Стейкхолдерство подрывает определяющую черту капитализма: исключительные права собственности

Поговорка утверждает, что «существует больше одного способа содрать шкуру с кошки». Коллективисты, смущённые позорным провалом экономического планирования, которое не смогло обеспечить достойную жизнь людям, которым не повезло жить при таком строе, проявили изрядную креативность в поисках новых способов подорвать капитализм. Некоторые из этих попыток исходят от так называемых философов, которые, в поисках работы, открыли для себя «бизнес-этику». Она довольно выгодна для менеджмента, но это ни в коем случае не предпринимательское открытие. Директора компаний, акционеры и различные «жирные коты» (без шкуры) ежедневно подвергаются бомбардировке требованиями к бизнесу быть «социально ответственным»; это требование, которое многие менеджеры с радостью удовлетворяют: в конце концов, работа на «общество», несомненно, более морально приятна и менее требовательна, чем работа на акционера.

Нынешнее увлечение бизнес-этиков — это взгляд на традиционную корпорацию, стремящуюся к прибыли, как на некое предприятие, состоящее исключительно из заинтересованных сторон. Акционеры, люди, которые вкладывают капитал и несут большую часть рисков, очевидно, являются лишь одной частью этой разнородной группы. Как утверждают известные американские теоретики заинтересованных сторон Уильям М. Эван и Р. Эдвард Фриман: «Причина выплаты доходов собственникам заключается не в том, что они „владеют“ фирмой, а в том, что их поддержка необходима для выживания фирмы».¹ Конечные цели предприятия и решения, принимаемые в его рамках, должны определяться совместно всеми группами, которые играют роль в его функционировании. Эти группы — в первую очередь рабочие, поставщики, жители района, в котором расположено предприятие, и банкиры (которые в некоторых экономических режимах, например в Германии и Японии, также являются держателями акций) — должны иметь равное участие во всех решениях, которые должна принимать фирма. На самом деле нет предела группам, которые могут претендовать на статус заинтересованных сторон, поскольку практически любой человек может заявить, что хотя бы немного знаком с деятельностью компании. Годовые отчеты многих публично котируемых компаний предваряются успокаивающими ссылками на то, что они сделали для множества заинтересованных сторон своей организации. Ведущие «новые демократы», такие как бывший министр труда Роберт Райх, находят соблазн стейкхолдерства совершенно неотразимым².

Но несложно показать, что за безобидной риторикой теории заинтересованных сторон скрывается поистине зловещая доктрина. Это идея и практика, которые, как утверждают идеологи, полностью совместимы с капитализмом, но на самом деле они подрывают определяющую черту этой экономической системы: исключительное право собственности. Суть этой доктрины сводится к демократизации или, что еще хуже, политизации того, что по своей природе является индивидуалистической экономической институцией. Не случайно, что в новых определениях фирмы заинтересованные стороны часто называют «избирательными округами».³

Англо-американский капитализм и модель заинтересованных сторон

В традиционной структуре англо-американской фирмы все права на действия в конечном итоге вытекают из отношений собственности: существуют права на остаточную прибыль, права контроля и права принятия решений. Акционеры (как претенденты на остаточную прибыль) имеют право на любой излишек, который остается после оплаты всех операционных расходов, и поэтому они обладают первым типом прав. Права контроля — это права на назначение менеджеров, которые делегируются директорам собственниками. Права принятия решений реализуются в ходе повседневной деятельности руководства. Хотя акционеры в конечном итоге определяют структуру прав, разделение между владением и контролем означает, что они не будут напрямую осуществлять права на принятие решений. Их осуществляют менеджеры под руководством директоров.

Безусловно, в традиционной фирме существует власть. Необходимо принимать решения, которые не являются результатом политических переговоров между группами, а скорее представляют собой суждения сотрудников, направленные на максимизацию долгосрочной ценности для владельцев. ⁴Теоретическое объяснение этого содержится в знаменитой статье Рональда Коуза 1937 года, где он показал, как двусторонний контракт между сотрудниками и владельцами заменил многосторонние и мгновенно пересматриваемые контракты чистого рыночного общества; чрезмерные транзакционные издержки последнего делали его экономически невыгодным способом ведения бизнеса.⁵

Конечно, фирма не обязательно должна быть организована таким образом. В менее индивидуалистических капиталистических экономиках стремление к увеличению ценности для акционеров менее настойчиво, и интересы, отличные от интересов владельцев, имеют влияние на корпоративные решения, либо по закону, либо на практике. Например, в Германии с начала 1950-х годов существует система соуправления работников. Эта система делает обязательным членство профсоюзов в наблюдательных советах публичных компаний (хотя остаточные права остаются за владельцами, например, в случае поглощения, что случается редко). А Япония, несмотря на внешнее сходство с англо-американской моделью, фактически развила систему, где владельцы имеют минимальные остаточные права, а менеджеры обладают значительной властью.⁶

Тем не менее, классическая либеральная модель была чрезвычайно успешной, во многом благодаря своей гибкости; Япония уже десятилетие находится в рецессии, а Германия сталкивается с серьезным оттоком капитала, поскольку владельцы ищут более благоприятные места для своих активов, нежели жесткие и неадаптивные промышленные структуры внутри страны. В последние годы Германия, однако, медленно перенимает англо-американские методы ведения бизнеса. Как обычно, интеллектуалы отстают от времени.

Сторонники теории заинтересованных сторон хотят заменить успешный метод производства тем, который больше соответствует их коммунитарным наклонностям. Для них не вложенная собственность должна определять, кто должен осуществлять права принятия решений, а роль, которую определенные группы играют в организации. Например, при перемещении производства должны учитываться не только цели максимизации прибыли владельцев, но и интересы различных затронутых групп, таких как сотрудники, жители района, где фирма в настоящее время расположена, и жители возможного нового местоположения. Зарплата должно зависеть от давления групп (то есть “социальной” справедливости), а условия увольнения (если оно вообще будет разрешено) могут быть оговорены на условиях, продиктованных профсоюзами.

Самое важное, что в обществе с моделью заинтересованных сторон поглощения, угрожающие “сообществам” (устоявшимся группам), скорее всего, будут запрещены или строго регулируемы. В англо-американской модели это было бы катастрофой, поскольку поглощение является единственным способом дисциплинирования потенциальных руководств. В отношениях “на расстоянии вытянутой руки” в анонимной системе нет близких социальных связей, которые могли бы предотвратить оппортунизм в этом типе капитализма.

В бизнес-практике, которая включает в себя развитую разделенность между собственностью и контролем всегда существует агентская проблема: как владельцы могут предотвратить тайное присвоение остаточных прав менеджерами? Иронично, что левые голливудские фильмы точно изображали эту черту англо-американского бизнеса; все мы помним блестящую речь Гордона Гекко перед акционерами в фильме “Уолл-стрит” (похожая сцена в фильме “Деньги других людей” даже лучше). Возможно, более коммунитарные капиталистические экономики предотвращают уклонение руководств от выполнения своих контрактных обязанностей и самовозвеличивание, применяя замысловатое понятие “доверия”, хотя трудно представить, что этот метод может быть эффективен в индивидуализме англо-американского стиля. Примечательно, что законы против поглощения, принятые американскими штатами после удивительно успешного процесса реструктуризации корпораций в 1980-х годах, продвигались группами заинтересованных лиц с использованием коммунитарных формулировок. На самом деле менеджеры, не владеющие акциями, больше всех теряли от деятельности «хищника» по созданию богатства.

Принятие решений в модели заинтересованных сторон

Существует очень простая проблема, лежащая в основе всей теории заинтересованных сторон: как могут быть согласованы потенциально конфликтующие требования различных групп заинтересованных сторон? В англо-американской модели (не отягощенной заинтересованными сторонами) этой проблемы нет, поскольку, хотя участники предприятия могут иметь разные взгляды на то, как им следует управлять, какие инвестиции делать, какие активы продавать и так далее, они в конечном итоге гармонизируются и подвергаются проверке через механизм цен. Это не так в корпорации, ориентированной на заинтересованных сторон, так как не существует общей шкалы ценностей, заменяющей механизм цен, есть только бесконечные переговоры между, по сути, политическими группами, которые, скорее всего, не имеют непосредственного финансового интереса в компании.

Несмотря на откровенное заявление о том, что «самая цель фирмы — служить средством для удовлетворения интересов заинтересованных сторон», Эван и Фриман, по крайней мере, осознают эту проблему, хотя предложенное ими решение вызывает смех.⁷ Чтобы разрешить конфликты между конкурирующими группами заинтересованных сторон, они рекомендуют назначить «метафизического директора», который будет решать споры между соперничающими группами.⁸ Это, конечно, обычное самовозвеличивание философов (ну, им ведь не очень много платят) и это никак не является решением проблемы. Такой человек просто будет переводить доходы в свою пользу до тех пор, пока жизнеспособность фирмы не окажется под угрозой. В любом случае, кто бы стал инвестировать в компанию, чья цель — не зарабатывать деньги для своих владельцев, а удовлетворять дезорганизованные группы и различные социальные требования?

Может быть, это не беспокоит Эвана и Фримана; их статья имеет подзаголовок «Кантианский капитализм», и мы знаем, что правильность или неправильность действий для кантианцев никак не зависит от благоприятных последствий (хотя, как и большинство философов корпоративной этики, Эван и Фриман настаивают на том, что корпоративная этика приносит прибыль).

Применимость концепции заинтересованных сторон

Ничто из вышеизложенного не подразумевает, что идея заинтересованных сторон совершенно бесполезна. У неё определенно есть функция в бизнесе. Долгосрочная ценность для владельцев, скорее всего, не будет увеличиваться, если рабочая сила рассматривается как легко заменяемый фактор производства, который можно уволить, как только возникнет спад деловой активности. Это особенно актуально для работников с уникальными навыками, применимыми только в одной конкретной компании. Они наиболее уязвимы в случае поглощения. Компании нужна хорошая репутация, и если она хочет процветать, ей придется привлекать рабочую силу в будущем; её перспективы будут подорваны, если она приобретет репутацию предприятия, небрежно относящегося к своим сотрудникам.

Кроме того, долгосрочная выгода компании не увеличится, если она откажется от надежного поставщика только потому, что появился альтернативный вариант с немного более низкой ценой (предлагающий, возможно, лишь временное преимущество). И, конечно, компании выгодно устанавливать хорошие отношения с сообществом, в котором она находится.

Но это не имеет никакого отношения к этике; это просто благоразумие. Современные теоретики данной доктрины, однако, говорят не о хорошем ведении бизнеса. Они выступают против структуры прав собственности в современной корпорации и отказываются от её экономически необходимых властных отношений. Предполагаемое равенство между различными группами заинтересованных сторон потенциально является смертельным ограничением для прибыльности. Как мы знаем, если все владеют всем, то никто ничем не владеет, и у никого нет стимула сохранять и увеличивать экономическую ценность. Точно так же, если все несут ответственность за принятие решений, то никто не несет ответственности. Модель заинтересованных сторон крайне неуместна для англо-американского капитализма, который всё ещё функционирует в более или менее анонимном мире, где его агенты удерживаются вместе только благодаря безличному механизму цен и правилам конкуренции.

Возможно, капитализм заинтересованных сторон более уместен для сплочённых обществ или экономик, в которых участники не взаимодействуют на расстоянии вытянутой руки, а участвуют в общем предприятии. Такие соглашения действительно значительно снижают трансакционные издержки, поскольку в индивидуалистическом (и часто движимом поглощениями) англо-американском деловом мире приходится тратить много ресурсов на юристов и финансовых посредников. Возможно, в этом мире действительно не хватает доверия. Но это мир настоящего и будущего, мир, характеризующийся высокой мобильностью рабочей силы и быстро перемещаемым капиталом. Это мир, который определённо требует быстрых реакций на постоянно меняющиеся экономические обстоятельства.

Теория заинтересованных сторон, несмотря на свою показную, якобы современную лексику, на самом деле является довольно реакционной. Она принадлежит к миру XIX века с крупной промышленностью, большими профсоюзами, более или менее неизменными производственными техниками и застойными социальными отношениями. Это мир, описанный Коузом. Однако трансакционные издержки меняются, и теперь становится эффективно использовать рыночные методы внутри фирмы. Предпринимательство действительно существует и там. Будущие трудовые соглашения будут включать работу людей из дома с использованием интернета. Корпорация может стать делом прошлого. И тогда не останется работы для писателей по бизнес-этике.

Любопытно, что устаревшая доктрина заинтересованных сторон находит такой отклик в эпоху биржевого роста, появления новых компаний, возрожденного индивидуализма и стремительных социальных изменений⁹ (статья написана в 2000-м году, — прим.ред.). Это не что иное, как «санированная» версия социализма. Её неуместность очевидна из факта, что она теряет популярность, особенно в тех экономиках, где она зародилась, — в Германии и Японии.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев