“Все счастливые семьи похожи друг на друга”, — пишет Лев Толстой в классическом романе “Анна Каренина”, — “но каждая несчастливая семья несчастлива по-своему”.

То же самое можно сказать о технократах и их стремлении к централизованному планированию: все счастливые технократы похожи друг на друга, но каждый несчастный гражданин-подчиненный, живущий под их властью, несчастлив по-своему.

Независимо от темы, технократы следуют одной и той же проверенной временем формуле: они находят проблему, которая им не нравится, и обвиняют в ней жадность, рынок или какого-нибудь культового промышленника, после чего решительно предлагают свои “неотложные” политические решения, без которых цивилизация якобы обречена.

Уильям Нордхаус, экономист-эколог и нобелевский лауреат 2018 года, прекрасно справляется с этой ролью. В недавно опубликованной им книге “Дух зелени” он рассказывает о философии и этике “зеленого” мира и о том, как все это может быть применимо к экономике — рынкам, налогам, нормам и к самому пагубному -, внешним эффектам. Какой бы конкретный вопрос ни рассматривал Нордхаус, государственное решение всегда рядом — даже если оно иногда работает через манипулирование рыночными механизмами. В целом, технократы вроде нашего профессора хотят “подталкивать” (nudge), а именно — объявлять вне закона, регулировать и облагать налогами то, что им не нравится, в то же время субсидируя, финансируя и поощряя то, что им нравится.

Несмотря на то, что Нордхаус является одним из авторов известного учебника по экономике, он умудрился грубо извратить несколько экономических концепций. Наиболее вопиющим извращениям подверглись издержки и ценности, проблемы принципала-агента, общественные блага и внешние эффекты. Мы рассмотрим внешние эффекты в этой статье, общественные блага — в следующей, а борьбу Нордхауса с издержками, ценностями и ценами — в последней.

Первая ошибка обнаруживается в самом начале книги (на стр. 2), где мы находим восхваление “смешанных экономик”:

Обществам необходимо сочетать изобретательность частных рынков с фискальными и регулирующими полномочиями правительств. Частные рынки необходимы для обеспечения достаточного количества товаров, таких как пища и жилье, в то время как только правительства могут обеспечить коллективные блага, такие как контроль загрязнения, общественное здоровье и личную безопасность.

Это верно в качестве описания идеологии, которой придерживаются такие интервенционисты, как профессор Нордхаус. Как утверждение о мире, экономике или рынках, это совершенно неверно: существует очень мало коллективных благ; контроль загрязнения окружающей среды может и облегчается в частном порядке или через частные суды, а понятиездоровье или безопасность применимо только к отдельным людям, а не к коллективам.

Большинство других ошибок в тексте Нордхауса вытекают из этих начальных ошибок.

Многообразие форм внешнего урона

Нордхаус рассматривает общественные блага и внешние эффекты как одно и то же: “деятельность, издержки и выгоды от которой выходят за пределы рынка и не отражаются в рыночных ценах”.

Это довольно близко к тому, как многие экономисты думают об этой концепции (независимо от того, считают ли они ее полезной теоретической линзой или нет). Из учебника Грега Манкива мы узнаем, что “экстерналии — это влияние действий одного человека на благосостояние стороннего наблюдателя”; из Википедии - что “экстерналии — это издержки или выгоды для третьей стороны, которая с ними не соглашалась”.

Далее в книге экстерналии получают расширенное толкование. Это “побочный продукт экономической деятельности, который наносит ущерб невинным сторонним наблюдателям”, как в формулировке Манкива. Двумя главами ранее экстерналии возникали, когда затраты на деятельность перекладывались на других людей “без компенсации ущерба этим другим людям”.

Итак, что у нас получается? Все ли виды деятельности влияют на других? Или только рыночная деятельность? Или только рыночная деятельность, против которой возражает стороннее лицо? И являются ли возражающие и не получающие компенсации одними и теми же лицами? Все это слишком неточно для единственного лауреата по экономике окружающей среды, и мы все еще остаемся на уровне общего представления о том, что существует рыночная деятельность, наносящая ущерб невиновной третьей стороне.

Затем Нордхаус начинает оправдывать деятельность правительства с помощью своей вновь приобретенной концепции. Загруженность дорог — это экстерналия. Целый сегмент в книге “Дух зелени” посвящен сетевым экстерналиям, примером которых может быть Facebook (ценность для пользователя увеличивается с ростом числа других пользователей, присоединившихся к сети). Кроме того, у нас есть “денежные внешние эффекты”, которые представляют собой любое (негативное) экономическое воздействие на вас от действий других людей — от открытия конкурентами магазина до импорта потребителем более качественных продуктов из-за рубежа. Бензоколонки, говорит Нордхаус, являются экстерналиями. Так же как и банкоматы, уличный мусор, шум транспорта — и, конечно же, пандемия, которой посвящена целая двадцатистраничная глава в книге об экономике климата. Поди разбери.

Мне больше всего нравится ожирение, которое сейчас трактуется как негативное внешнее воздействие от вождения автомобиля. Мы можем согласиться с тем, что сидячий образ жизни имеет нежелательные последствия и “вредные побочные эффекты”, но действительно ли это делает эти эффекты экстерналиями, карт-бланш на исправление которых имеет правительство?

Дальше — хуже. Оказывается, что Нордхаус совершенно не знаком с тем, как рынки обычно интернализируют экстерналии — будь то индивидуальный выход из игры, судебные разбирательства или энфорсинг прав собственности, переговоры между людьми, или то, как рыночные цены на землю или ассоциации домовладельцев реагируют на оценку потребителями предполагаемого внешнего ущерба.

Что еще более важно, Нордхаус не знаком с идеей сознательного согласия на какую-либо деятельность, несмотря на наличие негативных внешних эффектов. Мне хотелось биться головой о стену, когда он привел в качестве негативного личного побочного эффекта “брак с курильщиком”. Как будто я не знаю, что мой партнер курит! У Нордхауса выходит, что повышение воздействия опасных соединений сигаретного дыма является внешним эффектом. На самом деле, это ограниченная оптимизация, профессор, в нескольких различных областях, а не экстерналии. Я принимаю плохое вместе с хорошим и считаю, что это все равно того стоит. К его (весьма незначительной) чести, женитьба на курящей относится к ряду внешних эффектов, которые, по его мнению, действуют только на личном уровне и поэтому не должны касаться других.

В другом отрывке он также исследует, какие именно экстерналии должны волновать человека: “Государства не могут и не должны регулировать каждый незначительный внешний эффект, такую как грязный двор или рыгание в общественном месте”.

Я тоже рад это слышать, но плохая новость заключается в том, что профессор Нордхаус не в состоянии определить, какие негативные экстерналии являются значительными, а какие незначительными. Может показаться очевидным, что рыгать — это хорошо, а загрязнять реки — нет, но это говорит технократ-всезнайка, а не действующий человек, делающий субъективные оценки в условиях неопределенности. Центральный планировщик не может этого знать.

Как только мы принимаем во внимание денежные внешние эффекты, все, что происходит на рынке или за его пределами, больше не зависит от нас. Обсуждая денежные экстерналии, Нордхаус уже дал нам критерий того, какие внешние эффекты допустимы в его хорошо управляемом обществе, а какие мы должны игнорировать: “Выгоды для общества от действий, вызывающих денежные экстерналии, обычно выше, чем издержки для людей, которые страдают от денежных экстерналий”. Отлично. А теперь тест на прибыли и издержки. Итак, если ископаемое топливо приносит пользу достаточному количеству людей в достаточной пропорции, что в подавляющем большинстве случаев и происходит, то любые остаточные внешние эффекты — это нормально. Прекрасно — отмените 26-ю конференцию ООН по изменению климата, пожалуйста.

Если все является внешними эффектами, то сама концепция становится довольно бессмысленной. Более того, она позволяет технократам и правительствам произвольно ссылаться на нее, когда они отдают приказы, которые им нравятся, и отказываться ссылаться на нее в отношении приказов своих оппонентов.

Если роль правительств заключается в исправлении внешних эффектов на рынках, а все является внешним эффектом, то все вокруг можно отдать на откуп правительству. Все является политическим; ничто не находится выше или вне сферы действия всевидящего политического хозяина.

Как хороший технократ, Нордхаус хочет сидеть не на троне, а рядом с ним, подсказывая правителю, что именно “очевидно” является лучшим решением определенной проблемы. Его неверие в то, что люди, фирмы и рынки могут достичь полезных целей, просто ошеломляет:

Люди могут кашлять и умирать, фирмы могут процветать или терпеть крах, виды могут исчезнуть, а озера могут загореться. Но пока правительства, используя соответствующие механизмы, не предпримут шаги по контролю над причинами загрязнения, опасные условия будут сохраняться.

Внешние эффекты проявляются повсеместно. В этом и весь смысл для технократического планировщика.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев