Количество информации, которым бомбардируют американцев, помогает осознать, как мало мы знаем о том, что происходит в мире. Это осознание ценно потому, что позволяет нам избежать серьезных ошибок, вызванных предположением, что мы знаем о том, что именно нам необходимо, чтобы сделать тот или иной выбор.

Правда, осознание своего незнания часто приводит к другой ошибке — предположению, что передача решений в руки политиков и чиновников передает их из рук неосведомленных людей в руки экспертов.

На самом деле, передача решений в руки правительства означает обратное. Оно перемещает выбор от тех, у кого есть стимулы действовать на основе своих знаний, к тем, кто гораздо менее информирован, и у кого гораздо меньше стимулов и возможностей принимать во внимание реальные знания.

Тот факт, что каждый из нас знает, что существуют обширные области, находящиеся за пределами его знаний, позволяет понять, почему многие хотят передать принятие решений тем, кто более компетентен. Ошибка же состоит в предположении, что эту проблему может решить передача решений политикам и правительственным бюрократам. Эта ошибка делается потому, что те, кто осознает свою собственную нехватку знаний в определенных областях, забывают, что в рыночных системах не они делают выбор, который в решающей степени зависит от этих знаний.

Рынки передают право принимать решения не в руки неосведомленной публики, а в руки соответствующих экспертов, даже если экспертами является лишь горстка людей. Как подчеркнул Фридрих Хайек более полувека назад в работе “Использование знаний в обществе”, рынки — это механизмы, использующие самые разные и пересекающиеся знания всех участников, каждый из которых является “экспертом” в различных обстоятельствах времени и места, даже если подавляющее большинство вообще ничего о них не знает. Специализация, координируемая рынками, по сути, является основным источником развития цивилизации.

Полезной иллюстрацией является тот факт, что лишь немногие люди на земле действительно понимают детали того, что включает в себя ваша конкретная работа в вашей конкретной отрасли и ситуации. Но это не значит, что рынки — люди, взаимодействующие на добровольной основе, — не могут выполнить эту работу. Вы делаете это, потому что вы владеете соответствующей информацией более продуктивно, чем другие, т.е. потому что вы более компетентны в ней, чем другие. Именно так рынки, которые выявляют и вознаграждают тех, кто лучше делает то, что нужно другим, передают решения в руки экспертов в соответствующей области знаний.

Сомнительная компетентность правительственных полисимейкеров иллюстрируется бесчисленными слушаниями по вопросам “регулирования отраслей”. Типичной ситуацией здесь являются выступления людей, которые сначала выражают благодарность за заботу правительства об их интересах, а затем утверждают, что предложенные идеи не будут работать так, как планировалось, потому что они не учитывают целый ряд жизненно важных вопросов. Незначительное количество нормативных “успехов”, к которым привел этот процесс, демонстрирует справедливость их претензий.

Проблема знания выходит за рамки простого знания фактов. Она охватывает и понимание, которое приходит только при близком знакомстве с фактами, позволяя распознать невидимые другим связи и использовать их в продуктивных целях. Но правительственные надзиратели не обладают таким уровнем понимания.

То понимание, которым они обладают, — это знания, взятые напрокат у других людей (обычно заинтересованных в результате), которые могут обладать некоторыми общими или статистическими знаниями, но знают гораздо меньше о существенных аспектах, чем те, кто работает в отрасли и ставит деньги владельцев предприятий на то, что они окажутся правы. Их информация и необъективна, и более ограничена. Игнорирование информации политиками при принятии решений (равно как и несущественные политические соображения, которые они, наоборот, принимают во внимание), сводит на нет богатство, которое она может создать.

Кроме того, когда политики должны обращаться к экспертам, необходимо заранее знать, кто эти эксперты. Это сложная проблема, учитывая, как часто предполагаемые эксперты расходятся во мнениях. Рынки, с другой стороны, позволяют людям выявить, кто обладает соответствующими знаниями и опытом, посредством более высоких результатов, без необходимости заранее знать, кто будет экспертом.

Конкуренция показывает, какая экспертиза оказывается более точной, что демонстрируется выбором других людей, потративших собственные деньги. Политическая конкуренция, напротив, демонстрирует только опыт в переизбрании большинством, которое мало знает о проблемах и чьи голоса ничего не стоят, потому что они не влияют на результат. Преимущества занимаемой должности в политике часто настолько велики, что исключают эффективную конкуренцию со стороны тех, у кого есть другие идеи, рынки же всегда открыты для любого, кто хочет предложить альтернативу статус-кво. Никакая “рыночная власть” не поможет против вариантов, предпочитаемых потребителем, как только они будут обнаружены, как показывает длинный список якобы доминирующих фирм, которых больше не существует, но это не так верно в отношении тех, кто обладает политической властью.

Когда, как в политике, используется централизованное принятие решений, информация должна быть собрана у одного лица или для одного органа. Рыночная координация не требует такой централизации — люди могут взаимодействовать, используя уникальные и разрозненные кусочки информации, которыми они обладают, без необходимости формулировать точную причину, почему что-то должно или не должно быть сделано — они просто раскрывают важную информацию (например, сколько что-то стоит для них в их текущей ситуации) без предоставления всех причин, которые нам, как правило, не нужно знать.

Как описал это существенное различие Томас Соуэлл в книге “Основы экономики”, производители на рынках получают инструкции от решений своих клиентов, передавая необходимую информацию, но не ненужные детали тем, у кого есть стимул действовать в соответствии с ней; правительства и бюрократы, которые не обладают всей этой информацией, диктуют другим, опираясь на свою неадекватную информацию.

Общий опыт, которым они или их советники могут обладать, не компенсирует незнание ими крайне важных деталей и стимулов. Кроме того, политики выбираются теми, кто совершенно не осведомлен о соответствующих вопросах, а не теми, чьи предпочтения и стимулы определяют их место на рынке.

Знания — это источник богатства. Именно поэтому мы намного богаче, чем в прошлом, несмотря на практически такое же количество атомов, как и столетия назад — мы знаем больше о том, как их расположить, чтобы они стали более ценными с точки зрения формы, места и владения. Любой социальный механизм, отбрасывающий информацию, позволяющую нам увеличить это богатство, например, передача вопросов на усмотрение политиков или правительства, под влиянием того, что Хайек назвал претензией знания, делает нас беднее.

В мире неизбежной редкости вы не стали бы передавать решения в областях, в которых вы являетесь экспертом, тем, кто менее компетентен. Имеет ли смысл делать это с огромным количеством знаний, которыми обладают разные люди в экономике? Нет, ведь как заметил Хайек, “чем больше люди знают, тем меньше становится доля знаний, которую может усвоить любой разум [в том числе и разум плановика]. Чем более цивилизованными мы становимся, тем более относительно невежественным должен быть каждый индивид в отношении фактов, от которых зависит функционирование цивилизации”.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев