Заголовок New York Times от 2 мая 2024 года гласил: «Первое антимонопольное дело в эпоху интернета подходит к концу. Решение судьи, вероятно, станет прецедентом для других попыток обуздать технологических гигантов, контролирующих информацию, социальные взаимодействия и коммерцию». В центре этого дела находилось доминирующее положение Google на рынке поисковых систем. Правительство утверждает, что Google нечестно конкурировал, выплачивая Apple и другим компаниям миллиарды долларов, чтобы поисковая система Google автоматически использовалась на смартфонах и в веб-браузерах. В ответ Google утверждает, что потребители выбирают их поисковик, потому что он является лучшим. Google — не единственная компания, попавшая в прицел антимонопольных регуляторов: в последние годы подобные претензии выдвигались к Microsoft, Apple, Meta и Amazon. Как сообщает NYT, в 2021 году Google направил 26,3 миллиарда долларов на обеспечение своего положения в качестве поисковика по умолчанию в браузерах, таких как Safari от Apple и Firefox от Mozilla. Это гарантирует, что пользователи будут автоматически выбирать именно Google, что и было отмечено в ходе судебного разбирательства.

В 2020 году министерство юстиции США в иске против Google утверждало, что эти контракты были составлены для защиты монополии компании в сфере поисковых систем и препятствия конкуренции других поисковиков, таких как Bing от Microsoft и DuckDuckGo. Генеральный директор Microsoft Сатья Наделла выразил обеспокоенность доминированием Google, назвав интернет «Сетью Google» и предсказав, что в будущем Google сможет использовать аналогичные стратегии для установления господства в развивающейся области искусственного интеллекта. Иронично, но аналогичные обвинения в доминировании и злоупотреблении властью предъявлялись Microsoft в 1990-х годах. Тогда генеральный директор Sun Microsystems Скотт Макнили заявил: «Никто не должен владеть алфавитом… Вы не должны иметь права брать деньги за изобретение новых букв алфавита, таких как N и T», имея в виду Windows NT от Microsoft.

Во всех сферах бизнеса люди и компании стремятся к совершенству и господству. Предприниматели мечтают стать следующей «акулой» в шоу Shark Tank или стать новым Стивом Джобсом, Биллом Гейтсом, Джеффом Безосом или Илоном Маском. Любители спорта грезят о том, чтобы стать следующей суперзвездой НФЛ, НБА, МЛБ или НХЛ. Этот дух соревнования, коренящийся в стремлении к успеху, стимулирует инновации и приносит пользу всему обществу. Когда кто-то добивается большого успеха, он не только преуспевает сам, но и приносит пользу миллионам потребителей, предоставляя товары или услуги, которые улучшают их жизнь.

Антимонопольное законодательство якобы существует для поддержания конкурентной рыночной экономики; однако на практике оно часто используется правительством как инструмент наказания за успех. Неудивительно, что законы об антимонопольной политике поддерживаются менее успешными компаниями против более сильных конкурентов. Кроме того, слова «контроль» и «власть» часто неправомерно употребляются в отношении бизнес-деятельности. Такие компании, как Google, Apple, Amazon, Meta и Microsoft, нередко представляются монополиями, обладающими контролем и властью. Однако это искажает суть того, что такое настоящая конкуренция. Стремление «уничтожить» конкурентов — это цель доминирования на рынке. Попытки помешать другим компаниям успешно заключать сделки с конкурентами — это вовсе не антиконкурентное поведение. Напротив, это яркий пример реальной конкуренции. Сила и контроль предполагают принуждение; но в случае Google и других «технологических монополий» они не могут заставить людей пользоваться их услугами. К сожалению, этот момент часто игнорируется стандартными учебниками экономики и экономистами, которые называют себя сторонниками «свободного рынка».

Пока государство не вмешивается, бизнес не может заставить потребителей делать что-либо; в конечном счёте успех определяют сами потребители. Как отмечал экономист Людвиг фон Мизес в своей книге Антикапиталистический менталитет, «капитаном является потребитель». Комментаторы часто упускают из виду тот факт, что частные компании не обязаны потребителям ничем, кроме того, что оговорено в договоре. Доминирующее положение любой компании проистекает из ценности продукта, который она предлагает, и это подтверждается добровольным выбором её товаров и услуг потребителями. Именно потребители сделали Google поисковиком номер один, а Apple — наиболее популярным производителем смартфонов. Чтобы было понятно: люди не пользуются сервисами Google, не покупают продукты Apple и не общаются в Facebook из любви или к этим компаниям. Точно так же Билл Гейтс никогда не заставлял никого использовать продукты Microsoft; Марк Цукерберг не принуждал людей заводить аккаунты в Facebook; Сундар Пичаи не заставлял пользователей использовать Google как поисковую систему.

Конкуренция возникает, когда отдельные участники стараются превзойти своих соперников. Антиконкурентно ли это — хотеть не только достичь вершины, но и остаться там единственным? Конкуренция — это процесс соперничества, в котором компании борются за то, чтобы быть лучшими. Это соперничество, у которого нет конечного состояния, может привести как к сосуществованию множества фирм, так и к доминированию одной. Ни тот, ни другой результат не является конкурентным или антиконкурентным. Ни один внешний стандарт не может определить «правильное» число фирм или вариантов для потребителей — и никто не должен иметь права навязать такие стандарты рынку. Настоящая конкуренция — это динамичный процесс, а не статичный момент времени.

Критика, адресованная Google и другим технологическим гигантам — что они отказывают меньшим компаниям в доступе к своим платформам или пытаются полностью устранить более слабых и маленьких конкурентов («раздавить конкуренцию») — упускает из виду тот факт, что это и есть проявление конкуренции. Чтобы прояснить истинное понимание конкуренции с точки зрения свободного рынка, рассмотрим следующие сценарии. Представьте, что Apple отказывает какой-либо компании в размещении её приложения на платформе Apple. Или, например, Starbucks договаривается с владельцем торгового центра, чтобы не допустить туда других конкурентов в кофейном бизнесе. Что, если бы операционная система (например, Windows, Chrome или macOS) не позволяла программам другой компании работать на компьютерах с этой системой? Или если бы Google отдавал предпочтение одним компаниям в поисковой выдаче, а другим — нет?

Во всех этих ситуациях нельзя забывать о святости частной собственности и о том, что это право должно уважаться. Чтобы действительно нанести ущерб, необходимо отнять у другого то, что ему причитается — иначе говоря, лишить чего-то, на что у другой стороны есть право. Но во всех приведённых выше случаях вреда как такового нет — никто не имеет права требовать, чтобы его приложение, кофейня или программа были размещены на чужой частной собственности. Так что если, например, HP или Dell добровольно заключают эксклюзивное соглашение с Microsoft, по которому разрешается использовать только продукты Microsoft и только определённые программы можно загружать на эти компьютеры — при условии, что потребители заранее знают об этом при покупке, — это не будет считаться антиконкурентным поведением. Разумеется, конкуренты в области ПО будут недовольны и, возможно, будут утверждать, что это «несправедливо». Но такое утверждение высокомерно предполагает, что у них есть право распоряжаться частной собственностью другой компании (в данном случае HP или Dell). Пока государство не препятствует входу на рынок и не заставляет одну компанию работать исключительно с другой, нет никакого нарушения, а обвинения в «антиконкурентности» беспочвенны.

Истинные сторонники свободного предпринимательства (капитализма, свободных рынков) выступают против антимонопольного законодательства. Они понимают, что не существует объективной «справедливой» или «разумной» цены, так же как не существует правильного числа фирм. Настоящее конкурентное поведение проявляется, когда компания стремится стать единственным выжившим на рынке. Свобода ассоциации и конкуренция идут рука об руку. Если компания A хочет вести дела только с компанией B, исключая компании C–Z, это её право. Ни одна организация не имеет права требовать сотрудничества с другой.

Единственные настоящие монополии, которые действительно могут применять силу, — это государство или компании, которым государство дало особые привилегии. К сожалению, в интересах многих экономистов и юристов поддерживать антимонопольные законы под предлогом «защиты потребителей и обеспечения конкуренции», чтобы оправдать своё оплачиваемое положение. Но настоящая угроза для потребителей возникает тогда, когда государство пытается «защитить» их от последствий настоящей конкуренции и рыночного успеха.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев