Недавно нам с женой довелось делать покупки в магазине Trader Joe’s перед самым закрытием. Вход на склад был открыт, и было видно, что он завален товарами от пола до потолка. Рабочие разгружали грузовики и пополняли ярко освещенный рог изобилия.

То, что происходит ночью, незаметно для тысяч покупателей, ежедневно проходящих через магазин. Моя жена заметила, что большинство людей ничего не знает о рыночных процессах, от которых зависит их жизнь. Пока изобилие не исчезнет, они будут воспринимать его как должное.

Ящики, которые мы видели при разгрузке, поступали от многих поставщиков, каждый из которых делал все возможное, чтобы сохранить место на полке в Trader Joe’s, поставляя товары по цене и качеству, которые ценят покупатели. Trader Joe’s не просто полностью укомплектован, он укомплектован товарами, которые удовлетворяют потребности покупателей.

Недавно Макс Бордерс указал нам на отрывок из книги журналиста Скотта Шейна “Демонтаж утопии: Как информация погубила Советский Союз”. Шейну было интересно, почему “одни из самых длинных очередей в Москве были за обувью”. Естественно, сначала он “предположил, что неэффективная советская экономика не производила достаточно обуви”.

К своему удивлению, Шейн обнаружил, что “Советский Союз был крупнейшим производителем обуви в мире”, выпуская “800 миллионов пар обуви в год”, что было достаточно для того, чтобы “каждый советский мужчина, женщина и ребенок имели более чем три пары обуви в год”.

Не хватало той обуви, которую люди хотели бы купить. Шейн писал: “Комфорт, фасон, дизайн и размерный ряд советской обуви настолько не соответствовали потребностям и желаниям людей, что они готовы были часами стоять в очереди, чтобы купить понравившуюся им пару, обычно импортную”. Советские планировщики выбрали консенсусную обувь, и это была обувь, которая не удовлетворяла многие потребности конкретных покупателей.

Если бы вы зашли в советский продуктовый магазин, вы обнаружили бы там ту же проблему, что и в обувном. В отделе фруктов есть только финики, (так в оригинале, — ред.) а в отделе овощей — только репа.

Если вы посмотрите на товары в тележках покупателей в Trader Joe’s, то поймете, что нет такого понятия, как консенсусная тележка. Ваши вкусы и потребности сильно отличаются от вкусов и потребностей других покупателей.

Если бы в обувном магазине советской эпохи кассир, прошедший обучение в Trader-Joe’s, спросил, все ли вы нашли сегодня, ответ покупателя всегда был бы отрицательным. Планировщики и менеджеры никогда не учитывали информацию о том, что ценят покупатели, поэтому она не влияла на их решения о пополнении запасов. Шейн объясняет:

В основе дисфункции лежал государственный контроль над информацией. Цены — это информация, которая нужна производителям, чтобы знать, что и в каком количестве производить. На рынке такого разнообразного по материалу и дизайну товара, как обувь, меняющиеся цены подобны датчикам, приклеенным к коже пациента в медицинском эксперименте; они обеспечивают постоянный поток информации о потребностях и предпочтениях потребителей.

Писатель-фантаст Джон Уиндем наиболее известен своей книгой “День триффидов”. В тот вечер, когда мы делали покупки в Trader Joe’s, я как раз закончил читать аллегорический антиутопический роман Уиндэма “Хризалиды”. В романе “Хризалиды” Уиндем представляет, что было бы с человечеством в будущем, после того как ядерная война сделала огромные территории Земли непригодными для жизни и привела к мутации людей и животных.

На фоне страшных разрушений и одичания в одной из частей Земли возникла “утопия”, населенная “людьми, которые могут мыслить вместе” телепатически.

Уиндем заставляет одного из “новых людей” в этой “утопии” описать существование людей до ядерной войны (то есть нас):

Они были лишь бесхитростными полулюдьми, немногим лучше дикарей; все жили, отгородившись друг от друга, и лишь неуклюжие слова связывали их. Часто они были еще больше отгорожены друг от друга разными языками и верованиями… Эмоции они могли иногда разделять, но не могли мыслить коллективно.

“Новые люди” Уиндем считали, что из-за отсутствия телепатии у людей в наше время не было средств для сотрудничества, и по мере роста населения проблема сотрудничества становилась все более острой:

Когда условия их жизни были примитивными, они, как и животные, могли прекрасно уживаться друг с другом; но чем сложнее становился их мир, тем меньше они были способны с ним справиться. У них не было средств для достижения консенсуса. Они научились конструктивно сотрудничать в малых группах, но только разрушительно в больших. Они жадно стремились к цели, а затем отказывались нести ответственность за проблему, которую сами же и создали… Между ними не было ни настоящего общения, ни понимания.

Уиндем жил в Англии и написал “Хризалиды” в 1955 году. Он никогда не видел сегодняшнего изобилия, но чудеса человеческого сотрудничества были вокруг него. По сравнению с тем, что было всего столетием ранее, он уже жил в утопии. Людей стало больше, а вместе с тем и плодов их сотрудничества. В Англии, за десять лет до того, как Уиндем написал свой роман, Ф. А. Хайек в работе “Использование знаний в обществе” объяснил, что “система цен… [является] механизмом для передачи информации”.

Сотрудничество, которого не видел Уиндхэм, возникло не в результате достижения консенсуса и организованной координации с помощью телепатии; оно возникло в результате децентрализованного принятия решений. Для достижения координации консенсус не обязателен. Художественное видение Уиндэма расходилось с реальностью, однако его ошибочная интуиция — обычное дело. Как заметил Израэль Кирцнер:

Для человека, не обученного экономике, рыночная экономика представляет собой слишком сложный объект. Она состоит из многочисленных индивидов, каждый из которых сосредоточен на своих собственных целях, не заботясь о общественных последствиях своих стремлений. Никакое централизованное координационное агентство не контролирует и даже не отслеживает бесчисленные независимые решения о производстве и обмене, принимаемые этими бесчисленными индивидами. Неудивительно, что рыночная экономика кажется не чем иным, как джунглями сталкивающихся, несогласованных индивидуальных действий.

Люди-телепаты не могут сконцентрировать знания и прийти к консенсусу в большей степени, чем это может сделать центральный планировщик. Знания, “которыми мы должны пользоваться”, как объяснял Хайек, состоят из “разрозненных кусочков неполного и часто противоречивого знания”. В своей телепатической утопии Уиндхэм не понял очевидного: умы можно объединить, но достижение консенсуса не требуется. При децентрализованном принятии решений вы можете любить репу, а я могу предпочесть капусту, но мы оба сможем удовлетворить свои потребности без конфликта.

Уиндем и его читатели могут считать телепатию чудом, но она ничто по сравнению с системой цен как средством коммуникации и сотрудничества. Хайек использует слово “чудо”, чтобы шокировать самодовольного читателя, который воспринимает механизм цен как нечто само собой разумеющееся. Хайек добавил:

Я убежден, что если бы она [система цен] была результатом целенаправленного человеческого замысла и если бы люди, руководствующиеся изменениями цен, понимали, что их решения имеют значение далеко за пределами их непосредственной цели, этот механизм был бы признан одним из величайших триумфов человеческого разума.

Чтобы быть справедливым к Уиндэму, человечество, похоже, действительно способно уничтожить само себя. Шансы на разрушение возрастают, когда люди не общаются и не сотрудничают. Конфликты, которые мы наблюдаем, совпадают с нарушениями в децентрализованном принятии решений на свободных рынках.

Проблема уже решена; консенсус с помощью телепатии — это дезадаптивное решение. Люди уже сотрудничают и общаются чудесным образом через механизм системы цен. Если вы верите, что кто-то должен координировать действия людей, вы никогда не заметите чудес вокруг.

Будьте внимательны: Когда критическая масса людей поверит в необходимость достижения консенсуса и волевой координации, они вскоре начнут требовать организованного руководства, а это музыка для ушей тех, кто хочет отнять у нас свободу.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев