Уильям Бакли-младший упрекает либертарианское движение за неспособность использовать свой «стратегический интеллект» для решения важнейших проблем нашего времени. Следует признать, мы слишком часто склонны «проводить свои занятные семинарчики о том, следует ли демуниципализировать сборщиков мусора» (как презрительно пишет Бакли), и не применяем либертарианскую теорию к самой насущной проблеме нашего времени: войне и миру. Либертарианцы склонны отрывать представляемую ими идеальную систему от реалий мира, в котором они живут, и в каком-то смысле действительно их мышление ориентировано скорее утопически, нежели стратегически. Короче говоря, слишком многие из нас оторвали теорию от практики и довольствуются тем, что держат чистое либертарианское общество как абстрактный идеал для какого-то отдаленного будущего, в то время как в настоящем мы бездумно следуем ортодоксальной «консервативной» линии. Чтобы жить свободой, чтобы начать трудную, но необходимую стратегическую борьбу за изменение сегодняшнего неудовлетворительного мира в направлении наших идеалов, мы должны осознать и продемонстрировать всему миру, что либертарианская теория может применяться ко всем важнейшим мировым проблемам. Разобравшись с этими проблемами, мы сможем продемонстрировать, что либертарианство — это не просто прекрасный идеал где-то на седьмом небе, а жесткий свод истин, который позволяет нам занимать свою позицию и предлагать решения для широкого круга проблем современности.

Давайте же максимально задействуем наш стратегический интеллект. Хотя, увидев результат, мистер Бакли вполне может пожелать, чтобы мы остались в сфере уборки мусора. Давайте построим либертарианскую теорию войны и мира.

Фундаментальная аксиома либертарианской теории заключается в том, что никто не может угрожать или совершать насилие («агрессию») против личности или собственности другого человека. Насилие может применяться только против того, кто его совершает; то есть только для защиты от агрессивного насилия другого ¹. Короче говоря, нельзя применять насилие против того, кто не является агрессором. Вот фундаментальное правило, из которого можно вывести весь корпус либертарианской теории ²

Давайте на время оставим в стороне более сложную проблему государства и рассмотрим просто отношения между «частными» лицами. Джонс обнаруживает, что он или его собственность подвергаются вторжению, агрессии со стороны Смита. Как мы уже видели, Джонс вправе отразить это вторжение собственным оборонительным насилием. Но теперь мы подходим к более запутанному вопросу: имеет ли право Джонс совершать насилие в отношении невинных третьих лиц в качестве дополнения к своей законной защите от Смита? Для либертарианца ответ должен быть однозначным — нет. Напомним, что правило, запрещающее насилие против личности или собственности невинных людей, является абсолютным: оно действует независимо от субъективных мотивов агрессии.

Неправильно и преступно посягать на собственность или личность другого человека, даже если агрессор Робин Гуд или страдает от голода, или делает это для спасения своих родственников, или защищается от нападения третьих лиц. Во многих из этих случаев и экстремальных ситуаций мы можем понимать мотивы и сочувствовать им. Впоследствии мы можем смягчить вину, если преступник предстанет перед судом для наказания, но мы не можем уйти от решения, что эта агрессия все равно является преступным деянием и жертва имеет полное право дать отпор, если потребуется, с применением насилия. Короче говоря, А совершает агрессию против Б, потому что С угрожает агрессией или совершает агрессию против А. Можно понять «более высокую» виновность С во всей этой процедуре; но все равно необходимо обозначить эту агрессию как преступный акт, который Б имеет право отразить насилием.

Конкретнее: если Джонс обнаружит, что Смит совершает кражу его собственности, он имеет право дать ему отпор и попытаться поймать его; но он не имеет права давать ему отпор, взрывая здание и убивая невинных людей, или ловить его, поливая пулеметным огнем ни в чем не повинную толпу. Если он это делает, он является таким же (или даже большим) преступником-агрессором, как и Смит.

Применение к проблемам войны и мира уже становится очевидным. Ведь если в узком смысле война — это конфликт между государствами, то в более широком смысле мы можем определить ее как вспышку открытого насилия между людьми или группами людей. Если Смит и группа его приспешников нападают на Джонса, а Джонс и его телохранители преследуют банду Смита до их логова, мы можем поддержать Джонса в его стремлении; и мы, и другие члены общества, заинтересованные в отражении агрессии, можем внести финансовый или личный вклад в дело Джонса. Но Джонс не имеет права, как и Смит, совершать агрессию против кого-либо еще в ходе своей «справедливой войны»: красть чужую собственность, чтобы финансировать свое преследование, принудительно рекрутировать других в свой отряд с помощью насилия или убивать других в ходе своей борьбы за захват шайки Смита. Если Джонс совершит любой из этих поступков, он станет преступником в той же мере, что и Смит, и к нему тоже будут применены любые санкции, направленные против преступности. На самом деле, если преступлением Смита была кража, а Джонс использовал принудительный призыв, чтобы поймать его, или убивал других в погоне за ним, Джонс становится большим преступником, чем Смит, поскольку такие преступления против другого человека, как обращение в рабство и убийство, несомненно, гораздо хуже кражи. (Ведь если кража наносит ущерб продолжению личности другого человека, то порабощение наносит ущерб самой личности, а убийство ее уничтожает.)

Предположим, что Джонс в ходе своей «справедливой войны» против Смита убьет несколько невинных людей, и предположим, что в защиту этого убийства он заявит, что просто действовал под лозунгом: «Дайте мне свободу или дайте мне смерть». Абсурдность такой «защиты» должна быть очевидна сразу, ведь вопрос не в том, готов ли был Джонс лично рисковать жизнью в своей оборонительной борьбе со Смитом; вопрос в том, готов ли он был убивать других людей, преследуя свою законную цель. Ведь на самом деле Джонс действовал под совершенно необоснованным лозунгом: «Дайте мне свободу или дайте им смерть», который, несомненно, гораздо менее благороден³.

Основное отношение либертарианца к войне должно быть таким: законно применять насилие против преступников, защищая свои права на личность и собственность; совершенно недопустимо нарушать права других невинных людей. Таким образом, война уместна только тогда, когда применение насилия строго ограничено отдельными преступниками. Давайте прикинем, сколько войн или конфликтов в истории соответствовали этому критерию.

Часто утверждается, особенно консерваторами, что развитие ужасающего современного оружия массового убийства (ядерное оружие, ракеты, бактериологическая война и т.д.) — это лишь разница в степени, а не в роде по сравнению с более простым оружием более ранней эпохи. Конечно, один из ответов на этот вопрос заключается в том, что если степень — это количество человеческих жизней, то разница очень велика⁴. Но другой ответ, который либертарианец может дать с особой готовностью, заключается в том, что если при желании лук и стрелы и даже винтовка могут быть направлены против реальных преступников, то современное ядерное оружие — нет. Здесь кроется решающее различие. Конечно, лук и стрелы могут быть использованы в агрессивных целях, но они также могут быть направлены только против агрессоров. Ядерное оружие, даже «обычные» авиабомбы, не могут так применяться. Это оружие ipso facto является орудием неизбирательного массового уничтожения. (Единственным исключением может быть крайне редкий случай, когда масса людей, которые все являются преступниками, населяет обширную географическую территорию.) Поэтому мы должны сделать вывод, что применение ядерного или аналогичного оружия или угроза его применения — это грех и преступление против человечности, которому не может быть оправдания.

Именно поэтому старое клише о том, что в вопросах войны и мира важно не оружие, а воля к его применению, больше не работает. Ведь именно в том и состоит особенность современного оружия, что его нельзя применять избирательно, нельзя использовать по-либертариански. Поэтому само его существование должно быть осуждено, а ядерное разоружение становится благом, к которому следует стремиться ради него самого. И если мы действительно воспользуемся нашим стратегическим интеллектом, то увидим, что такое разоружение — не только благо, но и высшее политическое благо, к которому мы можем стремиться в современном мире. Ибо так же как убийство является более гнусным преступлением против другого человека, чем воровство, массовое убийство — действительно, убийство настолько масштабное, что угрожает человеческой цивилизации и самому выживанию человечества, — является самым страшным преступлением, какое только может совершить человек. И это преступление сейчас неизбежно. Предотвращение массового уничтожения, безусловно, гораздо важнее, чем демуниципализация вывоза мусора, несмотря на все ее достоинства. Или же либертарианцы будут возмущаться регулированием цен или подоходным налогом, но при этом пожимать плечами или даже отстаивать такое предельное преступление, как массовое убийство?

Если ядерная война абсолютно незаконна даже для отдельных людей, защищающихся от преступного нападения, то насколько же более незаконна ядерная или даже «конвенциональная» война между государствами!

Настало время включить в нашу дискуссию государство. Государство — это группа людей, которым удалось приобрести фактическую монополию на применение насилия на определенной территории. В частности, оно приобрело монополию на агрессивное насилие, поскольку государства, как правило, признают право индивидов применять насилие в целях самообороны (но, конечно, не против государств)⁵. Государство использует эту монополию для того, чтобы осуществлять власть над жителями данной территории и пользоваться материальными плодами этой власти. Таким образом, государство — единственная организация в обществе, которая регулярно и открыто получает свои денежные доходы с помощью агрессивного насилия; все остальные индивиды и организации (за исключением тех, кому государство делегировало это право) могут получать богатство только путем мирного производства и добровольного обмена своей продукцией. Применение насилия для получения доходов (называемое «налогообложением») является краеугольным камнем государственной власти. На этом фундаменте государство возводит дальнейшую структуру власти над индивидами на своей территории, регулируя их, наказывая критиков, субсидируя фаворитов и т.д. Государство также заботится о том, чтобы присвоить себе принудительную монополию на различные критически важные услуги, необходимые обществу, тем самым удерживая людей в зависимости от государства в отношении ключевых услуг, сохраняя контроль над жизненно важными командными пунктами в обществе, а также укрепляя среди населения миф о том, что только государство может предоставить эти товары и услуги. Таким образом, государство старается монополизировать полицейскую и судебную службу, владение дорогами и улицами, предложение денег и почтовую службу, а также фактически монополизировать или контролировать образование, коммунальные услуги, транспорт, радио и телевидение.

Поскольку государство присваивает себе монополию на насилие на определенной территории, пока его грабежи и поборы остаются безнаказанными, считается, что на этой территории царит «мир», поскольку единственное насилие — одностороннее, направленное государством вниз против народа. Открытый конфликт на этой территории возникает только в случае «революций», когда люди сопротивляются использованию государственной власти против них. И тихий случай, когда государству не сопротивляются, и случай открытой революции можно назвать «вертикальным насилием»: насилием государства над своим населением или наоборот.

В современном мире каждая территория управляется государственной организацией, но по всей земле разбросано множество государств, каждое из которых обладает монополией на насилие на своей территории. Не существует супергосударства, обладающего монополией на насилие над всем миром; поэтому между несколькими государствами существует состояние «анархии». (Автора всегда удивляло, что те же консерваторы, которые осуждают как безумные любое предложение устранить монополию на насилие на определенной территории и тем самым оставить частных лиц без повелителя, столь же настойчиво требуют оставить государства без повелителя для разрешения споров между ними. Первое всегда осуждается как «безумный анархизм»; второе приветствуется как сохранение независимости и «национального суверенитета» от «мирового правительства».) Таким образом, за исключением революций, которые происходят лишь спорадически, открытое насилие и двусторонние конфликты в мире происходят между двумя или более государствами, то есть в том, что называется «международной войной» (или «горизонтальным насилием»).

Между межгосударственными войнами, с одной стороны, и революциями против государства или конфликтами между частными лицами — с другой, есть принципиальные и жизненно важные различия. Одним из важнейших отличий является география. В революции конфликт происходит в пределах одной географической зоны: и приспешники государства, и революционеры живут на одной территории. Межгосударственная война, напротив, происходит между двумя группами, каждая из которых имеет монополию на свою географическую территорию; то есть она происходит между жителями разных территорий.

Из этого различия вытекает несколько важных следствий: (1) в межгосударственной войне возможности для применения современных средств уничтожения гораздо шире. Ведь если «эскалация» вооружений во внутритерриториальном конфликте станет слишком большой, каждая сторона уничтожит себя оружием, направленным против другой. Например, ни революционная группа, ни государство, борющееся с революцией, не могут применить ядерное оружие против другой стороны. Но, с другой стороны, когда воюющие стороны населяют разные территориальные области, возможности современного оружия становятся огромными, и в ход может пойти весь арсенал массового разрушения. Второе следствие заключается в том, что (2) если революционеры могут точно определить свои цели и ограничить их своими государственными врагами и тем самым избежать агрессии против невинных людей, то в межгосударственной войне точно определить местонахождение цели гораздо труднее⁶. Это верно даже при использовании старого оружия; и, конечно, при использовании современного оружия никакого точного определения быть не может. Более того, (3) поскольку каждое государство может мобилизовать всех людей и ресурсы на своей территории, другое государство начинает рассматривать всех граждан противостоящей страны как по крайней мере временных врагов и обращаться с ними соответствующим образом, распространяя на них войну. Таким образом, все последствия межтерриториальной войны делают практически неизбежной межгосударственную агрессию каждой из сторон против невинных гражданских лиц — частных лиц другой стороны. Эта неизбежность становится абсолютной при наличии современного оружия массового уничтожения.

Если одним из отличительных признаков межгосударственной войны является межтерриториальность, то другой уникальный признак вытекает из того факта, что каждое государство живет за счет налогообложения своих подданных. Поэтому любая война против другого государства подразумевает увеличение и расширение налоговой агрессии по отношению к собственному народу⁷. Конфликты между частными лицами могут вестись и обычно ведутся добровольно и финансируются заинтересованными сторонами. Революции могут финансироваться и часто финансируются за счет добровольных пожертвований населения. Но государственные войны могут вестись только путем агрессии против налогоплательщика.

Поэтому все государственные войны предполагают повышенную агрессию против собственных налогоплательщиков, а почти все государственные войны (все — в современной войне) предполагают максимальную агрессию (убийство) против невинных гражданских лиц, которыми управляет вражеское государство. С другой стороны, революции обычно финансируются добровольно и могут направлять свое насилие на государственных правителей, а частные конфликты могут ограничивать свое насилие реальными преступниками. Поэтому либертарианец должен сделать вывод, что, хотя некоторые революции и некоторые частные конфликты могут быть оправданными, государственные войны всегда подлежат осуждению.

Многие либертарианцы возражают следующим образом: «Хотя мы тоже осуждаем использование налогов для ведения войны и монополию государства на оборонные услуги, мы должны признать, что эти условия существуют, и пока они существуют, мы должны поддерживать государство в справедливых оборонительных войнах». На это можно ответить следующим образом: «Да, как вы говорите, к сожалению, государства существуют, и каждое из них обладает монополией на насилие на своей территории». Каково же тогда должно быть отношение либертарианца к конфликтам между этими государствами? Либертарианец должен, по сути, сказать государству: «Хорошо, ты существуешь, но, пока ты существуешь, по крайней мере, ограничивай свою деятельность той территорией, которую ты монополизируешь». Короче говоря, либертарианец заинтересован в том, чтобы как можно больше сократить область агрессии государства против всех частных лиц. Единственный способ добиться этого в международных делах — сделать так, чтобы население каждой страны оказывало давление на свое государство, чтобы оно ограничило свою деятельность той территорией, которую монополизирует, и не совершало агрессии против других государств-монополистов. Короче говоря, цель либертарианца — ограничить любое существующее государство настолько малой степенью вторжения в личную жизнь и собственность, насколько это возможно. А это означает полное избегание войны. Людям, живущим в каждом государстве, следует заставить «свои» государства не нападать друг на друга, а если конфликт все же разразится, то договориться о мире или объявить о прекращении огня так быстро, как это физически возможно.

Предположим далее, что мы имеем дело с тем редким, не вызывающим никаких сомнений случаем, когда государство действительно пытается защитить собственность одного из своих граждан. Гражданин страны А путешествует или инвестирует в страну Б, а затем государство Б совершает агрессию против его личности или конфискует его собственность. Конечно, возразит наш либертарианский критик, это явный случай, когда государство А должно угрожать или начать войну против государства Б, чтобы защитить собственность «своего» гражданина. Поскольку, рассуждает критик, государство взяло на себя монополию на защиту своих граждан, оно обязано вступить в войну от имени любого гражданина, а либертарианцы обязаны поддержать эту войну как справедливую.

Но дело опять-таки в том, что каждое государство обладает монополией на насилие и, следовательно, на оборону только на своей территории. У него нет такой монополии — на самом деле у него вообще нет власти — над любой другой географической областью. Поэтому, если житель страны А переезжает в страну Б или инвестирует в нее, либертарианец должен утверждать, что тем самым он рискует вступить в противоборство со страной Б, а для государства А было бы аморально и преступно облагать налогом жителей страны А и убивать множество невинных людей в стране Б, чтобы защитить собственность путешественника или инвестора⁸.

Следует также отметить, что не существует никакой защиты от ядерного оружия (единственная существующая «защита» — это угроза взаимного уничтожения), и, следовательно, пока существует это оружие, государство не способно выполнять какую-либо функцию обороны.

Таким образом, либертарианская цель должна заключаться в том, чтобы, независимо от конкретных причин конфликта, заставить государства не начинать войны против других государств, а в случае начала войны — заставить их просить мира и договориться о прекращении огня и заключении мирного договора так быстро, как это физически возможно. Эта цель, кстати, закреплена в международном праве XVIII и XIX веков, то есть в идеале, согласно которому ни одно государство не может совершать агрессию против территории другого — короче говоря, в идее «мирного сосуществования» государств⁹. Предположим, однако, что, несмотря на либертарианское противодействие, война началась и воюющие государства не ведут переговоров о мире. Какова же должна быть позиция либертарианцев? Очевидно, что необходимо максимально сократить масштабы нападения на невинных гражданских лиц. В старомодном международном праве для этого есть два отличных механизма: «законы войны» и «законы нейтралитета», или «права нейтралов». Законы нейтралитета призваны удержать любую начавшуюся войну в пределах самих воюющих государств, не допуская агрессии против государств и особенно народов других стран. Отсюда важность таких древних и ныне забытых американских принципов, как «свобода морей» или жесткое ограничение прав воюющих государств на блокаду нейтральной торговли с вражеской страной. Короче говоря, либертарианец пытается побудить нейтральные государства сохранять нейтралитет в любом межгосударственном конфликте и побудить воюющие государства полностью соблюдать права нейтральных граждан. «Законы войны» были разработаны для того, чтобы максимально ограничить вторжение воюющих государств в права гражданского населения соответствующих воюющих стран. Как выразился британский юрист Ф. Дж. П. Вил: «Основополагающим принципом этого кодекса было то, что военные действия между цивилизованными народами должны ограничиваться реально задействованными вооруженными силами. <…> Он проводил различие между комбатантами и некомбатантами, утверждая, что единственным делом комбатантов является борьба друг с другом, и, следовательно, некомбатанты должны быть исключены из сферы военных действий»¹⁰.

В измененной форме запрета бомбардировок всех городов, не находящихся на линии фронта, это правило действовало в западноевропейских войнах последних столетий, пока Великобритания не начала стратегические бомбардировки мирного населения во Второй мировой войне. Конечно, сейчас об этой концепции почти не вспоминают, поскольку сама природа ядерной войны основана на уничтожении мирного населения.

Осуждая все войны независимо от мотивов, либертарианец понимает, что государства могут быть в разной степени виновны в любой конкретной войне. Но главным для либертарианца является осуждение любого участия государства в войне. Поэтому его политика заключается в оказании давления на все государства, чтобы они не начинали войну, прекращали начатую и сокращали масштабы любой продолжающейся войны в причинении вреда гражданскому населению как одной, так и другой стороны.

Игнорируемым следствием либертарианской политики мирного сосуществования государств является строгий отказ от любой иностранной помощи; то есть политика невмешательства между государствами (= «изоляционизм» = «нейтрализм»). Ибо любая помощь государства А государству Б (1) усиливает налоговую агрессию против народа страны А и (2) усугубляет подавление государством Б своего собственного народа. Если в стране Б есть революционные группы, то иностранная помощь еще больше усиливает это подавление. Даже иностранная помощь революционной группе в стране Б — более оправданная, поскольку направлена на добровольную группу, противостоящую государству, а не на государство, угнетающее народ, — должна быть осуждена как (по крайней мере) усугубляющая налоговую агрессию внутри страны.

Давайте посмотрим, как либертарианская теория применима к проблеме империализма, который можно определить как агрессию государства А против народа страны Б и последующее поддержание этого иностранного правления. Революция народа Б против имперского правления А, безусловно, оправданна при условии, что революционный огонь будет направлен только против правителей. Часто утверждается — даже либертарианцами — что западный империализм в неразвитых странах следует поддерживать как более заботящийся о правах собственности, чем любое сменяющее его местное правительство. Первый ответ заключается в том, что судить о том, что последует за статус-кво, можно только чисто умозрительно, в то время как существующее империалистическое правление слишком реально и преступно. Более того, либертарианец начинает фокусировать свое внимание не на том, на чем следует, — на предполагаемых преимуществах империализма для туземцев. Напротив, он должен сосредоточиться прежде всего на западном налогоплательщике, которого обременяют оплатой завоевательных войн, а затем и содержанием имперской бюрократии. Уже на этом основании либертарианец должен осудить империализм¹¹.

Во-вторых, еще один миф гласит, что «дипломатия канонерок» рубежа [XIX—ХХ] веков была героической либертарианской акцией в защиту прав собственности западных инвесторов в отсталых странах. Если не принимать во внимание наши упомянутые выше ограничения выхода за пределы монополизированной территории любого государства, то можно упустить из виду, что основная часть канонерок была направлена не на защиту частных инвестиций, а на защиту западных держателей государственных облигаций. Западные державы принуждали небольшие правительства к усилению налоговой агрессии против собственного народа, чтобы расплатиться с иностранными держателями облигаций. Ни в коем случае это не было действиями во имя частной собственности — верно совершенно обратное.

Означает ли неприятие любой войны, что либертарианец никогда не сможет смириться с переменами — что он обрекает мир на постоянное замораживание несправедливых режимов? Конечно же, нет. Предположим, например, что гипотетическое государство «Вальдавия» напало на «Руританию» и аннексировало западную часть страны. Теперь западные руританцы жаждут воссоединиться со своими руританскими собратьями. Как этого добиться? Конечно, есть путь мирных переговоров между двумя державами, но предположим, что вальдавские империалисты окажутся непреклонны. Или же либертарианцы-вальдавийцы могут оказать давление на свое правительство, чтобы оно отказалось от завоеваний во имя справедливости. Но предположим, что и это не сработает. Что тогда? По-прежнему следует поддерживать незаконность развязывания Руританией войны против Вальдавии. Законными путями являются (1) революционные восстания угнетенного западного руританского народа и (2) помощь частных руританских групп (или, если на то пошло, друзей руританского дела в других странах) западным повстанцам — либо в виде оборудования, либо в виде добровольцев¹².

На протяжении всего нашего обсуждения было видно, что в любой современной либертарианской программе мира решающее значение имеет ликвидация современных методов массового уничтожения. Это оружие, против которого не может быть защиты, обеспечивает максимальную агрессию против гражданского населения в любом конфликте с явной перспективой уничтожения цивилизации и даже самого рода человеческого. Поэтому высшим приоритетом любой либертарианской повестки дня должно быть давление на все государства, чтобы они согласились на всеобщее и полное разоружение вплоть до полицейского уровня, с особым акцентом на ядерное разоружение. Короче говоря, если использовать стратегический разум, необходимо прийти к выводу, что ликвидация величайшей угрозы, когда-либо стоявшей на пути жизни и свободы рода человеческого, действительно гораздо важнее, чем демуниципализация службы уборки мусора.

Нельзя оставить эту тему, не сказав хотя бы пару слов о внутренней тирании, которая является неизбежным сопровождением войны. Великий Рэндольф Борн понимал, что «война — это здоровье государства»¹³.

Именно во время войны государство по-настоящему показывает свою суть: набирает силу, численность, гордыню, абсолютное господство над экономикой и обществом. Общество превращается в стадо, стремящееся убивать своих предполагаемых врагов, выкорчевывать и подавлять любое несогласие с официальными военными действиями, с радостью лгать ради предполагаемых общественных интересов. Общество превращается в вооруженный лагерь с ценностями и моралью, как однажды выразился Альберт Джей Нок, «армии на марше».

Коренной миф, позволяющий государству наживаться на войне, — это утверждение, что война — это защита государством своих подданных. Факты, разумеется, говорят об обратном. Ведь если война — это здоровье государства, то она же является и его величайшей опасностью. Государство может «умереть» только в результате поражения в войне или революции. Поэтому во время войны государство неистово мобилизует народ на борьбу с другим государством под предлогом, что оно борется за него. Но все это не должно удивлять: мы видим это и в других сферах жизни. За какие категории преступлений государство преследует и наказывает наиболее интенсивно — за преступления против частных лиц или против самого себя? Самые тяжкие преступления в лексиконе государства — это почти всегда не посягательства на личность и собственность, а угрозы его собственному благополучию: например, государственная измена, дезертирство солдата на сторону врага, неявка на призывной пункт, заговор с целью свержения правительства. Убийство преследуется небрежно, если только его жертвой не является полицейский или, Gott zoll huten [не дай бог], глава государства; неуплата частного долга почти поощряется, но уклонение от уплаты подоходного налога карается со всей строгостью; подделка государственных денег преследуется гораздо более неумолимо, чем подделка частных чеков, и т.д. Все это свидетельствует о том, что государство гораздо больше заинтересовано в сохранении собственной власти, чем в защите прав частных граждан.

И последнее слово о воинской повинности: из всех способов, которыми война возвеличивает государство, этот, пожалуй, самый вопиющий и самый деспотичный. Но самый поразительный факт о воинской повинности — это абсурдность аргументов, выдвигаемых в ее защиту. Человек должен быть призван в армию, чтобы защитить свою (или чужую?) свободу от злобного государства за пределами страны. Защищать свою свободу? Каким образом? Принуждением к службе в армии, смысл существования которой заключается в уничтожении свободы, попрании всех свобод личности, расчетливой и жестокой дегуманизации солдата и превращении его в эффективную машину для убийств по прихоти «командира»?¹⁴ Может ли какое-либо мыслимое иностранное государство сделать с ним что-то худшее, чем то, что сейчас делает «его» армия для его предполагаемого блага? Кто, Господи, защитит его от его «защитников»?

Оригинал статьи