты население бунтовало, вспыхнуло несколько восстаний. Предприниматели, ремесленники, торговцы и крестьяне, жившие на территории Монгольской империи, может и были не знатного происхождения, но они точно не были простаками. После официального послания правителя они «погрузились в океан раздумий и потрясений … невозможно было бы записать все дискуссии, которые породили эти указы».13

«Стараясь противостоять этой архаичной версии количественного смягчения (QE — политика ФРС, направленная на рост денежной массы, - ред.), граждане Тебриза ответили оказанием мер противодействия, в основном заключавшихся в качественном ужесточении».

И тут все затихло.

Вместо того чтобы избавляться от подозрительных бумажных талончиков, жители Тебриза либо убегали из города, либо оставались, но существовали за счет продовольственных запасов «на черный день» или иногда совершали набеги на сады соседей, которые уехали. Торговцы отказывались совершать сделки или торговать, палатки на рынках пустовали. Всего за несколько дней наполненные когда-то жизнью улицы и рынки Тебриза стали «дикой местностью», где не совершались никакие торговые операции.14 Появились черные рынки: глубокими ночами, тихо и быстро совершались все сделки.15 Результатом стал экономический крах, которого Гайкату так хотел избежать и который наступил, в буквальном смысле, за один день. Эффект его распространился далеко за пределы Тебриза: персидский ученый-энциклопедист Рашид ад-Дин Табиб писал, что это происшествие «уничтожило Басру» за 850 миль от Тебриза.16

Гайкату пошел на попятную. Сначала он и его советники снова разрешили использование металлических денег, хоть и в ограниченном количестве, а вскоре после этого совершенно отменили бумажную валюту. Граждане Тебриза, все же, без особого удовольствия приняли то, что случилось, и даже после возврата в оборот металлических денег и улучшений в экономике «[казначей Музаффар] был разорван на части толпой, [а Гайкату] был свергнут и приговорен к смерти советом старейшин» через несколько месяцев.17

Находчивость людей поражала:

бумажные деньги мгновенно обесценились как средство обмена … в некоторых районах … конь, который стоил 15 динаров, продавался за 150. Все караваны остановились.18

Этот эпизод оставил неизгладимый след в культурной и институциональной памяти персов, передаваясь из поколения к поколению. В последние дни Первой мировой войны Уильям Фредерик Сполдинг так писал об этом происшествии:

Полученный урок оказался полезным, и, как мы убедились, все последующие [персидские] правительства никогда всерьез не задумывались о том, чтобы снова ввести в оборот бумажные деньги под своим покровительством. 19

Вместо того чтобы призывать к повторному проведению неуместных денежных либо фискальных мероприятий или проводить бурные бесполезные протесты, персы, каждый по отдельности, – а в итоге все вместе, – повернулись спиной к правительству в ответ на придуманную им уловку. Стараясь противостоять архаичной версией количественного смягчения, граждане Тебриза ответили оказанием мер противодействия, в основном заключавшихся в качественном ужесточении.

Позитивным шагом является то, что впервые за почти столетие люди во всем мире пытаются узнать правду о принципах работы центральных банков и скептически относятся к давнему и распространенному отождествлению валюты (посредника при обмене) и денег (средства сбережения), однако любая надежда на реформу меркнет, когда дискуссии о ней возникают среди заслуживающих лишь порицания, неэффективно действующих политических деятелей.

Французский судья и писатель Этьен де ла Боэти в 1550 году советовал тем, кто ищет свободы,

принять решение больше не служить, и … тогда можно будет мгновенно освободиться. Я не призываю вас положить свои руки на тирана и повалить его, а просто не поддерживать его больше; тогда вы посмотрите на него как на гигантского Колосса, который упал из-за собственного веса и разбился на куски, как только из-под него исчез его пьедестал.20

Персы из Тебриза, центра власти государствеа Хулагуидов, вернули в свои жизни здравый смысл и баланс благодаря лишь тому, что повернулись спиной к Гайкату, когда тот пытался воплотить в жизнь свой коварный план. Они сделали это без петиций, выборов, разглагольствований, референдумов, постановочных «демонстраций», политических убийств или кровавой, опустошительной революции. Простое непринятие новой валютной системы показало, чем она – и режим, который ее создавал, – была на самом деле: принудительно навязанной, грабительской выдумкой.

Перевод Ирина Черных. Под редакцией Владимира Золотарева


  1. Арабский историк Ахмад ибн Али Макризи пишет о том, что Гайкату, задумывая военную кампанию с целью захвата Ирака, также вступал в словесную войну с мамлюкским султаном Египта аль-Ашраф Халилом, угрожая вторгнуться в Левант и завоевать его. ↩︎

  2. Edward Granville Browne, A History of Persian Literature under Tartar Dominion (London: Cambridge University Press, 1920), с.37. ↩︎

  3. David Morgan, The Mongols (Oxford: Blackwell Publishing, 1986), с. 165. ↩︎

  4. William F. Spalding, Eastern Exchange Currency and Finance (London: Sir Isaac Pitman and Sons, 1917), с. 97. ↩︎

  5. Henry V. Poor, Resumption and the Silver Question (New York: H.V. and H.W. Poor, 1878), с. 140. ↩︎

  6. Ibid, с. 145. ↩︎

  7. Daniel J. Boorstin, The Discoverers (New York: Random House, 1983), с. 503. ↩︎

  8. Edward Thomas, The Chronicles of the Pathan Kings of Delhi (London: Trubner & Co, 1871), с. 242. ↩︎

  9. Poor, 145. ↩︎

  10. Pringle Kennedy, A History of the Great Moghuls; или A History of the Badshahate of Delhi (Calcutta: Thacker, Spink & Co, 1905), с. 51. ↩︎

  11. Thomas, с. 240–241. ↩︎

  12. Browne, 38. ↩︎

  13. Journal of the Institute of Bankers, Том 13 (London: Blades, East & Blades, 1892), с. 25. ↩︎

  14. Journal of the Institute of Bankers↩︎

  15. Наиболее забавный и живой отрывок текста у Сполдинга повествует о том, как сразу же после выпуска чау и опустения Тебриза грабители стали охотиться на граждан, у которых были настоящие, твердые деньги, и демонстрируя настоящий сарказм, они никогда не оставляли своих жертв с пустыми руками: они «платили» за украденное новыми, санкционированными правительством бумажками! ↩︎

  16. Jaquir Iqbal, Islamic Financial Management (Delhi: Global Village Publishing House, 2009), с. 154. ↩︎

  17. George N. Curzon, Persia and the Persian Question (London: Longmans, Green & Co, 1892), с. 478. ↩︎

  18. Spalding, 97. ↩︎

  19. Spalding, 98. ↩︎

  20. Etienne de la Boetie, The Politics of Obedience: The Discourse of Voluntary Servitude (Auburn: Ludwig Von Mises Institute, 2008), с. 47. ↩︎