В течение многих лет я избегал употребления слова «глобализм» в положительном смысле, потому что международное сотрудничество — хорошая вещь сама по себе. Путешествия — это прекрасно, как и свобода торговать и мигрировать. Как случилось, что практика свободы, выходящая за рамки национальных юрисдикций, стала вызывать такое повсеместное отвращение и презрение?

Здесь скрывается сложная история, связанная с переплетением интересов государств, промышленности, финансов, наднациональных структур управления и контроля народов над правящими режимами.

Опыт Covid продемонстрировал эту проблему. Реакция оказалась явно глобальной: почти все страны ввели локдауны одинаковым образом и примерно в одно и то же время, применяя схожие протоколы и предписывая одни и те же меры (с незначительными различиями).

Всемирная организация здравоохранения, казалось, задавала курс, а национальные органы здравоохранения просто следовали её указаниям пункт за пунктом. Сам вирус, похоже, возник в рамках структуры многостороннего сотрудничества в области изучения патогенов и разработки возможных фармацевтических контрмер.

Кроме того, центральные банки по всему миру скоординированно профинансировали экстраординарные меры, напечатав беспрецедентное количество денег, чтобы предотвратить экономический коллапс в условиях принудительной остановки деятельности. Страны вроде Швеции и Никарагуа, пошедшие своим путём, демонизировались СМИ по всему миру абсолютно одинаковым образом.

Национальные парламенты не имели никакого отношения к первоначальному введению локдаунов. Они были исключены из процесса принятия решений. А значит, были лишены представительства и те, кто их избирал. Никто не голосовал за шесть футов дистанции, за закрытие бизнеса и обязательные прививки. Всё это было навязано административными указами, и ни одна судебная система не остановила их.

Идея демократии вместе с верховенством закона умерла в те месяцы и годы — уступив место глобальным институтам и финансовым системам, которые фактически взяли под контроль планету. Это было самое поразительное проявление глобальной власти за всю зафиксированную историю.

Неудивительно, что за этим последовала ответная реакция — в виде стремления восстановить права наций и их граждан.

Многие защитники человеческой свободы (как правые, так и левые) нередко испытывают неловкость по поводу духа этой ответной волны и задаются вопросом, есть ли в истории прочные прецеденты для возвращения суверенитета во имя свободы — и насколько они значимы.

Я хочу сказать: такой прецедент есть, и речь пойдёт об историческом эпизоде, который почти полностью забыт.

Хорошо известно, что Бреттон-Вудское соглашение 1944 года включало положения, касающиеся международных расчётов (золотовалютный стандарт), а также финансов и банковского дела (Международный валютный фонд и Всемирный банк). Многие также знают о Генеральном соглашении по тарифам и торговле (ГАТТ, 1948 год).

Но мало кто знает, что ГАТТ был запасным вариантом. Первоначальный проект Бреттон-Вудского соглашения включал создание Международной торговой организации (МТО), которая получила бы полномочия по управлению всей мировой торговлей. Проект был составлен в 1944 году и закреплён в Гаванской хартии 1948 года. В то время правительства ведущих стран и крупные корпорации прилагали огромные усилия, чтобы ратифицировать это соглашение как международный договор.

МТО должна была править миром — с олигархами во главе, прикрывающимися лозунгами глобализации.

И всё же этот проект потерпел поражение. Почему? Не из-за противодействия протекционистов и меркантилистов. Основными противниками МТО были, напротив, сторонники свободной торговли и экономические либертарианцы. Кампанию против ратификации возглавил франко-американский экономист Филип Кортни и его провокационная книга «Экономический Мюнхен» (1949).

Хартия МТО — это памятник благим намерениям, — писал он, — бюрократическая мечта, игнорирующая суровую реальность национальных экономик. Она обещает свободную торговлю, а приносит лишь оковы, связывая страны правилами, которые не способны реагировать на бури инфляции или дефицита.

Он и другие из его круга видели в этой хартии не руку свободы, а руку централизованного планирования, корпоратизма, инфляционизма, бюджетного регулирования, промышленной политики и управляемой торговли — короче говоря, того, что сегодня называют глобализмом. Он решительно выступал против этого, именно потому что считал: такой подход нанесёт удар по подлинному делу свободной торговли и утопит национальный суверенитет в бюрократическом болоте.

У него было множество возражений, но среди них особенно выделялись вопросы, связанные с валютными расчётами. По его мнению, государства оказались бы заперты в тарифном режиме без возможности гибко менять валютные курсы в зависимости от внешнеторгового баланса. Он искренне считал, что под эгидой МТО странам будет затруднительно адаптироваться к изменениям обменных курсов и другим обстоятельствам времени и места. Несмотря на провозглашенное в хартии стремление к свободной торговле, Кортни полагал, что в конечном итоге она её подорвёт.

Он также считал, что если страны и должны открывать свои экономики для международной конкуренции со всего мира, то делать это следует в соответствии с принципами демократического управления и национальных референдумов. Жёсткое глобальное правительство, навязывающее подобный режим, противоречило бы всей истории борьбы с меркантилизмом — и, вероятно, было бы использовано крупнейшими корпорациями в промышленности и финансах, чтобы подстроить систему под собственные интересы.

Поразительно, что эта критика исходила из либеральных/либертарианских позиций, поддерживающих традиционные пути к свободной торговле и одновременно решительно не принимающих того, что сегодня называют «глобалистским» способом достижения этой цели.

Людвиг фон Мизес писал об этой книге: «Его блестящая критика безжалостно разоблачает заблуждения современных официальных экономических доктрин и политик. Основные тезисы его эссе неопровержимы. Эта работа переживёт эпоху политической бесплодности и будет вновь и вновь читаться как классика экономической свободы, наряду с трудами Кобдена и Бастиа».

Именно Кортни вместе со своими идейными союзниками из делового мира и редакционных кругов в конечном итоге пустил под откос Гаванскую хартию и отправил Международную торговую организацию в историческое забвение.

Следует ясно понимать: отказ от МТО не был результатом действий реакционеров, социалистов, протекционистов или даже экономических националистов. Её отвергли убеждённые сторонники экономического либерализма, свободной торговли и коммерческих интересов — главным образом малого и среднего бизнеса, который опасался быть поглощённым глобалистским болотом.

Эти люди не доверяли бюрократии в целом, а уж глобальной бюрократии — особенно. Это было поколение, придерживающееся принципов, и к тому моменту оно уже хорошо понимало, что за блестящей риторикой часто скрывается ужасная реальность. Они просто не верили, что политическая верхушка способна выработать устойчивое торговое соглашение для всего мира.

Отказ от Международной торговой организации (МТО) привёл нас к Генеральному соглашению по тарифам и торговле (GATT). Оно было генеральным, то есть не обязательным в юридическом смысле. Оно основывалось на соглашении, что означало: ни одна страна не будет принуждена действовать против своих интересов. Оно касалось тарифов, но не пыталось навязать какую-либо масштабную стратегию по унификации валютных курсов. Это было неформальное, а не формальное соглашение, децентрализованное, а не централизованное.

GATT действовало до 1995 года, когда под мощным давлением со стороны СМИ и корпораций было протащено создание Всемирной торговой организации (ВТО). Это было возрождением старой идеи МТО. К тому времени сторонники свободного рынка утратили прежнюю проницательность и полностью поддержали новый глобальный орган. Как будто в подтверждение предсказаний Кортни, ВТО сегодня в значительной степени утратила своё значение и стала удобным козлом отпущения за экономическую стагнацию, деиндустриализацию, валютные дисбалансы и хронические дефициты платёжного баланса, обеспеченные иностранными активами в долларах США.

Теперь мы сталкиваемся с ответной реакцией в форме грубых меркантилистских политик. США долгое время были основным рынком сбыта для китайских товаров — теперь эти поставки блокируются высокими тарифами. Ирония судьбы: New York Times предупреждает, что переориентация этих товаров с США на Европу может «привести к опасному сценарию для европейских стран: демпинг искусственно удешевлённой продукции, способный подорвать местную промышленность».

Вот уж действительно — кто бы мог подумать!

Баланс между национальным суверенитетом и самой свободой — дело тонкое. Интеллектуалы когда-то это понимали и старались никогда не жертвовать одним ради другого. Отделение управленческих структур от контроля граждан, даже если он осуществляется лишь через периодические плебисциты, неизбежно ведёт к катастрофе — даже в таких вопросах, как торговля, не говоря уже об инфекционных заболеваниях и вирусных исследованиях.

И вот — восстание пришло, точно так, как предсказал Филип Кортни.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев