Вы читаете эту статью, скорее всего, находясь в комфортных условиях. Вы используете для чтения сложное техническое устройство и вас не беспокоит, хватит ли вам денег на ужин сегодня и будете ли вы спать в безопасности. Вам может показаться, что такой уровень удобства — это нормальное состояние Homo sapiens.

Однако, такая мысль максимально далека от истины. Когда мы начали заниматься земледелием 10 тысяч лет назад, жизнь Homo sapiens была ужасной. Вы просыпались утром, чтобы работать по 14 часов в поле; с высокой вероятностью страдали от деформаций позвоночника, а половина ваших детей умирала, не доживая до 5 лет.

Понимание этой мрачной предыстории приводит нас к важнейшему вопросу: что позволило обществам вырваться из состояния выживания? Что стало движущей силой процветания?

Анализ ВВП на душу населения в исторической перспективе даёт поразительную картину: до начала промышленной революции экономического роста по сути не существовало. Иными словами, до 1700 года качество повседневной жизни Homo sapiens почти не изменилось за 10 тысяч лет.

Таким образом, важнейшим вопросом истории становится: что вызвало промышленную революцию? Почему она началась в Британии почти на 100 лет — более чем на три поколения — раньше, чем во Франции, остальной Европе и Америке?

Историки выдвинули множество различных объяснений. Одни утверждают, что это произошло в Британии из-за природных ресурсов — что у неё было больше угля, чем у других стран. Другие говорят, что тот факт, что Британия — остров, побудил её жителей строить большие флоты и стать морской державой.

Однако, если взглянуть на мир около 1700 года, ни один из этих факторов не был уникален для Британии. Китай обладал гораздо большими запасами угля, чем Британия. Более того, испанцы, голландцы и японцы развили морские возможности не хуже, а порой и лучше.

Так что же действительно было уникального в Британии около 1700 года? Прежде всего, это была единственная страна в мире, где действовало верховенство права. Это было единственное место, где обычный торговец мог подать в суд на аристократа и рассчитывать на справедливый процесс.

Существенные различия между Англией и Францией описал Вольтер, который жил в Англии во время своего изгнания в начале 1700-х годов. В «Письмах об английской нации» он отметил беспрецедентное сочетание религиозной терпимости, ограниченной монархии и уважения к торговцам, которое отличало английское общество.

Он объяснял, как свобода торговли и предпринимательства преодолевают вековые предрассудки:

Зайдите на Лондонскую фондовую биржу — место, более достойное, чем многие королевские дворы; вы увидите там представителей всех наций, собравшихся во благо человечества. Там еврей, магометанин и христианин торгуют друг с другом, как будто они одной веры, и называют “неверным” только банкрота… Если бы в Англии была лишь одна религия, возникла бы угроза тирании; если бы две — они бы перерезали друг другу глотки; но религий там тридцать, и все живут в мире и счастье.

Он отмечал, что англичане были уникальны в том, что сумели ограничить власть государства:

«Англичане — единственные люди на земле, которым удалось установить пределы власти королей, сопротивляясь им».

Он подчеркивал значение и уважение к торговле и коммерции:

«Во Франции торговец — ничто; в Англии торговец — человек значимый».

Почему верховенство права позволило начаться промышленной революции?

Одних лишь природных ресурсов редко бывает достаточно для устойчивого экономического роста. Чтобы использовать ресурсы продуктивно, необходимы инструменты и технологии для их переработки и развития. Например, Португалия и Испания добывали колоссальные объёмы драгоценных металлов, открыв Новый Свет: между 1500 и 1800 годами испанские колонии производили около 80% всего мирового запаса серебра. Однако Испания вскоре уступила лидерство Нидерландам, Франции и Англии и в итоге оказалась в числе отстающих в промышленной революции.

Ключевое различие заключалось не в наличии самих ресурсов, а в наличии инструментов и технологий для их эффективного использования. А чтобы инвестировать в инструменты и технологии, необходимо верить в будущее. Бизнес не будет вкладывать драгоценный капитал в рискованный проект, если не уверен, что сможет извлечь из него выгоду в случае успеха.

Эта связь между правовой защищённостью и инвестициями особенно ярко проявилась в ранних индустриальных проектах Англии. В то время как предприниматели в континентальной Европе и других регионах мира нередко сталкивались с тем, что их изобретения присваивали дворяне, монархия или крупные игроки, английские изобретатели могли рассчитывать на стабильную правовую защиту. Проще говоря, в Англии человеку позволялось верить в будущее. Но что делало английское право таким особенным?

Как оказалось, дело было в децентрализации. Около 1700 года Англия была, по сути, единственной страной в мире, в которой существовали:

1. Конституционные ограничения на централизованную власть: начиная со скромной Великой хартии вольностей в XIII веке и эволюционируя к Биллю о правах в конце XVII века, английская монархия оказалась уникально ограниченной. В отличие от королевского абсолютизма, господствовавшего в остальном мире, в Англии существовала реальная децентрализация и сдерживание власти государства.

2. Прецедентное право (Common Law): этот тип права основывался на решениях по реальным делам, а не на кодексе, разработанном политическими или военными лидерами. Прецедентное право — это, по сути, децентрализованная, «снизу вверх» версия континентального (гражданского) права, принятого в остальном мире. Благодаря такому развитию, оно лучше отвечало на запросы коммерции и было более устойчивым к произвольным изменениям.

3. Конкуренция между судебными инстанциями: в Англии сформировался уникальный конкурентный рынок юрисдикций. Торговцы могли выбирать между королевскими судами, торговыми судами, церковными судами и местными судами. Такая конкуренция стимулировала развитие торгового права и вынуждала суды поддерживать репутацию справедливых — если суд проявлял предвзятость, в следующий раз торговец просто обращался в другой суд.

Казалось бы, историческая значимость децентрализации и конкуренции должна была бы служить ориентиром для современных институтов. Увы, куда бы мы ни посмотрели, везде идёт эрозия этих принципов. Если сравнить 2025 год с ситуацией всего 15 лет назад, можно отметить несколько тревожных тенденций:

• Европа превратилась из децентрализованной федерации из 27 стран в унифицированный блок с крайне централизованной властью в Брюсселе. Самый яркий пример — захват полномочий Европейским судом (ECJ) в 2018–2019 годах, когда тот произвольно расширил свою юрисдикцию на контроль за национальными судами всех стран ЕС, даже по делам, не связанным напрямую с правом ЕС. По сути, за одну ночь демократические права всех граждан ЕС оказались ограничены рамками того, что ECJ считает допустимым по стандартам ЕС. Ещё в июне 2024 года ЕС был близок к фактическому запрету мессенджера Signal.

• Существенный прогресс в направлении глобального минимального налогового уровня, продвигаемый ОЭСР.

• Контроль над СМИ: правительство США регулярно оказывало давление на новостные и дистрибуционные платформы, чтобы те подавляли публикации с потенциальными политическими последствиями.

Итак, какова альтернатива нынешней ситуации? Триста лет назад принцип верховенства права — основанный на децентрализации, ограничении государственной власти и конкуренции между арбитражными структурами — позволил человечеству впервые в истории выйти за пределы уровня выживания. Сегодня новая форма структуры управления может стать аналогичным гигантским шагом вперёд.

Первая компания, стремящаяся изменить принципы работы правительств, расположена в Гондурасе. Próspera — где я работаю вице-президентом по развитию — стала первым в истории коммерческим поставщиком государственной юрисдикции. Próspera создала улучшенную экономическую зону с наивысшим уровнем правовой автономии в мире, что позволило ей разработать полноценную юридическую систему «с нуля». Вот некоторые особенности этой зоны:

• Масштабная децентрализация верховенства права: компании могут работать по любому регуляторному режиму из числа стран ОЭСР, включая любые их комбинации или совершенно новые юридические кодексы на свой выбор — что эффективно расширяет количество возможных правовых рамок с нескольких десятков до тысяч.

• Масштабная децентрализация применения права: вместо централизованного суда компании по умолчанию направляются в альтернативный арбитраж с широким рынком конкурирующих поставщиков.

• Право выхода: вместо того чтобы ограничивать свободу движений с помощью налога на богатство, налога на выезд или налогообложения по гражданству, Próspera, напротив, поощряет выход из собственной системы как способ сдерживания власти — позволяя владельцам земли «разветвить» (fork) Próspera и создавать собственные юрисдикции внутри её территории.

Любая новая парадигма начинается с малого — 300 лет назад сама идея равного применения закона ко всем была странной. Сегодня концепция децентрализованных коммерческих провайдеров управления — это явление масштаба n = 1. Но мы ставим на то, что через несколько поколений именно такая форма станет доминирующей — и приведёт человечество к новым вершинам свободы и процветания.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев