Альтер Э. Уильямс назвал одну из своих книг “Больше свободы — меньше правительства”. Меньше правительства означает меньше государственного вмешательства, меньше государственных изъятий, меньше государственных расходов и меньше людей, работающих на правительство. Больше свободы — меньше правительства.

Я знаю, что вы ненавидите неологизмы, но, тем не менее, я предлагаю новый термин — огосударствление социальных отношений. Альберт Дж. Нок назвал свою книгу “Наш враг — государство”. Это название более броское, чем “Наш враг — огосударствление социальных отношений”. Но название Нока, на мой взгляд, менее точно.

“Огосударствление” звучит коряво. Но и то, что оно обозначает так же коряво и уродливо.

Под “огосударствлением” я имею в виду государственные ограничения свободы личности, а также (что гораздо важнее) государственные учреждения, выступающие в качестве крупных игроков, живущих за счет налогов и привилегированного положения.

Таким образом, термин “огосударствление” имеет в виду правительство не только как нарушителя свободы, но и как благодетеля, разрешителя, работодателя, арендодателя, клиента, кредитора, педагога, перевозчика, предоставителя доступа, грантодателя, обладателя престижа, составителя повестки дня, организатора, исполнителя закона, тюремщика, регистратора, библиотекаря, хранителя музея, смотрителя парка и владельца огромного количества собственности и ресурсов в пределах страны. Каждый из этих видов деятельности имеет отделы работы с общественностью, а также с системами образования и культуры. Огосударствление распространяет влияние правительства на культуру в целом.

Свобода и огосударствление противоположны, по большому счету, так же, как противоположны свобода и рабство. Поддерживать свободу — значит противостоять огосударствлению. Выступать в пользу огосударствления — значит выступать против свободы.

Волюнтаризация

Еще один неологизм! Вы можете простить меня? Обещаю, что он будет последним.

Выступая за свободу и против государственного управления, классические либералы часто объясняют, что свобода порождает волюнтаризацию, то есть объединение или упорядочение объектов, дел, деятельности путем добровольных процессов. Этот подход утверждает, что волюнтаризация приносит выгоды: материальные, моральные, культурные и духовные. По большому счету, чем больше общественных дел происходит на основе волюнтаризации, тем больше пользы они приносят.

Два способа быть классическим либералом

Государственное управление уменьшает, ограничивает и препятствует волюнтаризации. Развитие затухает. Это чистые потери.. Мы могли бы развиваться быстрее, но огосударствление сдерживает нас. Дейрдре Макклоски и Арт Карден выразили этот подход в своей книге под названием “Оставьте меня в покое, и я сделаю вас богатыми: как буржуазная сделка обогатила мир”. Мы все были бы богаче, если бы правительство оставило людей в покое.

Это здравый подход, но есть и другой.

Все дело в том, какой подход мы применим, рассматривая проблему. Происходящее можно описывать в терминах некоего блага, которое ущемляется огосударствлением, но можно использовать другой подход и использовать картину в которой зло огосударствления сдерживается либеральными принципами. Иначе говоря, дело не столько в том, что волюнтаризация — это прекрасно, а скорее в том, что огосударствление — это зло. Дело не в том, что мы хотим меньше огосударствления, потому что это означает больше свободы. Скорее, мы хотим больше свободы, потому что это означает меньше огосударствления. Огосударствление одиозно и отвратительно. Оно достойно ненависти.

Мы ограничиваем огосударствление, отстаивая либеральные принципы. Огосударствление — это рак, и либеральные принципы уменьшают его. Лекарство не вызывает эйфории, оно просто уменьшает зло. В других метафорах, огосударствление — это загрязнение, яд, чума, саранча. Либеральные принципы — это борьба с ними, противоядие, пестицид.

Мы не ожидаем, что пестициды сделают нас добродетельными или счастливыми. Мы ожидаем, что они отпугнут саранчу.

Таким образом, один подход говорит о благе, волюнтаризации и нежелательном контроле всего этого, в то время как другой подход говорит о бедствии, огосударствлении, и желательном контроле над ним. Оба подхода обоснованы и дополняют друг друга. Один подчеркивает благословение волюнтаризации, другой — зло огосударствления.

Проведите мысленный эксперимент

Подумайте о мире, в котором американцы ограничены в своей свободе в той же степени, что и сейчас. Они сталкиваются с теми же ограничениями и налогами. Но представьте себе, что из ресурсов, извлеченных из частного сектора, правительство может реально хранить и использовать только 25 процентов, а остальные 75 процентов денег должны быть уничтожены, возможно, в костре из 1000-долларовых купюр.

Это был бы мир с меньшим количеством государственных игроков в обществе. Раковая опухоль была бы очень сильно уменьшена. Но обратите внимание, что в этом мысленном эксперименте свобода не увеличилась бы, потому что принуждение со стороны правительства на самом деле не уменьшилось.

Так действительно ли свобода лежит в основе классического либерализма? Я бы сказал, что нет. В основе лежит благосостояние человечества, благо целого. Классический либерализм рассматривает огосударствление как бедствие. (Позвольте мне отметить, что я предполагаю наличие достаточно стабильного государства; без этого предположения вопрос становится более туманным).

Классический либерализм, как особый взгляд на человеческое благополучие, придерживается принципа свободы. Свобода препятствует огосударствлению. Для того, чтобы все эти 1000-долларовые купюры были собраны правительством, и для того, чтобы защитить правительство от конкуренции (тем самым предоставив ФРС возможность производить 1000-долларовые купюры из воздуха), правительство должно нарушить свободу. За статусом правительства как большого игрока стоит большое принуждение.

Реверансы классических либералов

Классические либералы склонны смягчать второй подход. Их риторика похожа на риторику Роберта Лоусона и Бенджамина Пауэлла в книге под названием “Социализм — отстой”. Основное внимание в этой книге уделяется социализму в других странах, таких как Венесуэла, Северная Корея и Китай, а не злу огосударствления у себя дома.

Левые используют выражение “системный расизм”, чтобы подавить инакомыслие и продвинуть государственное управление. Они игнорируют то, как государственное управление в школьном образовании, например, уничтожает потенциал чернокожих. Системная левизна — вот что является причиной неравного положения.

Существует ряд причин, по которым классические либералы недооценивают подход “правительство-отстой”. Либеральные принципы могут обуздать государственное управление, но нужно помнить о том, кто держит вожжи. Классически-либеральный дискурс подразумевает стремление убедить политиков, а политики действуют в правительстве и вокруг него. Говорить правительству, что огосударствление — это отстой это не очень хороший способ убеждения. Тот, кто держит вожжи, держит и плеть.

В стремлении убедить в необходимости либерализации есть своя добродетель. Однако к этой добродетели примешивается карьеризм. В большинстве органов власти, их аппарате и сателлитах правят левые. Когда вы говорите, что огосударствление отвратительно, государственники вас ненавидят.

Если вы хотите добиться успеха в правительстве, в научных кругах, в СМИ, в политическом сообществе, во многих других областях, вам не следует делать себя неприятным для тех, кто там доминирует. Ненависть имеет тенденцию быть взаимной, поэтому, когда вы объясняете, что огосударствление нужно ненавидеть, правительственные деятели ненавидят вас за это.

Более предпочтительный путь — быть покладистым, играя на благе волюнтаризации: “Друзья, нам всем будет лучше, если мы позволим волюнтаризации обогатить нас. Давайте не будем мешать тому, что хорошо для всех нас!”

Правительственные деятели не обидятся на такие слова. Они слегка кивнут, вспомнив былые времена, когда освобождение рынков было в порядке вещей. Но затем они скажут, что это было тогда, а это сейчас. Они продолжат огосударствление. Приручив несколько “милых” нелевых, они будут считать себя разумными и открытыми. Даже дружелюбными к рынку.

Ну, а тем временем “милые” не-левые постепенно теряют связь с борьбой против огосударствления, вписываются в повестку дня, следят за тем, чтобы быть на хорошем счету и перестают быть “не левыми”.

Каков ваш набор данных по отстойности?

Есть еще одна причина, по которой классические либералы в основном придерживаются подхода “давайте, друзья”.

Можно использовать статистику, чтобы утверждать, что препятствия ослабляют блага волюнтаризации. Можно количественно измерить богатство, производительность, здоровье, продолжительность жизни, можно количественно измерить огосударставление. Затем нужно исследовать корреляцию. Эти блага, богатство, производительность, здоровье, долголетие, не вызывают сомнений. Кроме того, на определенных рынках, таких как жилье, экономисты могут оценить чистые потери, возникающие в результате препятствий со стороны правительства.

Подход “правительство — отстой” является в большей степени эстетическим. Огосударствление отстойно главным образом из-за его моральных, культурных и духовных последствий. Эти последствия трудно определить точно, как концептуально, так и эмпирически. Но когда дело доходит до получения согласия, государственники заполняют галерею своими людьми за счет налогоплательщиков или с помощью привилегий, и изгоняют несогласных.

Кроме того, правительства скрывают негативные последствия огосударствления. Они фальсифицируют данные и скрывают доказательства, как в Венесуэле, Северной Корее и Китае.

Аргументацию типа “огосударствление — отстой” легче отвергнуть как ненаучную, как субъективную, нормативную и как просто мнение. Действительно, левые все чаще канселят и пытаются криминализировать разоблачения лжи и пороков огосударствления.

Изменение подхода

В XVII и XVIII, а также в большей части XIX века либерализм пользовался своего рода превосходством. Однако примерно с 1885 года либерализм в англосфере начал сильно ослабевать. Одной из причин этого было то, что люди 1885 года чувствовали разочарование. Либерализм, казалось, обещал счастье. Британия и Соединенные Штаты в значительной степени наслаждались либерализмом.

Итак, люди проснулись однажды утром в 1890 году, и что они сказали себе? “Эй, я все еще не счастлив!”.

Как знать, (относительный) либерализм не был раем. Он не устранил фундаментальные проблемы человеческого существования. Он не избавил человека от фундаментальной проблемы жизнеспособности, а значит, не дал истинного счастья.

Казалось, что либерализм потерпел неудачу. Его противники лгали о том, что обещали либералы. Разве Адам Смит, когда-то обещал панацею? Последнее предложение “Богатства народов” говорит Британии в 1776 году: “Приспособить свои будущие взгляды и замыслы к реальной посредственности своих обстоятельств”.

И все же, если бы либералы больше внимания уделили злу огосударствления, а не обещаниям волюнтаризации, то разочарование было бы меньше, благодарность и спокойствие — больше, а отвращение к огосударствлению — сильнее.

Альберт Венн Дайси писал в своей книге “Лекции о взаимосвязи закона и общественного мнения в Англии в течение XIX века”, изданной в 1905 году:

Увеличение… государственных доходов за счет налогообложения — это не только уменьшение частного дохода каждого налогоплательщика и его власти в определенной сфере делать то, что ему нравится, но и увеличение ресурсов и власти государства.

Больше свободы — меньше правительства, а меньше правительства — меньше нищеты, раболепия, непостоянства, лицемерия, отрицания, лживости, подлости и вырождения. Либеральная опора сдерживает зло, которое заключается в огосударствлении общественных дел.

Оригинал

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев