Президент Трамп 20 марта 2025 года отдал следующее распоряжение: «Министр образования должен, в максимально возможной степени и в соответствии с законом, предпринять все необходимые шаги для содействия закрытию Министерства образования».

Интересная формулировка: «предпринять все необходимые шаги для содействия закрытию» — это не то же самое, что закрыть. И “соотвествие с законом» — это именно то, что вызывает сейчас споры.

Решение Трампа должно восприниматься как упразднение министерства, и СМИ именно так это и подали, но на деле это даже близко не так. И в этом нет вины Трампа. У так называемого “авторитарного лидера” руки связаны во многих направлениях — даже в отношении тех агентств, которыми он, по идее, управляет и за действия которых в конечном счёте несёт ответственность.

Министерство образования — это исполнительное агентство, созданное Конгрессом в 1979 году. Трамп хочет, чтобы оно было навсегда упразднено. Этого же хотят и его избиратели. Может ли он сделать это? Нет. А может ли он лишить агентство персонала и разбросать его функции? Никто точно не знает. Кто решает? Вероятно, в конечном итоге — Верховный суд.

То, как будет решён этот вопрос — действительно ли президент управляет страной или он всего лишь символическая фигура вроде короля Швеции, — касается деятельности не только одного разрушительного агентства, но и сотен других. На самом деле, от ответа на него может зависеть судьба свободы и работоспособности конституционных республик.

Все острые политические вопросы сегодня сводятся к одному: кто или что управляет административным государством. Никто не знает ответа — и на то есть причина. Основные функции современного государства выполняет чудовище, которого не существует в Конституции.

Общественное мнение никогда не питало особой любви к бюрократии. Как и опасался Макс Вебер, бюрократия заключила общество в непроницаемую «железную клетку», выстроенную из безжизненного рационализма, навязчивых указов, корпоративной коррупции и неустанного имперского строительства, не сдерживаемого ни бюджетной дисциплиной, ни волеизъявлением народа.

Сегодняшнее осознание власти и вездесущности административного государства — явление довольно новое. Сам этот термин довольно громоздкий и совсем не передаёт масштаб и глубину проблемы, ничего не говорит о её корнях и разветвлённой структуре. Новое понимание заключается в том, что ни народ, ни избранные им представители на самом деле не управляют режимом, при которым мы живём, — и это является предательством всего политического наследия Просвещения.

Это пробуждение, вероятно, запоздало лет на сто. Механизм того, что в народе принято называть «глубинным государством» — а я бы сказал, что оно состоит из глубинного, среднего и поверхностного слоёв — начал формироваться в США с момента создания государственной службы в 1883 году и окончательно укоренился в ходе двух мировых войн и множества кризисов как внутри страны, так и за её пределами.

Структура принуждения и контроля невообразимо огромна. Никто точно не может сказать, сколько существует агентств и сколько людей в них работает — не говоря уже о том, сколько институтов и частных лиц трудятся на них по контракту, прямо или косвенно. И это лишь видимая сторона; подпольная ветвь куда более неуловима.

Восстание против всей этой системы началось с ковидных ограничений, когда все мы оказались окружены силами, находящимися вне нашего контроля и о которых сами политики знали не так уж много. Затем эти же институциональные силы, по-видимому, оказались причастны к свержению власти очень популярного политика, которого они пытались не допустить к избранию на второй срок.

Совокупность этой череды возмутительных событий — того, что Джефферсон в своей Декларации назвал «долгой чередой злоупотреблений и узурпаций, неизменно преследующих одну и ту же цель» — привела к волне осознания. Это осознание вылилось в политические действия.

Отличительной чертой второго срока Трампа стало явное стремление — по крайней мере вначале — установить контроль над административным аппаратом и затем ограничить его власть, больше, чем это делал кто-либо из президентов в новейшей истории. На каждом этапе этих усилий возникали препятствия — и зачастую сразу с нескольких сторон.

В судах рассматривается по меньшей мере сотня исков. Судьи окружных судов блокируют возможность Трампа увольнять чиновников, перераспределять финансирование, сокращать полномочия и иным образом менять принципы работы ведомств.

Даже его ключевое раннее достижение — закрытие Агентства США по международному развитию (USAID) — было приостановлено по решению судьи, с попыткой его отменить. Один судья даже осмелился указать администрации Трампа, кого она может, а кого не может нанимать в USAID.

Не проходит и дня без того, чтобы New York Times не публиковала очередной сентиментальной апологии обиженных чиновников из налогопитаемого управленческого класса. В этой картине мира агентства всегда правы, а любой избранный или назначенный чиновник, пытающийся их обуздать или упразднить — это враг общественного интереса.

В конце концов оказалось, что традиционные СМИ и административное государство как минимум столетие работали рука об руку, чтобы контролировать то, что раньше называлось «новостями». А где бы были The New York Times и вся привычная медиа-структура без этого?

Сопротивление даже скромным успехам и зачастую косметическим реформам MAGA/MAHA/DOGE, оказалось очень яростным. Мстители-активисты перешли к актам терроризма против Tesla и их владельцев. Даже возвращение астронавтов, считавшихся «потерянными в космосе» не спасло Илона Маска от гнева правящего класса. Ненависть к нему и его компаниям — это «новая мода» среди NPC, в длинном списке которых раньше были маски, прививки, поддержка Украины и “права на операцию” при гендерной дисфории.

На самом деле, под угрозой находится не столько какой-либо отдельный вопрос американской жизни (и это касается и других стран), сколько сам статус, власть и неприкосновенность административного государства и всех его порождений.

Мы заявляем о своей приверженности демократии, но по сути живем в империях командного типа. У жертв всего один инструмент для сопротивления — голосование на выборах. Может ли это сработать? Мы пока не знаем. Скорее всего, на этот вопрос предстоит ответить высшему суду.

Всё это, мягко говоря, неудобно. Обойти организационную структуру правительства США невозможно. Все, за редким исключением, агентства подпадают под категорию исполнительной власти. В статье 2, параграфе 1 Конституции говорится: «Исполнительная власть принадлежит Президенту Соединённых Штатов Америки».

Контролирует ли президент всю исполнительную власть в полном смысле этого слова? Кажется, что должен. Трудно представить, как может быть иначе. Главный исполнитель — это… главный исполнитель. Именно он несёт ответственность за действия этих агентств — мы ведь критиковали администрацию Трампа в его первый срок за всё, что происходило при нём. В таком случае, если действительно вся ответственность лежит на президенте, он должен обладать хотя бы минимальной степенью контроля — чем-то большим, чем возможность назначить марионетку с лучшим парковочным местом у здания агентства.

А какова альтернатива президентскому контролю и управлению агентствами, входящими в эту ветвь власти? Что, они управляют сами собой? Такая формулировка на практике ничего не значит.

Так называемая «независимость» агентства на деле означает взаимозависимость с отраслями, которые оно регулирует, субсидирует, штрафует или иным образом затрагивает в своей работе. HUD занимается жилищным строительством, FDA — фармацевтикой, DOA — сельским хозяйством, DOL — профсоюзами, DOE — нефтью и турбинами, DOD — танками и бомбами, FAA — авиалиниями, и так далее — бесконечно.

Вот что на практике означает «независимость»: полное подчинение промышленным картелям, торговым группам и закулисным схемам взяток, шантажа и коррупции. Последствия всего этого расхлебывают безвластные группы населения. Этому мы уже научились — и разучиться не сможем.

Именно это и есть та проблема, которая требует немедленного решения. Решение в виде выборов кажется разумным, но только при условии, что избранные нами люди действительно обладают властью над тем, что они намерены реформировать.

Существуют и возражения против идеи исполнительного контроля над исполнительными агентствами — хотя на деле это всего лишь та система, которую изначально установили Отцы-основатели.

Во-первых, передача большей власти президенту вызывает опасения, что он станет вести себя как диктатор — и такие опасения вполне обоснованны. Сторонникам Трампа не понравится, когда прецедент, установленный при нём, будет использован для того, чтобы обратить политические приоритеты вспять, а агентства начнут мстить избирателям из «красных» штатов.

Эта проблема решается демонтажом самой власти агентств, что, кстати, и пытаются осуществить президентские указы Трампа — именно это суды и СМИ всеми силами стараются остановить.

Второе опасение связано с возможным возвращением «системы добычи» (spoils system) — предполагаемо коррумпированной практики, при которой президент раздаёт должности и привилегии своим приближённым. Государственная служба была изначально создана именно для того, чтобы положить конец этой практике.

Но на деле новая система начала XX века ничего не исправила — она лишь добавила ещё один слой: постоянный правящий класс, который стал полноправным участником новой формы «системы добычи», прикрытой риторикой “науки” и эффективности.

Честно говоря, можем ли мы всерьёз сравнивать мелкое казнокрадство Tammany Hall с глобальными хищениями, в которых замешано USAID?

В-третьих, утверждается, что президентский контроль над агентствами угрожает подорвать систему сдержек и противовесов. Очевидный ответ — это приведенная выше организационная схема: разрушение баланса произошло уже давно, когда Конгресс — начиная от Вудро Вильсона до Байдена — создавал и финансировал одно агентство за другим, которые формально находились под контролем исполнительной власти.

Возможно, Конгресс действительно хотел, чтобы административное государство стало негласной и неподотчётной четвёртой ветвью власти, но ни один из основополагающих документов не предполагал ничего подобного.

Если вы боитесь, что оказаться во власти ненасытного чудовища, лучший способ с этим справиться — не приручать его, не выкармливать до зрелости, не учить его нападать на людей и пожирать их и не выпускать его на волю.

Годы ковида научили нас бояться власти агентств и тех, кто ими управляет — и не только на национальном, но и на глобальном уровне. Теперь вопрос состоит в том, что с этим можно сделать и как перейти от текущего положения к решению?

Исполнительный указ Трампа о Министерстве образования иллюстрирует это особенно точно. Его администрация настолько не уверена в собственных действиях и в том, что она действительно контролирует, даже когда речь идёт об агенствах, полностью находящихся в ведомстве исполнительной власти, что ей приходится лавировать между практическими и юридическими барьерами и минами — даже в собственных официальных распоряжениях — чтобы хотя бы предложить незначительные реформы.

Кто бы ни управлял этой системой — это явно не народ.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев