«Вы смотрите, но не видите». Шерлок Холмс доктору Джону Ватсону в “Скандал в Богемии”

Доцент Джорджтаунского университета, доктор юридических наук, доктор философии, магистр права. Автор благодарит Энн С. Танстолл из SciLucent, LLC за ее проницательные комментарии и литературные советы, Аннетт Хаснас из школы Монтессори в Северной Вирджинии за реальную иллюстрацию того, как правила развиваются в отсутствие централизованной власти. Автор также хотел бы поблагодарить Аву Хаснас из Фоллс-Черч, штат Вирджиния, за неоценимую помощь в навыках тайм-менеджмента.

I. Введение

В этой статье меня попросили представить аргумент в пользу анархии. Он прост до абсурда. По сути, он сводится к двум словам — осмотрись вокруг. Однако, поскольку большинство из нас, подобно доктору Ватсону, видят, не замечают значения того, что видят, нам потребуются некоторые комментарии.

Понятие “анархия” описывает общество без центральной политической власти. Но оно также используется для обозначения беспорядка или хаоса. Это хрестоматийный пример оруэлловского новояза, в котором присвоение одного и того же имени двум разным концепциям эффективно сужает диапазон мышления. Ведь если отсутствие правительства отождествляется с отсутствием порядка, никто не спросит, действительно ли отсутствие правительства приводит к отсутствию порядка. И эта путаница совершенно необходима для государства. Ибо, если бы люди когда-либо серьезно задались вопросом, действительно ли действия правительства создают порядок, народная поддержка правительства почти мгновенно исчезла бы.

Отождествление анархии с беспорядком — совсем не пустячный вопрос. Здесь нельзя игнорировать силу наших убеждений, которые часто закрывают нам глаза на факты окружающего мира. Однажды я обедал возле юридической школы Университета Темпл в Северной Филадельфии с блестящим профессором права, который был сторонником безусловной необходимости того, что полицейские услуги должны предоставляться государством. Он заявил об этом как раз в тот момент, когда один из частных вооруженных охранников Темпла прошел мимо нас, сопровождая студентку до станции метро, поскольку этот криминальный район в значительной степени не контролируется полицией Филадельфии.

Один мудрый человек однажды сказал мне, что лучший способ доказать, что что-то возможно, — это показать, что оно существует. Это та стратегия, которой я буду придерживаться в этой статье. Я намерен показать, что стабильное успешное общество без правительства может существовать, демонстрируя, что оно существовало раньше, и, в значительной степени, все еще существует сейчас.

II. Определение терминов и ограничений

Я представлю аргументы в пользу анархии в истинном смысле этого слова — то есть, в пользу общества без правительства (government), а не общества без управления (governance). Не существует общества без управления. Общество без механизма создания порядка в человеческом существовании это оксюморон; это просто не “общество”.

Один из способов навести порядок в обществе — наделить некоторых людей исключительной властью создавать и принудительно обеспечивать соблюдение правил, которым должны следовать все члены общества; то есть, создать правительство. Еще один способ навести порядок в обществе — позволить людям следовать правилам, которые спонтанно развиваются в результате человеческого взаимодействия без руководящего интеллекта и которые могут применяться различными организациями. Эта статья представляет аргумент в пользу последнего подхода; то есть, в пользу спонтанно упорядоченного, а не централизованно планируемого общества.

Выступая за анархию, я утверждаю, что общество без центральной политической власти не только возможно, но и желательно. Однако это все, на что я претендую. Я не защищаю общество без принуждения. Я не выступаю за общество, придерживающееся либертарианского принципа неагресии или любого другого принципа справедливости. Я не выступаю за морально идеальную организацию общества. Я не выступаю за утопию. В чем состоит идеальная справедливость и как выглядит совершенно справедливое общество — это увлекательный философский вопрос, но он не имеет отношения к данному исследованию. Я лишь утверждаю, что люди могут успешно жить вместе и процветать в отсутствие централизованной принудительной власти. Это все, что требуется для обоснования анархии.

Дополнительным ограничением моих аргументов является то, что я не затрагиваю вопрос национальной обороны. На это есть две причины. Логично предположить, что общество без правительства — это общество без наций. В этом контексте “национальная” оборона — бессмысленное понятие. Если хотите, можете рассматривать это как утверждение, что аргумент в пользу анархии обязательно является аргументом в пользу глобальной анархии. Я предпочитаю рассматривать это просто как признание того, что люди, а не нации, нуждаются в защите. Однако более важной причиной является то, что я считаю проблему национальной обороны тривиальной по причинам, о которых я расскажу позже. ¹

III. Вопрос

Необходимо ли правительство? Это не абстрактный метафизический вопрос. Это вполне практический вопрос предосталения товаров и услуг. Защитники правительства утверждают, что определенные товары или услуги, необходимые для жизни человека в обществе, могут быть предоставлены только государством. Анархисты это отрицают. Тогда возникает вопрос: существуют ли какие-либо товары или услуги первой необходимости, которые могут быть предоставлены только посредством сознательных действий людей, наделенных властью обеспечивать соблюдение правил для всех членов общества?

Обратите внимание, что вопрос_не в том,_может ли “рынок” поставлять все необходимые товары и услуги, по крайней мере, не о том рынке, как его обычно определяют экономисты. Некоторые анархисты утверждают, что свободный рынок может предоставить все необходимые товары и услуги. Но аргументы в пользу анархии не требует, чтобы кто-то утверждал это, и я этого не утверждаю. Анархия требует, только лишь, что никакие существенные (essential) товары или услуги не должны предоставляться через сознательные действия агентов принудительно поддерживаемой монополии. Вопрос заключается в том, существуют ли некоторые существенные товары и услуги, которые должны предоставляться политически, или все такие товары и услуги могут быть предоставлены неполитическими средствами.²

Многие политические теоретики утверждают, что существует широкий спектр товаров и услуг, которые должны предоставляться государством. Однако, в нынешнем контексте нет необходимости рассматривать, должно ли правительство предоставлять почтовые услуги, начальное школьное образование или всеобщее медицинское страхование. Разногласия между анархистами и сторонниками классического либерального государства типа “ночного сторожа” касаются не этих, а основных функций правительства. Таким образом, вопрос сводится к тому, могут ли эти основные функции выполняться неполитическими средствами.

IV. Ответ

А. Нормы права

1. Создание

Сторонники правительства утверждают, что правительство необходимо для обеспечения основных правил, которые создадут порядок в жизни человека в обществе. Они утверждают, что без правительства, устанавливающего нормы закона, люди не могут искоренить насилие и координировать свои действия в достаточной степени, чтобы создать мирное и процветающее общество, и поэтому они обречены на существование в духе Гоббса — “одинокое, бедное, мерзкое, грубое и низкое”. ³

Правильный ответ на это: осмотритесь. Те из нас, кто проживает в Соединенных Штатах или любой из стран Британского Содружества, живут по чрезвычайно сложной и тонкой системе правил, очень немногие из которых были созданы правительством. Поскольку почти ни одно из правил, которые приносят мир и порядок в наше существование, не было создано правительством, не нужно много аргументов, чтобы установить, что правительство не является необходимым для создания таких правил. Напротив, именно правила, которые были созданны правительством, чаще всего подрывают мир и порядок.

Англо-американскую правовую систему часто называют правовой системой общего права. Это прискорбно, учитывая, что сегодня этот термин воспринимается как анахронизм. В настоящее время общее право ассоциируется с правом, которое создается судьями (judge-made law). Однако на протяжении большей части периода становления общего права судьи не создавали закон, а просто председательствовали на слушаниях, в которых споры разрешались в соответствии с общепринятыми принципами обычного права. Следовательно, описание английского общего права как права, созданного судьями сродни описанию рынка как чего-то, созданного экономистами.

Английское общее право, по сути, является правом, порождаемым делами (case-generated law); то есть, правом, которое спонтанно возникает из урегулирования реальных споров. Таким образом было создано почти все право, которое обеспечивает инфраструктуру нашего современного общества. Деликтное право, обеспечивающее защиту от телесных повреждений; имущественное право, которое разграничивает права собственности; договорное право, которое дает основания для обмена; коммерческое право, облегчающее сложные бизнес-операции; и даже уголовное право, наказывающее за вредное поведение, возникли в результате этого эволюционного процесса. Это правда, что большая часть нашего действующего права существует в форме статутов. Это произошло потому, что большая часть общего права была кодифицирована посредством законодательства. Но тот факт, что политики признали мудрость общего права, закрепив его в статутах, вряд ли доказывает, что правительство необходимо для создания норм права. На самом деле, это доказывает как раз обратное.

Английское право является прекрасной иллюстрацией того, как развивается право, когда его не вытесняет правительственное законодательство. Когда люди живут вместе в обществе, неизбежно возникают споры. Есть только два способа разрешить эти споры; насильственно или мирно. Поскольку насилие дорого обходится и приводит к непредсказуемым результатам, люди, естественно, ищут мирные альтернативы. Наиболее очевидная такая альтернатива — переговоры. Таким образом, в англосаксонские времена возникла практика откладывать насильственный самосуд, пока предпринимались попытки достичь урегулирования путем переговоров. Это осуществлялось путем вынесения спора на общественное собрание, moot, участники которого, как и нынешние посредники, пытались способствовать соглашению, которое противоборствующие стороны сочли бы приемлемым. По достижении таких договоренностей спор разрешался и таким образом, в сообществе сохранялся мир.

Достоинством такого разрешения споров было то, что moot имел институциональную память. Когда стороны передавали спор в moot, и он был похож на те, которые уже были решены в прошлом, кто-том мог вспомнить о предыдущих попытках по урегулированию. Действия, которые не удались в прошлом, не будут повторяться; те, которые были успешны, — будут. Поскольку moot был публичным форумом, повторение успешных методов разрешения споров породило в сообществе ожидания относительно того, что moot будет рекомендовать в будущем, что, в свою очередь, давало членам сообщества предварительное уведомление о том, как они должны себя вести. Правила поведения постепенно развивались по мере того, как члены сообщества приводили свое поведение в соответствие с этими ожиданиями и принимали их во внимание в процессе обсуждения последующих действий.

Это, в свою очередь, позволило трансформировать процедуру урегулирования споров из процедуры, в которой преобладают переговоры, в процедуру, состоящую в основном из применения правил. Повторение этого процесса с течением времени привело к появлению обширной совокупности норм обычного права, которые составляют основу английского общего права.⁴

Это правда, что, начиная с конца XII века, общее право развивалось в королевских судах, но это не означает, что король или его судьи создавали закон. Напротив, на протяжении большей части своей истории общее право носило чисто процедурный характер. Почти все вопросы, волновавшие юристов и судей королевских судов, были связаны с вопросами юрисдикции или ведения дела; то есть, было ли дело должным образом передано в суд, и если да, были ли должным образом определены вопросы, которые должны быть переданы на рассмотрение жюри. Правила, которыми руководствовался суд, при вынесении решений были правилами обычного права. Как объясняет Гарольд Берман,

общее право Англии обычно считается обычным правом. . . Без сомнения, имеется в виду то, что королевские постановления устанавливали процедуры в королевских судах для обеспечения соблюдения правил, принципов, стандартов и концепций, значение которых вытекает из морали и обычаев. Правила, принципы, стандарты и концепции, которые необходимо соблюдать. . . были выведены из неформальных, неписаных, непринятых норм и моделей поведения. ⁵

Поэтому, еще в 1765 году Блэкстон отождествлял общее право с “общими обычаями; которые являются универсальным законом для всего королевства и образуют общее право в его более строгих и обычных значениях.” ⁶ Современное коммерческое право почти полностью унаследовано от коммерческого права, основанного на обычном праве, которое лорд Мэнсфилд внедрил в общее право в XVIII веке.⁷

Интересной особенностью процесса общего права является то, что оно создает закон только там, где это действительно необходимо для того, чтобы люди могли мирно жить вместе. Рассмотрим деликт о словесном оскорблении и оскорблении действием. Часть об оскорблении действием запрещает одному человеку намеренно вступать во “вредный или оскорбительный контакт” с другим. Она запрещает не только непосредственное нанесение ударов, но и вырывание тарелки из рук или пускание дыма в лицо. Часть о словесном оскорблении запрещает одному чловеку намеренно вызвать у другого опасения, что он или она вот-вот подвергнется избиению, но не запрещает попытки нанесения побоев, о которых жертва не знает, или угрозы избить кого-либо в будущем. Эти законы защищают людей не только от физически вредного контакта, но и от любых оскорбительных физических контактов, а также от страха, что такой контакт будет немедленно осуществлен.

Когда я преподаю деликты, я прошу студентов учитывать эти правила. Будучи продуктами эпохи законодательства, они неизбежно прибегают к некоторой теории справедливости, морали или прав человека, которая неизменно не учитывает контуры закона. В конце концов, попытка избить кого-либо заслуживает морального порицания вне зависимости от того, знает ли об этом предполагаемая жертва, и очевидно, что человек имеет полное право не подвергаться оскорблениям.

Студенты ошибаются, поскольку они думают, что закон создан сознательной человеческой волей для достижения намеченной цели. Они упускают из виду более простое эволюционное объяснение. В предыдущие века одной из самых насущных социальных потребностей было снижение уровня насилия в обществе. Среди прочего, для этого нужно было отбивать охоту у людей к действиям, которые могут вызвать немедленную насильственную реакцию. Вполне естественно, что при разрешении споров, возникающих в результате насильственных столкновений, (судебные) решения, как правило, наказывали тех, кто совершал такие действия. Но какие именно действия? Очевидно, такие действия включают непосредственное физическое нападение на человека. Но оскорбление достоинства или другие посягательства на честь в равной, если не в большей степени, провоцируют насилие. Поэтому, право, касающееся нанесения побоев эволюционировало и начало запрещать не только вредные, но и оскорбительные контакты. Более того, неудавшаяся атака с такой же вероятностью провоцировала насилие, как и удачная, и, таким образом, влекла за собой ответственность. В то же время, если предполагаемая жертва не знала об атаке, она не могла спровоцировать насильственный ответ, а если угроза не была немедленной, у стороны, которой угрожали, было время сбежать, заручиться помощью других, или иным образом ответить не прибегая к насилию. Поэтому право о словесном оскорблении изменилось, запретив только угрозы немедленного нанесения ударов, о которых цель была осведомлена.

Этот пример показывает, как общее право создает правила, необходимые для мирного сообщества с минимальным посягательством на свободу личности. Право, возникающее при урегулировании реальных конфликтов, разрешает конфликты. Оно не создает механизма социального контроля. Общее право — это право, созданное неполитическими силами. Таким образом, оно может дать нам правила, устанавливающие права собственности, обосновывающие право заключать контракты и создать обязанность проявлять разумную осторожность, чтобы не причинять вред нашим собратьям, кроме тех, кто навязывает государственную религию, разделяет расы, запрещает сексуальные отношения по обоюдному согласию или заставляет людей продавать свои дома застройщикам. Только государственное законодательство, которое является законом, сознательно созданным теми, кто составляет доминирующий политический интерес, может дать нам правила, ограничивающие свободу одних и продвигающие интересы или личные убеждения других.

Неписаное общее право дает нам правила, которые способствуют миру и совместной деятельности. Правительственное законодательство предоставляет нам правила, которые облегчают эксплуатацию политически бессильных политически доминирующими. Первые наводят порядок в обществе; последние вызывают раздоры. Следовательно, не только правительство не является необходимым для создания основных правил общественного порядка, но и правила, которые оно действительно создает, имеют тенденцию подрывать этот порядок.

2. Единообразие

Сторонники правительства утверждают, что оно необходимо для обеспечения существования единого закона для всех и того, чтобы этот закон в равной степени применялся ко всем гражданам. Они утверждают, что, если правительство не будет издавать законы, то не будет существовать единого свода законов. На людей, проживающих в разных местах, с разным культурным происхождением или уровнем благосостояния, будут действовать разные правила.

Правильный ответ на это, вероятно, тот, который дал Вуди Аллен Дайан Китон в Энни Холл, когда она пожаловалась, что в ее квартире плохая сантехника, а именно: “Вы так говорите, как будто это плохо”. Насколько убедительным будет такой аргумент: правительство необходимо для обеспечения существования единого для всех стиля одежды, и для того, чтобы все граждане были одеты одинаково. Если правительство не предоставляет одежду, не будет единой формы одежды. Люди из разных мест, с разным культурным прошлым или уровнем достатка будут одеты в одежду разного стиля и качества.

Почему кто-либо может подумать, что единообразие в законе более желательно, чем единообразие в одежде? Стремление к единообразию приводит нас к тому, чтобы относиться к любящему мужу, который убивает свою смертельно больную жену, чтобы облегчить ее страдания так же, как мы относимся к Чарльзу Мэнсону; к тому, чтобы искушенные деятели бизнеса, покупающие корпорации, и полуграмотные потребители, покупающие в рассрочку использовали одни и те же правила заключения контрактов; к тому, чтобы вести себя так, как будто хозяин трущоб в Бронксе и семья, сдающая свободную комнату в Ютике, должны подчиняться одним и тем же правилам имущественного права.

Конечно, есть определенные правила, которые должны применяться ко всем людям; те, которые обеспечивают основные условия, делающие возможным совместное существование. Таким образом, правила, запрещающие убийство, нападение, кражу и другие формы принуждения, должны быть одинаково обязательными для всех членов общества. Но нам вряд ли нужно правительство для того, чтобы обеспечить это. Эти правила изначально развиваются в любом сообществе, иначе сообщество не возникнет и не сможет существовать.

Идея о том, что нам нужно правительство для обеспечения единообразного верховенства закона, особенно безумна в Соединенных Штатах, где федеральная структура, состоящая из штатов и федерального правительства разработана таким образом, чтобы допускать правовое разнообразие. Если право Соединенных Штатов может в какой-то мере претендовать на превосходство над правом других стран, в этом, по крайней мере, частично, заслуга того факта, что оно было создано в результате работы общего права в “лаборатории штатов”⁸. Возможность разработки разных правил в разных штатах дает нам понять, какие правила наиболее эффективно разрешают споры. Поскольку условия, вызывающие споры, одинаковы по всей стране, успешные правила имеют тенденцию к копированию и распространению в других юрисдикциях. Это создает довольно единообразный свод законов. ⁹ Если условия, вызывающие споры, специфичны для конкретного места или среды, правила их разрешения не распространяются. Это создает мозаику правил которые полезны там, где они применяются, но будут неактуальными или разрушительными, если будут применяться в других обстоятельствах.

Одна из прелестей процесса общего права состоит в том, что оно создает единый корпус норм там, где единообразие полезно, и разнообразный там, где это не так. Это оптимальный результат. Правительственное законодательство, напротив, создает единообразие, навязывая неуместные, универсальные правила для географически и этнически разнообразного населения. Опять же, правительство не только не является необходимым для создания хорошо функционирующего корпуса права, но и является серьезным препятствием для него. Пожалуйста, подумайте об этом в следующий раз, когда вы зададитесь вопросом, почему все предприятия должны быть закрыты в воскресенье в ортодоксальных еврейских кварталах Бруклина.

3. Доступность

Сторонники правительства утверждают, что правительство должно создавать закон, потому, что в этом случае он будет доступен для граждан и они смогут им руководствоваться. Правительство публикует свое законодательство в сводах статутов, доступных для всех граждан. Они утверждают, что не принятые законодательным органом нормы общего права непонятны непрофессионалам. Общее право, состоящее из правил, извлеченных из дел в течение длительного времени, известно только судьям и юристам, которые рассматривают его как часть своей профессии.

Очевидно, что законодательная система, требующая от граждан нанимать адвокатов только для того, чтобы выяснить, в чем состоит закон, неприемлема.

Правильный ответ на это: вы серьезно? Посмотрите по сторонам. Пожалуйста! Разве может хоть кто-нибудь быть достаточно осведомленным о мириадах загадочных правительственных постановлений, которым он должен подчиняться? Вы когда-нибудь видели Свод федеральных правил? Когда вы в последний раз пытались подготовить налоговую декларацию о доходах? Критики общего права утверждают, что непрофессионалам понадобятся профессионалы, чтобы рассказать им, что такое закон. Тем не менее, год за годом исследования показывают, что даже самые профессиональные составители налоговой декларации и сотрудники IRS не могут понять, что от них требует налоговый кодекс США. Норма общего права, которая защищает граждан от непреднамеренных травм, — это требование проявлять ту степень осторожности, которую разумный человек и так использовал бы, чтобы избежать причинения вреда другим. Это вряд ли недоступно для понимания. Кто-нибудь знает, какие правила приняты Федеральной торговой комиссией, Комиссией по безопасности потребительских товаров и Национальным управлением безопасности дорожного движения для достижения той же цели?

Общее право состоит из правил, которые в течение длительного времени доказали свою эффективность в разрешении споров. Только те правила, которые понятны обычному человеку и соответствуют его чувству справедливости, могут достичь этого статуса. Правила, недоступные для тех, кто ими руководствуется, не могут быть эффективными. Вот почему, например, нормы общего права, касающиеся договорного и коммерческого права, включают ссылки на обычную деловую практику и обязанность действовать добросовестно. Вот почему не требуется никаких юридических знаний для знания о том, что право о самообороне позволяет использовать смертоносную силу для отражения угрожающего жизни нападения, но не стрелять в агрессора после того, как непосредственная опасность миновала.

Правительственное законодательство, напротив, может не иметь никакого отношения ни к пониманию, ни к моральной чувствительности обычного человека. Законодательство — это закон, созданный политическим процессом. По сути, он отвечает политическим соображениям. Такие соображения могут и часто приводят к выработке правил, непонятных обычному человеку. Это происходит не только потому, что особые интересы могут исказить законодательный процесс. Даже если бы законодатели были самоотверженно преданы общему благу, им все равно понадобился бы некий принцип справедливости или моральный идеал, чтобы руководствоваться своим законотворчеством. Но нет никакой гарантии, что меры, необходимые для реализации таких принципов или идеалов, будут соответствовать пониманию обычного человека. Закон о гражданских правах 1964 года, возможно, был самым благородным законодательным усилием нашего времени, но обычный человек вряд ли поймет, почему требование о том, чтобы доставщики пиццы были чисто выбриты, является незаконной расовой дискриминацией, ¹⁰ или как компания, которая состоит из представителей меньшинств, тем не менее может быть виновна в дискриминации.¹¹

Общее право понимает мошенничество как намеренное искажение существенного факта; факта, на который полагается другой при расставании со своим имуществом. Обычному человеку нетрудно понять, что такие действия могут быть нарушением закона. Федеральное законодательство определяет мошенничество как любую уловку или схему для обмана. Оно не требует искажения фактов. Подойдет любое вводящее в заблуждение заявление или скрытие информации. Федеральное законодательство не требует, чтобы кто-либо был введен в заблуждение или полагался на заявление или скрытие информации. Оно не требует, чтобы кто-либо понес убытки. ¹² Марта Стюарт недавно предстала перед судом по обвинению в мошенничестве с ценными бумагами за публичное заявление о своей невиновности в инсайдерской торговле. ¹³ Наверное, справедливо будет сказать, что обычный человек никогда бы не догадался, что комментарии Стюарт для СМИ представляют собой федеральное преступление.

Я понимаю аргумент о том, что, если бы у нас было государство — “ночной сторож”, законодательство которого было бы ограничено простыми, ясными правилами, предназначенными для защиты прав личности, доступность закона был бы просто превосходна. Однако, у этого аргумента есть две проблемы. Во-первых, если государство — “ночной сторож”, то в таком случае законодательство просто воспроизводит основные нормы общего права. Нет необходимости создавать правительство только для того, чтобы обнародовать такие правила. Это может делаться и делается в частном порядке. “Своды” общего права в настоящее время производятся в частном порядке, они легко доступны и широко цитируются.

Во-вторых, это просто невозможно. Идея о том, что существует краткий набор простых и ясных правил, которые могут сохранить мирное, свободное общество, — это фантастика. ¹⁴ Это становится очевидным даже в отношении фундаментальных правил, запрещающих агрессию, как только кто-то пытается определить условия, при которых сила может использоваться в целях самообороны или защиты других, или оправдывается ошибочной верой или безумием. И это без учета того, что эти фундаментальные правила должны быть дополнены правилами договорного, имущественного и деликтного права, которые необходимы людям, чтобы достаточно хорошо координировать свое поведение для участия в мирном сотрудничестве.

Законодательство, даже либертарианское, будет либо воспроизводить общее право, либо отступать от него, чтобы удовлетворить политические интересы или реализовать некую концепцию справедливости. В первом случае оно будет точно так же доступно или недоступно, как и общее право. Во втором случае оно будет отклоняться от здравого смысла морали обычного человека, создавая правила, которые менее доступны, чем общее право. Правительство не только не обязательно для обеспечения доступности норм права, оно неизбежно делает их менее доступными.

В. Суды

Теперь, когда мы устранили законодательную власть, как насчет судебной власти? Сторонники правительства утверждают, что правительство необходимо, чтобы создать систему судов для разрешения споров. В отсутствие правительственного положения об “известном и беспристрастном судье» ¹⁵ у людей не будет возможности мирным путем разрешать межличностные споры. “Люди, неравнодушные к себе”, ¹⁶ т.е. стороны процесса, неизбежно будут стремиться нанять судей, которые будут защищать именно их интересы; и судьи, которые будут получать гонорары от тяжущихся сторон, естественно, будут отдавать предпочтение тем, кто платит больше всех.

Следовательно, они не будут беспристрастными. Поскольку стороны не смогут прийти к соглашению о нейтральном арбитре, они будут вынуждены прибегнуть к насилию для разрешения своих споров. Таким образом, без государственных судов мирное сосуществование невозможно.

Я знаю, что это становится скучным, но правильный ответ на это: осмотритесь. Мы живем в эпоху глобализации. Сделки заключаются по всему миру между сторонами практически из всех стран. Хотя нет ни мирового правительства, ни мирового суда, предприятия не воюют друг с другом из-за споров по контрактам. Новости — это почти всегда новости о насильственных конфликтах. Само отсутствие новостей о международных деловых спорах свидетельствует о том, что международные коммерческие споры эффективно разрешаются без привлечения судов со стороны государства. Как такое может быть?

Ответ прост. Стороны международных сделок обычно заранее выбирают предпочтительный для них механизм урегулирования споров из множества доступных им вариантов. Мало кто выбирает испытание поединком. Это слишком дорого и непредсказуемо. Многие предпочитают передавать свои споры в Лондонский коммерческий суд, британский суд, известный своей коммерческой экспертизой судей и быстрым разрешением дел, в который небританские стороны могут обращаться за плату.¹⁷ Другие пользуются услугами таких компаний, как JAMS / Endispute или Американская арбитражная ассоциация, которые занимаются медиацией и арбитражом. Большинство участников рынка делают все возможное, чтобы не связываться с судами, создаваемыми федеральным правительством и правительствами штатов Соединенных Штатов, которые продвигаются улиточными темпами и дают относительно непредсказуемые результаты. Факты свидетельствуют о том, что международное коммерческое право не просто хорошо работает без государственных судов, оно работает лучше — из-за их отсутствия.

Но нет необходимости сосредотачиваться на международной арене, чтобы заметить, что люди не нуждаются в государственных судах для мирного разрешения споров. В трудовых договорах указываются не только ставки заработной платы и условия труда; они создают свои собственные судебные органы на рабочем месте с соблюдением процессуальных гарантий и апелляционных процедур. Университеты регулярно проводят свои собственные судебные процессы, как и ассоциации домовладельцев. Биржевые маклеры соглашаются передавать трудовые споры на обязательный арбитраж в качестве условия прием на работу.¹⁸ Религиозные группы регулярно разрешают споры между прихожанами, обращаясь к священнику или раввину.

Неблагополучные группы, для которых предрассудки превращают процесс в государственных судах в насмешку с готовностью разрабатывают альтернативные механизмы урегулирования споров
без насилия.¹⁹ Страховые компании предоставляют не только компенсацию за телесные повреждения и имущественный ущерб, но и страхование ответственности, в соответствии с которым они берут на себя ответственность за разрешение конфликтов между своими клиентами и клиентами других страховых компаний в соответствии с заранее оговоренными соглашениями, которые позволяют им избежать трясины правительственной судебной системы. А эмпирические данные свидетельствуют о том, что когда потенциальные участники судебных разбирательств в государственной судебной системе направляются на медиацию, значительная часть исков разрешается без судебного разбирательства.²⁰

Теперь, когда мы оглянулись вокруг, давайте оглянемся назад. Окажется, что суды общей юрисдикции финансируемые из налогов — явление достаточно новое.

Англо-американское право развивалось в контексте очень разнообразного набора конкурирующих юрисдикций. Королевские суды, когда они возникли, существовали параллельно с существовавшими ранее судами сотен (hundreds), уездов (shire), поместными, городскими, церковными и торговыми судами. ²¹ Эти судебные системы имели плавные границы юрисдикции, и поскольку суды взимали гонорары с тяжущихся сторон, они конкурировали друг с другом за ведение бизнеса. Контрактное и трастовое право, которое развилось в церковных судах, и коммерческое право, которое развилось в торговых судах, вошли в общее право в результате этой конкуренции. Кроме того, сами королевские суды состояли из четырех разных конкурирующих судов: королевской скамьи, общей судебной палаты, казначейства и канцелярии. Эти суды, как и другие, взимали гонорары с тяжущихся сторон и, следовательно, конкурировали между собой за клиентов. Только начиная с принятия Закона о судебной власти 1873 г. и Закона об апелляционной юрисдикции 1876 года, британское правительство объединило свои суды в свою нынешнюю монолитную иерархическую структуру, а американские суды вскоре последовали за ними.

Кроме того, сосредоточение внимания только лишь на конкуренции между судами общего права приводит к недооценке разнообразия фактически используемых механизмов разрешения споров. Поскольку стоимость использования судов общей юрисдикции была слишком велика для обычного рабочего, эти суды практически не имели отношения к большинству населения. Большинство граждан разрешали свои споры в соответствии с неформальными обычными процедурами, которые варьировались в зависимости от местоположения (городское или сельское) и класса тех, кто их применял.²²

Поскольку наше нынешнее относительно ненасильственное, капиталистическое общество развивалось в контексте разнообразной и конкурентной системы судов и механизмов разрешения споров, не может быть и речи о том. что государственное обеспечение судов необходимо для мирного урегулирования споров. На самом деле, сравнение количества яростного недовольства, вызванного современной судебной системой, обеспечиваемой государством (вспомните движение за реформу деликтов), с результатами работы более разнообразной традиционной системы разрешения споров, позволяет предположить, что государственное обеспечение судов скорее уменьшает, чем увеличивает социальный мир.

С. Полиция

Независимо от того, нужно ли государство для обеспечения законов и судов, сторонники правительства непреклонны в том, что полиция должна предоставляться исключительно государством. Может быть правдой то, что рынок может адекватно поставлять большинство товаров и услуг, но полицейские услуги уникальны в том, что они по своей сути предполагают использование принуждения. Очевидно, что ни одно цивилизованное общество не может допустить конкуренции в применении насилия. Гражданское общество сформировано именно для того, чтобы выйти из этой ситуации. Если правительство не поставит применение насилия под свой монополистический контроль, мирное сосуществование невозможно, и жизнь действительно будет “мерзкой, жестокой короткой”²³как утверждал Гоббс.

Прежде чем я отвечу на это, предложив вам осмотреться, задумайтесь на мгновение о глупости этого аргумента. Ведь если гражданское общество не может существовать без государственной монополии на применение принуждения, то гражданского общества не существует. Общества не возникают вместе с правительственными полицейскими силами. Как только группа людей выяснила, как снизить уровень межличностного насилия в достаточной степени, чтобы позволить им жить вместе, часто появляются субъекты, известные как правительства, которые берут на себя полицейскую функцию. Даже мародерская банда, навязывающая власть другим путем насилия, должна в первую очередь уменьшить внутренние раздоры в достаточной степени, чтобы позволить себе организовать эффективные военные операции. Как исторически, так и логически это всегда, прежде всего, мирное сосуществование, а во вторую очередь — государственные услуги.

В бродвейском мюзикле 1960-х Оливер, есть песня под названием “Be Back Soon”, в которой парни Фэгана поют строчку “Мы знаем бегунов с Боу-стрит”. Бегуны с Боу-стрит были известны тем, что были первыми полицейскими силами Лондона, спонсируемыми правительством и организованными во второй половине 18-го века магистратами суда Боу-стрит Генри и Джоном Филдингом. Я думаю, будет справедливо сказать, что формирование Боу-Стритских Бегунов не является моментом трансформации Лондона из “естественного состояния” Гоббса в гражданское общество.

Обратите также внимание на сочетание полицейских служб с принуждением. Принуждение может применяться в целях хищничества или в целях защиты, чтобы отразить попытки хищничества. Полицейские службы используют принуждение только в оборонительных целях. Конкуренция между агрессорами — это, действительно, плохое явление, противоречащее существованию гражданского общества. Но это не конкуренция за предоставление полицейских услуг. Если бы конкуренция между теми, кто предлагает оборонительное применение принуждения, неизбежно приводила к эквиваленту агрессивной бандитской войны, то мы бы хотели избегать такой конкуренции. Но происходит ли это, как раз и является рассматриваемым вопросом. Отождествление конкуренции между поставщиками полицейских услуг с конкуренцией между агрессорами полностью лишено смысла. Это скорее уклонение, чем аргументация.

Но я отвлекся. Правильный ответ на утверждение о том, что правительство должно предоставлять полицейские услуги, — это осмотреться. Я работаю в университете, в кампусах которого есть собственная полиция. По пути я проезжаю мимо частного бронированного автомобиля, который перевозит валюту и другие ценные вещи для банков и предприятий. Когда я иду в центр, я захожу в здания, которые обслуживаются частными охранными компаниями, и они требуют от меня авторизации перед входом. Я делаю покупки в торговых центрах и универмагах, которые патрулирует их собственная охрана. Находясь в торговом центре, я иногда захожу в магазин Security Zone, где продаются средства индивидуальной защиты и средства защиты дома. Я общаюсь с адвокатами и, время от времени, с недовольным супругом или обеспокоенным родителем, которые нанимают частные детективные агентства для проведения расследований для них.²⁴ Когда я был моложе, я часто посещал ночные клубы и бары, где работали “вышибалы”. Хотя лично со мной этого никогда не случалось, я знаю людей, с которыми связывались частные агентства по взысканию долгов или к кому приходили приставы. Время от времени я встречаю людей, которые почти так же известны, как рок-звезды, и они путешествуют со своими телохранителями. В конце дня я возвращаюсь домой, в свою общину, где есть собственный соседский дозор. Возможно, я что-то упускаю, но я не заметил, чтобы какое-либо из этих агентств прибегало к актам насильственной агрессии для устранения своих конкурентов.

Ах, но это потому, что правительственная полиция находится за кулисами, следя за тем, чтобы ни одно из этих частных агентств не переступило черту, утверждают сторонники правительства. В самом деле? Как это объясняет существование Лондона до появления Боу-Стрит Раннерс? В Нью-Йорке не было полиции до 1845 года. Бостонское полицейское управление, которое описывает себя как “первое оплачиваемое профессиональное управление общественной безопасности в стране” ²⁵ ведет свою историю с 1838 года. Что удерживало неполитические полицейские службы в узде до этих дат?

Независимо от философских размышлений Гоббса и Локка, на протяжении большей части английской истории правительство почти не предоставляло полицейских услуг.²⁶ Это правда, что когда английские короли научились получать доход, объявляя любое насилие и греховную деятельность нарушением королевского мира, за которое им причиталась оплата, они начали разрабатывать административный механизм для облегчения взимания штрафов с “преступной” деятельности. Поэтому, местному представителю Короны, шерифу было поручено сообщать о нарушителях, и, в конечном итоге, их задерживать. Но, поскольку шерифы были заинтересованы только в преследовании преступников, имеющих средства для оплаты штрафа, это никогда не составляло значительной части полицейской деятельности в королевстве. Обычные неполитические методы полицейской деятельности обеспечивали безопасность большей части населения Англии до сравнительно недавнего времени.

Старший брат моего отца, родившийся в 1902 году, часто рассказывал мне о системе тонтинного страхования, в которой участвовал мой дед через свою братскую организацию, и которая обеспечивала как срочное страхование жизни, так и ренту по старости. С момента появления федеральной программы социального обеспечения, о тонтинном страховании почти ничего не слышно. Большинство жителей Нью-Йорка, которые полагают, что только правительство может обеспечивать и поддерживать городскую систему метро, недоумевают, почему часть системы называется BMT, а часть IRT. Они понятия не имеют, что в 1940 году город Нью-Йорк приобрел частные компании Brooklyn-Manhattan Transit Corporation и Interborough Rapid Transit Company, чтобы создать городскую транспортную администрацию. Когда правительство начинает предоставлять услуги, которые ранее предоставлялись неполитически, люди вскоре забывают, что услуги когда-либо предоставлялись неполитически, и полагают, что их может предоставить только правительство. Но так же, как это неверно для пенсионных выплат по старости и службы метро, это неверно и для полицейских служб. Традиционно полицейские услуги не предоставлялись государством, и, в значительной степени, до сих пор не предоставляются. Следовательно, правительству нет необходимости предоставлять полицейские услуги.

Сторонники правительства по-прежнему могут утверждать, что из-за особого характера полицейских услуг государственная монополия может предоставлять такие услуги более эффективно, чем неполитические образования. Я должен признать, что нет ничего _априори_неправильного в этом аргументе. Конечно, возможно, что когда дело доходит до полицейских услуг, происходит чудо, и наделение единственного политически управляемого агентства полномочиями по предоставлению желаемых услуг путем взыскания недобровольных платежей со всех членов общества на самом деле дает лучший результат, чем предоставление услуг неполитическими средствами. Однако я не могу найти никаких доказательств этого в реальном мире. Когда полицейские услуги предоставляются политически контролируемой монополией, она руководствуется политическими соображениями, а не соображениями эффективности. Поэтому неблагополучные, политически бесправные группы, как правило, недостаточно обслуживаются, ресурсы полиции часто направляются на политически благоприятные цели (например, пресечение преступлений без потерпевших), а не на наиболее продуктивное использование (например, подавление насилия), и характер службы определяется по политическим и бюджетным соображениям, а не по фактическим потребностям. Кроме того, поскольку государственная полиция не зависит от добровольных взносов для получения доходов, она с меньшей вероятностью будет реагировать на озабоченности общественности (например, жестокостью полиции) и будет более восприимчивой к коррупции (см., например, отчет Комиссии Кнаппа,²⁷ или просто посмотрите фильм Серпико).

Сторонники правительства часто указывают на высокий уровень преступности в даунтаунах, обилие жестоких банд и живучесть организованной преступности и наркокартелей, чтобы доказать, что мы не смеем отказываться от государственной монополии на полицейские услуги. Признаюсь, этот аргумент меня озадачивает. Каким образом указание на полную несостоятельность государственной системы охраны правопорядка может быть аргументом в пользу ее необходимости?

Стоит отметить, что проблема современной преступности наиболее остро стоит там, где неполитические методы полицейской деятельности были полностью вытеснены государством. Центральные районы больших городов — это районы, наиболее зависимые от государственной полиции. Утверждать, что высокий уровень преступности в центре города и присутствие банд подразумевает, что мы должны поддерживать государственную монополию на полицейские услуги, все равно что утверждать, что ужасающее качество городских государственных школ подразумевает, что мы не должны разрешать родителям использовать их налоговые деньги для того, чтобы отправлять своих детей в частные школы. И вряд ли удивительно, что подавить преступные организации, которые эксплуатируют черные рынки, созданные государственными запретами на легальный маркетинг наркотиков, проституции, азартных игр и других “пороков” так трудно. Но как это демонстрирует необходимость предоставления полиции государством, мне непонятно.

Если пришельца с Марса попросили бы назвать наименее эффективный метод защиты людей и имущества, он вполне мог бы ответить, что нужно выбрать одну группу людей, предоставить им оружие, потребовать, чтобы все члены общества платили им независимо от качества услуг, которые они предоставляют, и дать им право по своему усмотрению использовать ресурсы и определять приоритеты правоохранительных органов, как они считают нужным, лишь в зависимости от прихотей своих политических хозяев. Если его спросить, почему он так подумал, он мог бы просто указать на Лос-Анджелес, Новый Орлеан или любое другое полицейское управление большого города. Действительно ли правительственная полиция необходима для мирного и безопасного общества? Посморите по сторонам. Может ли неполитическая, немонополистическая система предоставления полицейских услуг работать хуже, чем ее аналог, поставляемый государством?

D. Интернализация внешних эффектов

Сторонники правительства часто утверждают, что государство необходимо для обеспечения необходимого регулирования рыночной деятельности. Люди, заключающие контракты друг с другом на рынке, часто действуют таким образом, что наносят другим ущерб или не согласованные с ними издержки. Производители производят, а потребители покупают продукты, использование которых сопряжено с недопустимым риском получения травм для третьих лиц. Например, автомобильные компании могут производить, а водители покупать автомобили, которые могут двигаться со скоростью или иметь характеристики управляемости, которые создают необоснованный риск травм для пешеходов. Нефтяные компании могут отгружать нефть потребителям способами, создающими необоснованный риск разливов, которые могут загрязнить землю или водоем, по которым транспортируется нефть. В общем, потому, что люди не несут издержек, которые их деятельность накладывает на других, они часто будут действовать таким образом, чтобы наложить на общество более высокие издержки, чем это оправдано получаемыми ими личными выгодами. Эти неучтенные издержки для других являются социальными издержками рыночной деятельности; то, что экономисты называют отрицательными внешними эффектами. Сторонники правительства утверждают, что только государство может регулировать рыночную деятельность так, чтобы частные подрядчики учитывали социальные издержки своей сделки. Таким образом, даже если бы нормы права, суды и полицейские услуги могли бы предоставляться неполитически, правительство, тем не менее, было бы необходимо для интернализации внешних эффектов.

Должен признаться, что не знаю, как ответить на этот аргумент. Оглянуться вокруг не достаточно. То, что этот аргумент может выглядеть хоть сколько-нибудь правдоподобно, является свидетельством того, насколько люди могут полностью забыть об окружающем мире. В мире, где одной из главных политических проблем является реформа деликта; когда предприятия постоянно жалуются Конгрессу, что они чрезмерно регулируются общим правом деликта, и умоляют правительство защитить их от этого неполитического метода интернализации экстерналий, как можно всерьез утверждать, что государственное регулирование необходимо для решения проблемы социальных издержек?

Верно, что экономисты постулируют фиктивную сферу, в которой люди участвуют в добровольных сделках, свободных от всех форм регулирования. Но они делают это потому, что такая идеализированная концепция рынка полезна для их исследования науки о человеческих взаимодействиях во многом так же, как концепция идеального вакуума полезна для физиков, исследующих законы природы; не потому, что они думают, что это соответствует чему-либо в действительности. В реальном мире человеческое взаимодействие всегда регулируется; по обычаю, по этическим и религиозным убеждениям людей, а в нашей правовой системе — по общему праву. Деликтное право — это как раз та часть права, которая была разработана для защиты людей и имущества от необдуманных действий их соседей, то есть для того, чтобы интернализовать внешние эффекты. Только игнорируя существование этих форм неполитического регулирования, то есть, полагая, что модель рынка экономистов является описанием реальности, можно было бы поверить в то, что правительство необходимо для решения проблемы социальных издержек. Конечно, никогда не следует недооценивать силу концептуальной модели, которая закрывает интеллектуалам глаза на то, что происходит в реальном мире.

Но, как утверждают сторонники правительства, общее право никогда не может быть адекватным регулирующим механизмом, потому что оно касается прошлого. Судебные процессы начинаются только после того, как причинен вред. Следовательно, гражданская ответственность никогда не сможет обеспечить упреждающего регулирования, необходимого для предотвращения нанесения серьезного ущерба. Правда? Основные нормы деликтного права запрещают людям умышленно причинять вред другим и требуют от них действовать с разумной осторожностью, чтобы избежать непреднамеренного причинения вреда. В этом нет ничего, касающегося прошлого. Верно, что то, что представляет разумную осторожность, возможно придется определять в каждом конкретном случае, но в этом отношении общее право ничем не отличается от государственного законодательства, которое объявляет общее правило, а затем оставляет на усмотрение судов то, как оно применяется в конкретных случаях. Более того, в соответствующих случаях общее право может действовать перспективно. Судебный запрет — приказ не заниматься определенной деятельностью — был разработан специально для тех случаев, когда поведение одной стороны создает высокий риск причинения непоправимого вреда другим.²⁸ Кстати, правительственное законодательство почти всегда относится к прошлому. Ограниченность человеческих знаний (не говоря уже об общественном выборе) означает, что законодатели редко могут точно предвидеть будущий ущерб. Закон Меган требовал публичного уведомления о том, что известный сексуальный преступник переезжает в сообщество. Он называется законом Меган, потому что он был принят после того, как Меган была убита рецидивирующим сексуальным преступником, жившим в ее районе. Если я правильно помню, закон Сарбейнса-Оксли прошел после краха Enron. А когда был принят Патриотический акт США? Ах да, после 11 сентября.

До 1992 года в ресторанах быстрого питания подавали кофе с температурой от 180 до 190°F — температурой, при которой кофе мог вызвать ожоги третьей степени в течение двух-семи секунд при попадании на кожу человека. Это создавало значительный риск серьезной травмы, учитывая, как часто проливается кофе, подаваемый в стаканах из пенопласта. Я не заметил какого-либо активного законодательного регулирования, призванного интернализировать этот внешний эффект. В 1992 году Стелла Либек выиграла судебный процесс против McDonald’s за травмы, полученные в результате проливания кофе на себя, равные ее медицинским расходам плюс сумма прибыли, которую McDonald’s заработала за два дня от сознательной продажи кофе при опасно высокой температуре.²⁹ На следующий день все рестораны быстрого питания в Соединенных Штатах стали подавать кофе с температурой 158°F, температуре, при которой требуется 60 секунд, чтобы вызвать ожоги третьей степени; достаточно времени, чтобы клиенты смахнули кофе со своей одежды или кожи. В современном деликтном праве может быть много ошибок,³⁰ но неспособность к интернализации внешних эффектов, несомненно, не входит в их число. Единственный способ поверить в то, что правительство необходимо для решения проблемы социальных издержек, — это прилежно игнорировать природу как общего права, так и государственного законодательства.

E. Общественные блага

Сторонники правительства заявляют, что правительство необходимо для производства “общественных благ”; это блага, которые важны для благосостояния людей, но либо не могут быть произведены, либо будут производиться рынком в недостаточном количестве. Общественные блага — это блага, которые не имеют конкуренции в потреблении; то есть его использование одним человеком не мешает его использованию другими и неисключительно; то есть, если благо доступно одному человеку, оно доступно всем, независимо от того, помогают они его производить или нет. Сторонники правительства утверждают, что такие блага не могут быть произведены без правительства, потому что из-за проблемы безбилетника и проблемы уверенности (assurance problem) люди не будут добровольно вносить капитал, необходимый для их производства. Проблема безбилетника связана с тем фактом, что, поскольку люди могут пользоваться общественными благами, не платя за них, многие не будут вносить свой вклад в производство товаров и попытаются бесплатно воспользоваться вкладом других. Проблема уверенности связана с тем фактом, что при отсутствии некоторой уверенности в том, что другие внесут достаточно, чтобы произвести благо, люди с большей вероятностью сочтут свой вклад пустой тратой денег и откажутся от него. Следовательно, правительство необходимо для обеспечения производства важных общественных благ.

Правильный ответ на аргумент о том, что правительство необходимо для производства общественных благ, звучит так: общественных благ, как, например, что? Как маяки? Поставляемый ими свет доступен всем кораблям, и его использование одним не снижает его ценности для других. Но подождите, маяки могут поставляться и поставлялись частным образом.³¹ Как, например, радио и телевидение? Один знакомый остряк любит говорить, что он делает нечто невозможное когда каждый вечер смотрит коммерческое телевидение. В конце концов, телевизионные сигналы не имеют конкуренции в потреблении и никого нельзя исключить из потребления. Следовательно, они не могут быть произведены на рынке. Как, например, интернет? Но подождите, это тоже частное финансирование.

Может, полиция и суд? Теоретики часто утверждают, что полицейские услуги и суды — это общественные блага, которые должно обеспечивать государство. В отношении полицейских служб, например, утверждается, что:

Безопасность личности — это в значительной степени коллективное благо.

Важной частью услуг, предоставляемых государственной полицией и системами уголовного правосудия в целом, является сдерживание потенциальных нарушителей от причинения вреда людям. И это сдерживание — неделимое, неотъемлемое благо для граждан. В дополнение к сдерживанию, могут быть выгоды, которые вытекают из заключения вора в тюрьму, а именно, вывод его из строя, преимущества, которые также неделимы и неисключаемы.

Таким образом, социальный порядок, по крайней мере, безопасность людей и имущества, в значительной степени является коллективным благом. Соответственно, в той степени, в которой это так, социальный порядок не может быть эффективно обеспечен в отсутствие государства.³²

Точно так же в отношении судов утверждается, что, поскольку существование определенных и широко известных правил поведения обеспечивает неисключительную выгоду для всех, частным судам не достает стимулов для установления четких прецедентов, порождающих правила. Действительно, поскольку четкие прецеденты “дадут внешнюю, некомпенсируемую выгоду не только будущим сторонам, но и другим судьям, судьи могут сознательно избегать объяснения своих результатов, потому что спрос на их услуги будет снижен за счет правил, которые, разъясняя смысл закона, уменьшают количество споров”. ³³ Следовательно, государственные суды необходимы для развития норм права.

Это совершенно логичные теоретические аргументы, беда которых только в том, что они опровергаются фактами действительности. Доказательством того, что полицейские услуги и суды не являются общественными благами, является то, что они, как и маяки, телевидение и Интернет, на протяжении большей части истории человечества не имели политического характера. Конечно, это правда, что если правительство создает районы бесхозной, политически контролируемой собственности, в сохранении которой не заинтересована ни одна частная сторона, полицейские услуги, вероятно, будут недостаточно производиться в этих местах. Охрана этой “общественной” собственности, возможно, действительно должна быть обеспечена государством. Однако это происходит не потому, что полицейские услуги являются общественным благом, которое не может быть предоставлено рынком, а потому, что полицейские услуги не будут предоставляться, когда рынок подавляется правительством. И хотя, безусловно, верно, что услуги частной полиции производят некомпенсированный положительный внешний эффект, поскольку их сдерживающий эффект увеличивает безопасность тех, кто не заплатил за него, это вряд ли может быть причиной для того, чтобы полагать, что такие услуги не будут оказаны. На самом деле, довольно сложно представить себе какую-либо полезную деятельность, не вызывающую некомпенсированных положительных внешних эффектов.

Конечно, я использую дезодорант и хожу в одежде, но правительство не обязано платить мне за то, чтобы побудить меня мыться и одеваться. Кроме того, по меньшей мере странно утверждать, что система конкурирующих судов не будет создавать нормы права в правовой системе общего права, в которой правила, на которых зиждется наша цивилизация, на самом деле возникли именно в такой системе.

Как, например, национальная оборона? Национальная оборона, возможно, является архетипическим общественным благом. Безопасность, которую она обеспечивает, не имеет конкуренции в потреблении и приносит пользу всем членам общества, платят они за это или нет. Может ли национальная оборона быть адекватно обеспечена без правительства?

Если “национальная оборона” означает тип военных расходов, связанных с современными национальными правительствами, ответ будет очевидным “нет”. Как только государство получает право экспроприировать богатства своих граждан для обеспечения национальной обороны, почти любые желаемые расходы начинают выглядеть как требование для национальной обороны. Вскоре поддержка диктаторов Юго-Восточной Азии и свержение диктаторов Ближнего Востока будут охарактеризованы как неотложные проблемы национальной обороны. Тот факт, что нет неправительственного способа мобилизовать достаточный капитал для реализации этой концепции национальной обороны, ничего не доказывает в вопросе жизнеспособности анархии а, по сути, служит еще одним аргументом в пользу рынков.

Однако, если “национальная оборона” относится только к тому, что строго необходимо для защиты граждан страны от внешней агрессии, я готов признать, что я не знаю ответа на этот вопрос. Но это признание меня не смущает, потому что, как я сказал в самом начале, вопрос национальной обороны с практической точки зрения является тривиальным. Никто не верит, что мы можем мгновенно перейти от мира государств к миру анархии. Ни один разумный анархист не выступает за полный роспуск правительства завтра. Как только мы обратим наше внимание на вопрос о том, как постепенно переходить от правительства к анархии, становится очевидным, что национальная оборона будет одной из последних государственных функций, подлежащих деполитизации. Если мой аргумент в пользу анархии ошибочен и анархия не является жизнеспособным методом социальной организации, это, несомненно, будет обнаружено задолго до того, как проблема национальной обороны станет проблемой. С другой стороны, по мере того, как постепенный переход от правительства к анархии оказывается успешным, потребность в национальной обороне постоянно уменьшается.

Подумайте, что значило бы для нации серьезно заняться процессом деполитизации. Любое сокращение размеров и масштабов правительства высвобождает больше творческой энергии населения. Экономические последствия этого хорошо известны и в настоящее время демонстрируются в Китае. Как отмечают экономисты, революционные изменения могут быть вызваны предельными эффектами. Даже медленный процесс либерализации, который поддерживается, с течением времени приведет к массовому ускорению экономического и технологического роста. И рост свободы и процветания в этой стране также будет иметь глубокие внешние эффекты. Многие из самых смелых и трудолюбивых жителей более репрессивных стран попытались бы иммигрировать в либерализирующую страну, а некоторые другие страны учились бы на примере либерализирующейся страны и начали бы копировать ее политику.

По мере того, как экономический и технологический разрыв между либерализующейся страной и остальным миром увеличивается, остальной мир становится все более зависимым от товаров и услуг, производимых и поставляемых этой страной, и, поскольку все большее число других стран склоняется к принятию либерализации политики, угроза, которую остальной мир представляет для либерализующейся страны, уменьшается. Свидетельство тому — распад Советского Союза. Радикальные режимы и террористические организации могут представлять собой серьезную и постоянную угрозу, но следует рассматривать ее в историческом контексте. Такая угроза значительно менее серьезна и менее затратна в устранении, чем угроза термоядерной войны.

Напомним, что мы рассматриваем только издержки защиты граждан от агрессии, а не издержки зарубежных авантюр или “упреждающей” войны. Насколько в настоящее время серьезна угроза иностранного вторжения в Соединенные Штаты? Какая часть расходов страны на “национальную оборону” фактически направляется на предотвращение такого вторжения? После нескольких лет или десятилетий непрерывного и устойчивого сокращения размера правительства насколько шире будет экономический и технологический разрыв между пренатальной анархией и более репрессивными нациями? Насколько сложнее станут защитные технологии? Насколько сильнее репрессивные страны будут зависеть от товаров и услуг анархической страны? Пусть нация встанет на путь анархии, и к тому времени, когда вопрос о том, является ли национальная оборона общественным благом, которое должно поставлять правительство, станет актуальным, он, скорее всего, останется спорным.

V. Заключение

Аристотель называл человека разумным животным, определяя способность людей рассуждать как их важнейшую определяющую характеристику. Я считаю это ошибкой. Я думаю, что человек — животное с богатым воображением. Человеческие существа, несомненно, обладают способностью рассуждать, но они также обладают способностью воображать, что мир отличается от того, каким он есть, и это является очень мощной силой. Люди болеют за “Чикаго Кабс”, потому что они могут себе представить, что Кабс выиграют World Series, несмотря на все доказательства обратного. Люди регулярно женятся, потому что могут представить, что превратят своего явно несовместимого партнера в идеального мужа или жену. Люди тратят свое время, силы и деньги на политические кампании, потому что они могут представить, что, если бы только были избраны Билл Клинтон, Боб Доул, Джордж Буш или Джон Керри, Вашингтон, DC будет преобразован в Камелот. И, что еще более важно, люди добровольно участвуют в войнах, потому что они могут представить себя невредимыми, бегущими через поле пулеметного огня. Только способность представить себе загробную жизнь, для чего у них нет абсолютно никаких доказательств, может объяснить, почему люди привязывают к себе взрывчатку и взрывают себя, пытаясь убить как можно больше невинных людей.

Вы когда-нибудь задумывались, почему люди верили в божественное право королей, несмотря на то, что монархи их времени явно не относились к типу людей всезнающих, всеблагих божественных избранников? Они верили в это, потому что их учили верить в это, и потому, что они могли вообразить, что это так, несмотря на все доказательства обратного. Мы больше не верим в такие глупые вещи, как божественное право королей. Теперь мы считаем, что правительство необходимо для упорядоченного мирного общества, и что его можно заставить функционировать в соответствии с верховенством закона. Мы верим в это, потому что нас учили верить в это с младенчества, и потому, что мы можем вообразить, что это так, несмотря на все свидетельства обратного.

Никогда не следует недооценивать силу абстрактных концепций, влияющих на то, как люди видят мир. Как только кто-то принимает идею о том, что правительство необходимо для мира и порядка, и что оно может функционировать объективно, его воображение позволит ему увидеть руку правительства везде, где есть закон, полиция и суды, и сделать неполитическое предоставление этих услуг невидимым. Но, если отложить эту концептуальную основу на достаточно долгое время, чтобы спросить, откуда возникли эти услуги и откуда, в значительной степени, они все еще происходят, мир приобретет другой аспект. Если вам нужен самый сильный аргумент в пользу анархии, просто снимите шоры и осмотритесь.

Ссылки

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев