Выстрелы, раздавшиеся 19 апреля 1775 года в Лексингтоне и Конкорде, принято считать началом войны за независимость США. Хотя мы никогда не узнаем, кто выстрелил первым, есть еще одна загадка, которую может помочь разгадать экономика: почему британские красномундирники носили красные мундиры?

Задумайтесь над этим вопросом на мгновение.

Если войну выигрывает тот, кто убивает или берет в плен больше вражеских солдат, то нет смысла носить форму, которая бросается в глаза. Кажется не очень логичным быть хорошо заметным на поле боя. Красный цвет, особенно тот его яркий оттенок, который предпочитали британцы, трудно не заметить. Cовременные армии инвестируют в камуфляжные ткани, чтобы слиться с полем боя и затруднить противнику прицеливание. Неужели британцы были настолько глупы, чтобы понять это?

Я задаю эту загадку студентам на курсе “Введение в политическую экономию”, хотя, казалось бы, она не имеет отношения к экономическому анализу. Если экономика — это изучение анализа затрат и выгод, основанного на (разумно) рациональном расчете, то почему армия делает то, что делает ее более заметной для врага? Это кажется иррациональным.

Кровавое объяснение

Когда студентов просят разгадать эту загадку, их первый ответ предсказуем. “Они носили красное, чтобы не было видно крови, когда солдата подстрелили”, — уверенно заявит кто-то в первом ряду (там сидят умные студенты). Я задавал этот вопрос 35 раз и этот ответ был первым во всех случаях, кроме одного.

Ответ, конечно же, очевиден! Кровь красная. Мундиры красные. Если пехотинца ранят или зарежут, он никогда об этом не узнает. А если он не знает, что ранен, он будет продолжать сражаться, и враг не будет знать, что он победил. Гениально!

Да ладно, неужели в этом есть смысл? Подумайте о том, что типичная длинноствольная винтовка конца 18 века стреляла свинцовой пулей диаметром от половины до трех четвертей дюйма, которая летела со средней скоростью 1 350 футов в секунду. Такая штуковина способна произвести немалый эффект.

Если бы в вас попал такой снаряд, вам не нужно было бы искать кровь. Вы бы мгновенно поняли, что произошло. Возникла бы резкая боль, за которой последовали бы крики (если смерть не была мгновенной). Ваши товарищи быстро бы поняли, что что-то не так, не полагаясь на визуальные доказательства наличия крови.

“Кровавое” объяснение не выдерживает критики и по другим причинам. Кровь сочится из ран и окрашивает ткань любого цвета, светлее черного. Ярко-красная одежда в действительности не “скрывает кровь”. И вот начинается серьезное артериальное кровотечение. Брызги, брызги повсюду, в том числе на ваших руках и белых бриджах (которые вполне могут быть испачканы и другими жидкостями).

Более того, другие армии не использовали красный цвет. Французы предпочитали синий цвет. Гессенцы предпочитали синие или зеленые тона, с небольшими красными вкраплениями. Все очень своеобразно и модно для того времени.

Думать, что красные мундиры использовались красномундирниками, чтобы скрыть пятна крови, — одно из самых глупых объяснений в длинной истории глупых объяснений.

Когда мои студенты наконец осознают это, они часто выдумывают другие аргументы, такие как “красный — это традиционный британский военный цвет, который связан с монархией”. Хорошо, но это только отбрасывает мяч еще дальше в историю. Почему кто-то изначально выбрал красный цвет? Другие полагают, что красный цвет позволяет легче понять, в кого не стрелять и кого не колоть в хаосе боя. “Не убивайте красную команду, они на нашей стороне!”. Как выясняется, последний ответ не так уж плох, но не совсем по той причине, о которой думают студенты.

Экономика в помощь

Как выясняется, цвет, сам по себе, в значительной степени является не важен для объяснения выбора военной формы. Лучшее объяснение основывается на том, что форма должна быть заметной, а также связано с характером битвы, стимулами солдат и возможностями командиров в управлении войсками в те времена.

Подумайте о том, что война XVIII века основывалась на генеральных сражениях в которых войска располагались в непосредственной близости друг от друга. Винтовки были относительно неточными на расстоянии более 100 ярдов, а их заряжание отнимало много времени. Солдаты выстраивались в плотную шеренгу в три или четыре ряда, причем первые ряды ложились на землю или становились на колени для первого залпа. После первого залпа предварительно заряженные винтовки передавались вперед для второго выстрела. Если повезет, каждая группа пехотинцев могла сделать три-четыре выстрела, прежде чем трудности перезарядки в пылу боя делали неэффективным использование только огнестрельного оружия. После этого люди шли на врага со штыками, вступая в жестокие стычки лицом к лицу. Сражение заканчивалось, как правило, когда одна из армий, почувствовав перевес, обращалась в бегство.

Теперь подумайте, каково было быть пехотинцем в 1776 году. Если ваш командир сообщал вам, что ваш взвод будет находиться на передовой линии батальона, вы могли с уверенностью предположить, что вас ждет плохой день. Был немалый шанс того, что если вас не застрелят в самом начале, то к концу боя вас могут ранить ножом, покалечить или, что более вероятно, взять в плен. И хотя ножевое ранение может показаться не таким страшным, как ранение из винтовки в грудь, не забывайте, что медицина на поле боя была грубой; медленная и мучительная смерть от гангрены часто ждала тех, кому “посчастливилось” уйти с поля боя живым.

(Конечно, статистика боевых действий в то время была сомнительной и остается таковой, но любой день, когда вас отправляли на передовую, повышал степень опасности по сравнению с большинством других вариантов. Вид вражеской линии, вероятно, повышал тревогу больше, чем вид вспаханного поля).

Если солдат оказывался на передовой, вполне рациональным для него было начать думать о том, как избежать ужасной участи. И как только пушки начинали стрелять, а пехотинцы шли в атаку, рациональный солдат, который хотел остаться в живых, искал любую возможность убежать в безопасное место подальше от бушующего конфликта.

Кроме того, учтите, что типичный пехотинец набирался из низших слоев британского общества. На родине у вас не было никаких перспектив, но и смерть на поле боя не была лучшим вариантом. Британская армия отправляла молодых людей через Атлантику, оплачивая все расходы. А Америка, с ее изобилием земли и потребностью в рабочей силе, была страной возможностей для молодых, трудоспособных мужчин. Если вы только могли каким-то образом выбраться из британской армии.

Поэтому дезертирство было постоянным искушением для типичного солдата XVIII века. Однако генералы не выигрывали войн, если их солдаты убегали. Фактически, они их проигрывали. Для командиров борьба заключалась не только в том, чтобы победить врага, но и в том, чтобы не дать своим солдатам дезертировать. Но как офицеру это сделать?

Красные мундиры

Во время боя офицеры ездили верхом на лошадях, наблюдая за расположением войск с высоты. Они также следили за тылом и флангами своих войск, чтобы выявить любых дезертиров. Любой пойманный при бегстве сталкивался с серьезными последствиями, вплоть до казни. Выявление дезертиров и установлеение высокой цены за дезертирство было крайне важно, так как если один солдат убегал в безопасное место, то вскоре за ним следовали другие, и битва была проиграна.

Красные мундиры облегчали британским офицерам идентификацию дезертиров. Точно так же, как и синие или зеленые мундиры. Легко идентифицируемая униформа повышала вероятность того, что любой дезертир будет пойман и сурово наказан.

И, как заметили некоторые из моих студентов, отличительная форма также помогала солдатам определить, кого именно убивать, когда бой превращается в рукопашную свалку. Здесь они были правы наполовину; униформа помогала выявлять своих. Тем не менее, настоящим сюрпризом стало то, что униформа использовалась собственными командирами, чтобы не дать солдатам сбежать.

Форма была нужна даже тогда, когда сражения не велись. Соблазн дезертировать существовал, когда солдаты просто стояли лагерем. Выскользнув ночью из палатки и начав новую жизнь, вы могли избежать необходимости дезертировать во время сражения на следующий день. Но если у вас была только одежда, которая идентифицировала вас как вражеского комбатанта, вам было непросто слиться с местным социально-демографическим фоном. Колонисты, заметив в своей деревне бегущего красномундирника, скорее всего, бросились бы за смолой и перьями.

Конечно, все это полностью не избавляло от дезертирства. Однако благодаря использованию идентифицируемой униформы и серьезной цене за дезертирство, вероятность дезертирства была значительно снижена.

Это работало не только на американском театре военных действий, но и в Европе, где французские, немецкие и английские пехотинцы находились примерно в одинаковых условиях. По мере того, как война становилась все более глобальной, оружие все более дальнобойным и точным, а другие средства наблюдения за собственными войсками все более технологичными, все большую популярность приобретал камуфляж.

Интересно, что как только американцы собрали свою собственную Континентальную армию в июне 1775 года и когда появились финансовые ресурсы, тут же была принята униформа, и на поздних этапах войны сражения европейского типа стали более распространенными. Добровольным ополчениям не требовалась форма, поскольку большинство их бойцов были людьми, заинтересованными в борьбе, а значит, менее склонными к дезертирству. Неудивительно, что они маскировались и предпочитали партизанскую тактику академическим сражениям.

Выход, мнение и лояльность

Экономическую логику дезертирства можно извлечь из уроков классической работы Альберта Хиршмана “Выход, мнение и лояльность”. Новаторское исследование Хиршмана в первую очередь было посвящено тому, как потребители и члены клубов реагируют на снижение качества продукции фирм и других организаций. Если потребители считали, что конкретный продукт не соответствует требованиям (или цена на него выросла по сравнению со стабильным качеством), они могли либо высказать свои претензии непосредственно производителю, либо перейти на другой продукт. Компании, естественно, предпочтут услышать жалобы от своих клиентов до того, как они уйдут, чтобы дать время на принятие мер по исправлению ситуации. Другие организации, такие как социальные клубы, церкви и правительства, сталкиваются с теми же проблемами, что и частные коммерческие предприятия.

Большая часть работы Хиршмана объясняет, как фирмы и другие организации балансируют между правом голоса и правом выхода, при этом большинство организаций пытаются стимулировать недовольных клиентов, членов и граждан сообщать руководству, что не так, прежде чем покинуть корабль (выйти из организации). Он ввел понятие лояльности, чтобы показать, как фирмы и другие группы поощряют чувство верности бренду, чтобы уменьшить возможность выхода и позволить тем, кто наиболее предан продукту или услуге, высказаться, если они выявят какие-либо проблемы.

Ситуация с военными является интересным поворотом в истории Хиршмана, хотя он никогда не занимался ею напрямую. Собственное мнение обычно не поощряется в армии, особенно во время жаркого сражения. Победа в конфликте часто требует решительных действий в условиях крайней нехватки времени, а споры об альтернативных решениях часто вредят делу, поскольку замедляют процесс принятия решений и позволяют противнику одержать верх. (Разумеется, когда наступает мир, умный офицер будет поощрять участие бойцов в обсуждении того, что работает, а что нет. Однако на войне это нереально.)

Без возможности “высказаться” солдатам, которые недовольны своим положением, остается только один выход — дезертирство. Как отмечалось выше, с помощью дезертирства армии не выигрывают войны, и военное руководство сделает все возможное, чтобы предотвратить его, включая казнь дезертиров. Если голос и выход исключены как варианты, то остается лояльность как способ справиться с трудной ситуацией.

Как ни парадоксально, но отрезание выхода и голоса может повысить лояльность солдат друг к другу и сделать их более эффективной боевой силой. Если человек не может официально пожаловаться или легко покинуть свое место в бою, становится очевидным, что отдать все силы работе в команде и победить врага — это способ извлечь максимум пользы из плохой ситуации. Упорно сражаться рядом со своими товарищами по оружию — вот каким образом можно выжить всем. Именно поэтому строгие учебные лагеря, где солдатам не разрешается оспаривать приказы или увольняться, формируют у солдат сильное товарищество, которое является важным качеством в бою.

Таким образом, экономические стимулы, с которыми сталкиваются пехотинцы и офицеры на поле боя объясняют, почему красномундирники носили красные мундиры. Студенты часто восхищаются тем, что экономический образ мышления помог им понять некоторые странные вещи, и именно поэтому преподаватели должны искать любую возможность, чтобы привить своим студентам экономические знания.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев