Проблема социального порядка

Робинзон Крузо, находясь в одиночестве на своем острове, может делать всё, что ему заблагорассудится. Для него вопрос о правилах упорядоченного человеческого поведения — социального сотрудничества — просто не возникает. Этот вопрос может появиться только после того, как на остров прибывает второй человек, Пятница. Однако даже тогда этот вопрос остаётся во многом неактуальным, пока не появляется редкость. Предположим, что остров — это райский сад. Все внешние блага доступны в сверхизобилии. Это «бесплатные блага», такие же, как воздух, которым мы дышим. Что бы Крузо ни делал с этими благами, его действия не имеют последствий — ни в отношении его собственного будущего запаса этих благ, ни в отношении настоящего или будущего запаса этих благ для Пятницы (и наоборот). Таким образом, невозможно, чтобы между Крузо и Пятницей возник конфликт по поводу использования таких благ. Конфликт возможен только в том случае, если блага ограничены; и только тогда возникает необходимость формулировать правила, которые делают возможным упорядоченное, свободное от конфликтов социальное сотрудничество.

В райском саду существуют только два редких блага: физическое тело человека и место, которое оно занимает в пространстве. У Крузо и Пятницы по одному телу, и они могут находиться только в одном месте одновременно. Следовательно, даже в райском саду могут возникнуть конфликты между Крузо и Пятницей: они не могут одновременно занимать одно и то же место без физического столкновения друг с другом. Соответственно, даже в райском саду должны существовать правила упорядоченного социального поведения — правила, касающиеся правильного размещения и перемещения человеческих тел. За пределами райского сада, в мире всеобщей редкости, должны существовать правила, регулирующие использование не только личных тел, но и всего, что ограничено, чтобы исключить все возможные конфликты. Это и есть проблема социального порядка.

Решение: Идея частной собственности

В истории социально-политической мысли предлагалось множество решений проблемы социального порядка, и это множество взаимно несовместимых предложений способствовало распространённому убеждению, что поиск единого «правильного» решения бесполезен и иллюзорен. Однако правильное решение существует. Нет причин поддаваться моральному релятивизму. На самом деле, решение проблемы социального порядка известно уже сотни лет. Это решение — идея частной собственности.

Позвольте мне сначала сформулировать решение для особого случая, в виде райского сада, а затем для общего случая реального мира всеобщей редкости.

В райском саду решение предоставляется простым правилом, которое гласит, что каждый может размещать или перемещать своё тело туда, куда захочет, при условии, что никто другой уже не стоит там и не занимает это место.

За пределами райского сада, в мире всеобщей редкости, решение состоит в четырех логически взаимосвязанных правилах:

1. Каждый человек является частным (исключительным) владельцем своего собственного физического тела. Действительно, кто, если не Крузо, должен быть владельцем тела Крузо? Пятница? Или Крузо и Пятница совместно? Однако это не помогло бы избежать конфликта. Напротив, это создало бы конфликт и сделало бы его постоянным.

2. Каждый человек является частным владельцем всех природных благ, которые он первым осмыслил как ограниченные и использовал с помощью своего тела, до того, как это сделал кто-либо другой. Снова, кто ещё, если не первый пользователь, должен быть владельцем таких благ? Второй пользователь? Или первый и второй пользователь совместно? Такие решения, опять же, противоречат самой цели норм — помогать избегать конфликта, а не создавать его.

3. Каждый человек, который с помощью своего тела и изначально присвоенных благ производит новые продукты, становится законным владельцем этих продуктов, при условии, что в процессе производства он не наносит физического ущерба имуществу, принадлежащему другому человеку.

4. После того как благо было впервые присвоено или произведено, право собственности на него может быть приобретено только посредством добровольного, договорного перехода права собственности от предыдущего владельца к последующему.

Мне нет необходимости здесь подробно излагать этическое или экономическое обоснование этих правил. Это было сделано в других местах. Я сделаю только несколько замечаний по этому поводу.

Вопреки часто повторяемому утверждению, что институт частной собственности — это всего лишь условность, следует категорически заявить: условность служит определённой цели, и ей существует альтернатива. Например, латинский алфавит служит цели письменного общения, и существует альтернатива — кириллический алфавит. Именно поэтому это считается условностью.

Какова же цель норм, регулирующих действия? Если бы межличностных конфликтов не существовало — то есть, если бы, благодаря предустановленной гармонии всех интересов, никогда не возникала ситуация, в которой два или более человека хотели бы использовать одно и то же благо несовместимыми способами — то нормы были бы не нужны. Цель норм — помочь избежать конфликтов, которые в противном случае были бы неизбежны. Норма, которая порождает конфликт, а не помогает его избежать, противоречит самой цели норм. Это дисфункциональная норма или её извращение.

Что касается цели предотвращения конфликтов, институт частной собственности определённо не является просто условностью, потому что ему не существует альтернативы. Только частная (исключительная) собственность позволяет избежать всех неизбежных конфликтов. И только принцип присвоения собственности через акты первоначального присвоения, совершаемые конкретными людьми в определённое время и в определённом месте, позволяет избежать конфликта с самого начала существования человечества, потому что только первое присвоение какого-либо ранее неприсвоенного блага может быть свободным от конфликтов — просто потому, что, по определению, никто другой не имел ранее дел с этим благом.

Принуждение к соблюдению социального порядка и защита частной собственности: Государство

Как бы важен ни был этот вывод — что институт частной собственности, в конечном счете основанный на актах первоначального присвоения, не имеет альтернативы, если цель заключается в предотвращении конфликтов (поддержании мира), — этого недостаточно для установления социального порядка. Даже если все знают, как можно избежать конфликтов, люди могут просто не захотеть избегать их, поскольку они могут ожидать от конфликта выгоду за счет других.

Фактически, пока человечество остаётся таким, каким оно есть, всегда будут существовать убийцы, грабители, воры, бандиты и мошенники, то есть люди, не действующие в соответствии с вышеупомянутыми правилами. Следовательно, каждый социальный порядок для своего поддержания, требует институтов и механизмов, разработанных для сдерживания таких нарушителей правил. Как решить эту задачу и кому её поручить?

Стандартный ответ на этот вопрос заключается в том, что эта задача — то есть обеспечение закона и порядка — является первой и главной обязанностью, а фактически raison d’être (смыслом существования) государства. В частности, это ответ, который также дают классические либералы, такие как мой собственный интеллектуальный учитель Людвиг фон Мизес. Является ли этот ответ правильным, зависит от того, как определяется «государство».

Согласно стандартному определению, государство — это не обычная специализированная фирма. Оно определяется как агентство, характеризующееся двумя уникальными, логически связанными чертами. Во-первых, государство — это агентство, которое осуществляет территориальную монополию на принятие окончательных решений. То есть государство является последним арбитром в каждом случае конфликта, включая конфликты, в которых оно само участвует. Оно не допускает апелляций выше себя. Во-вторых, государство — это агентство, которое осуществляет территориальную монополию на налогообложение. То есть это агентство, которое в одностороннем порядке устанавливает цену, которую частные граждане должны платить за услуги государства как окончательного судьи и гаранта закона и порядка.

Фундаментальная ошибка этатизма

Несмотря на широкую распространённость стандартного взгляда на необходимость института государства как поставщика закона и порядка, этот взгляд явно противоречит элементарным экономическим и моральным законам и принципам.

Прежде всего, среди экономистов и философов существуют две практически консенсусные позиции:

1. Любая «монополия» является «плохой» с точки зрения потребителей. Здесь монополия понимается в её классическом значении как исключительное право, предоставляемое одному производителю товара или услуги, или как отсутствие «свободного входа» в определённое производство. Только одно агентство, А, может производить данный товар или услугу, Х. Такая монополия «плохая» для потребителей, потому что, будучи защищённой от потенциальных новых участников производства, цена на продукт будет выше, а его качество — ниже, чем при свободной конкуренции.

2. Производство закона и порядка, то есть обеспечение безопасности, является основной функцией государства (как было только что определено). Безопасность понимается здесь в широком смысле, принятом в американской Декларации независимости: как защита жизни, собственности и стремления к счастью от внутреннего насилия (преступности), а также внешней (иностранной) агрессии (войны).

Обе эти позиции явно несовместимы друг с другом. Однако это редко вызывало беспокойство у философов и экономистов, и когда это происходило, типичной реакцией было исключение первого положения, а не второго. Тем не менее существуют фундаментальные теоретические основания (и горы эмпирических доказательств), что на самом деле ошибочно именно второе положение.

Как территориальный монополист в принятии окончательных решений и обеспечении исполнения закона, государство — это не просто еще одна монополия, такая как монополия на производство молока или автомобилей, которая производит продукцию сравнительно низкого качества и по более высоким ценам. В отличие от всех других монополистов, государство не только производит низкокачественные блага, но и «отрицательные» блага (bads). Фактически, оно должно сначала производить отрицательные блага (такие как налоги), прежде чем оно сможет произвести что-либо, что можно было бы считать (хотя и некачественным) хорошим благом.

Если агентство является окончательным судьёй в каждом конфликте, то оно также будет судьёй во всех конфликтах, в которых оно само участвует. Следовательно, вместо того чтобы просто предотвращать и разрешать конфликты, монополист на окончательное принятие решений также будет вызывать и провоцировать конфликты, чтобы решать их в свою пользу. То есть, если можно обращаться за справедливостью только к государству, справедливость будет искажена в пользу государства, несмотря на конституции и верховные суды.

Эти конституции и суды — это государственные конституции и суды, и любые ограничения, которые они могут наложить на действия государства, будут неизбежно исполняться агентами того же самого института. Предсказуемо, что определение собственности и ее защита будут постоянно изменяться, а сфера юрисдикции расширяться в пользу государства. Идея какого-то «данного» вечного и неизменного закона, который нужно открывать, исчезнет и будет заменена идеей закона как законодательства — как произвольно созданного государством закона.

Более того, как окончательный судья, государство также является монополистом налогообложения, то есть оно может в одностороннем порядке, без согласия всех затронутых лиц, определять цену, которую его подданные должны платить за предоставление (искажённого) закона. Однако агентство по защите жизни и имущества, финансируемое за счёт налогов, является противоречием в терминах: это защитник собственности-экспроприатор. Мотивированные, как и все остальные, собственными интересами и нежеланием трудиться, но обладающие уникальной властью облагать налогами, государственные агенты неизбежно будут стремиться максимизировать расходы на защиту — и почти всё национальное богатство может быть потреблено затратами на эту «защиту» — и при этом минимизировать реальное производство защиты. Чем больше денег можно потратить и чем меньше труда для этого нужно приложить, тем лучше будет для этих агентов.

Ошибка усугубляется: демократическое государство

Помимо фундаментальной ошибки этатизма в целом, в особом случае демократического государства добавляются и другие ошибки. Подробное изложение этой темы представлено в другом месте, но стоит кратко упомянуть основные моменты.

Традиционная, домодернистская форма государства — это (абсолютная) монархия. Однако монархию, в частности и классические либералы, критиковали за её несовместимость с основным принципом «равенства перед законом». Монархия основывалась на личных привилегиях. Критики монархии утверждали, что монархическое государство должно быть заменено на демократическое. Считалось, что принцип равенства всех перед законом будет соблюдён, если участие и доступ к управлению государством будут открыты для всех на равных условиях, а не только для наследственного класса дворян.

Однако это демократическое равенство перед законом совершенно отличается от и несовместимо с идеей единого универсального закона, который одинаково применим ко всем, везде и всегда. Фактически, прежнее разделение и неравенство между высшим законом королей и подчинённым законом обычных подданных полностью сохраняется при демократии в виде разделения на «публичное» и «частное» право и превосходства первого над вторым.

При демократии все равны в том смысле, что доступ к управлению государством открыт для всех на равных условиях. Каждый может стать королём, так сказать, а не только привилегированный круг людей. Таким образом, в демократии не существует личных привилегий или привилегированных лиц. Однако существуют функциональные привилегии и привилегированные функции. Государственные чиновники, действуя в официальной роли, подчиняются и защищены публичным правом, занимая тем самым привилегированное положение по сравнению с людьми, действующими под юрисдикцией частного права.

В частности, государственным служащим разрешается финансировать или субсидировать свою деятельность за счет налогов. То есть, они не зарабатывают свой доход, как это должен делать каждый субъект частного права, через производство и последующую продажу товаров и услуг добровольным покупателям. Наоборот, а качестве государственных служащих им разрешено заниматься тем, что в частных сделках между субъектами частного права считается «кражей» и «награбленным имуществом», и жить за счет этого. Таким образом, привилегии и правовая дискриминация — и различие между правителями и подданными — не исчезнут при демократии. Напротив. Не ограничиваясь больше принцами и дворянами, при демократии привилегии будут доступны всем: каждый может участвовать в краже и жить за счет награбленного, если только он станет государственным чиновником.

Ожидаемо, что при демократических условиях тенденция любого монополиста на окончательное принятие решений увеличивать цену «правосудия» и снижать его качество, подменяя правосудие несправедливостью, не уменьшится, а усугубится. Будучи наследственным монополистом, король или князь рассматривает территорию и людей под своей юрисдикцией как свою личную собственность и занимается монополистической эксплуатацией этой «собственности». При демократии монополия и монополистическая эксплуатация не исчезают. Наоборот, при демократии происходит следующее: вместо принца и дворянства, которые считают страну своей частной собственностью, временный и взаимозаменяемый управляющий ставится на монополистическое руководство страной. Управляющий не владеет страной, но, пока он находится у власти, ему разрешено использовать ее в своих интересах и в интересах своих протеже. Он владеет текущим использованием страны — правом пожизненного пользования, но не ее основным капиталом. Это не устраняет эксплуатацию. Напротив, это делает эксплуатацию менее расчетливой, осуществляемой с малой (или вообще отсутствующей) заботой о капитальных активах. Эксплуатация становится краткосрочной, и потребление капитала будет систематически поощряться.

Решение: общество частного права вместо государства

Если государство, и особенно демократическое государство не способно создать и поддерживать общественный порядок; если вместо того, чтобы помогать избегать конфликтов, государство становится источником постоянных конфликтов; и если вместо обеспечения правовой безопасности и предсказуемости государство само постоянно создает неуверенность и непредсказуемость через свои законодательные акты, заменяя постоянное право на «гибкую» и произвольную прихоть, то неизбежно встает вопрос о правильном — очевидно, не государственном — решении проблемы общественного порядка.

Решением является общество частного права, то есть общество, в котором каждый человек и институт подчиняются одному и тому же набору законов. В этом обществе не существует “публичного” права, предоставляющего привилегии определённым лицам или функциям (и нет общественной собственности). Существует только частное право (и частная собственность), применимое ко всем без исключения. Никто не имеет права приобретать собственность иначе как через первоначальное присвоение, производство или добровольный обмен, и никто не обладает привилегией взимать налоги и экспроприировать. Более того, в обществе частного права никому не разрешено запрещать другим использовать свою собственность для входа в любую сферу производства, которую они пожелают, и конкурировать с кем угодно.

Что касается конкретно рассматриваемой проблемы: в обществе частного права производство безопасности — законности и порядка — будет осуществляться свободно финансируемыми лицами и агентствами, конкурирующими за добровольно оплачивающую (или не оплачивающую) клиентуру, так же как и производство всех других товаров и услуг.

Было бы самонадеянно предсказывать точную форму и структуру индустрии безопасности, которая может возникнуть в рамках общества частного права. Однако нетрудно предсказать несколько ключевых изменений, которые фундаментально — и благоприятно — отличают конкурентную индустрию безопасности от существующего ныне, слишком хорошо известного государственного производства (не)справедливости и (бес)порядка.

Во-первых, хотя в сложном обществе, основанном на разделении труда, самооборона будет играть лишь второстепенную роль (по причинам, которые еще предстоит объяснить), следует с самого начала подчеркнуть, что в обществе частного права право каждого на защиту себя от агрессии против своей личности и собственности абсолютно неоспоримо. В отличие от современной государственной практики, которая все больше разоружает людей и делает их беззащитными перед агрессорами, в обществе частного права не существует ограничений на частное владение огнестрельным оружием и другими средствами самообороны. Элементарное право каждого на самооборону для защиты своей жизни и собственности от нарушителей будет священным, и, как показывают опыт Дикого Запада, который был не таким уж диким, а также многочисленные современные эмпирические исследования взаимосвязи между количеством огнестрельного оружия и уровнями преступности, большее количество оружия подразумевает меньшее количество преступлений.

Однако, так же как в современной сложной экономике мы не производим себе обувь, костюмы и телефоны, а пользуемся преимуществами разделения труда, можно ожидать, что это будет происходить и в области производства безопасности, особенно по мере увеличения собственности человека и роста благосостояния общества в целом. Следовательно, большинство охранных услуг, без сомнения, будут предоставляться специализированными агентствами, конкурирующими за добровольно оплачиваемых клиентов: различными частными полицейскими, страховыми и арбитражными агентствами.

Если бы кто-то хотел в одном слове обобщить решающее различие и преимущество конкурентной индустрии безопасности по сравнению с нынешней государственной практикой, это слово было бы «контракт». Государство, как окончательный арбитр и судья, действует в правовом вакууме без контрактов. Не существует никакого контракта между государством и его гражданами. Контрактом не закреплено, кому что на самом деле принадлежит и что, соответственно, должно быть защищено. Не определено, какие услуги должно предоставлять государство, что должно произойти, если государство не справится со своими обязанностями, и какова цена, которую «клиент» таких «услуг» должен заплатить.

На самом деле, государство в одностороннем порядке устанавливает правила игры и может изменять их через законодательство в ходе самой игры. Очевидно, такое поведение невозможно представить у добровольно финансируемых поставщиков охранных услуг. Представьте себе охранную компанию — будь то полиция, страховая компания или арбитр — чьё предложение выглядело бы примерно так:

“Я не буду гарантировать вам ничего по контракту. Я не скажу вам, что именно я буду считать вашей собственностью, подлежащей защите, и не скажу, что обязуюсь сделать, если, по вашему мнению, я не выполню свои обязательства перед вами. Но в любом случае я оставляю за собой право в одностороннем порядке определять цену, которую вы должны заплатить мне за такие неопределённые услуги.”

Любой такой поставщик охранных услуг немедленно исчезнет с рынка из-за полного отсутствия клиентов. Каждый частный, добровольно финансируемый производитель охранных услуг вместо этого должен предложить своим потенциальным клиентам контракт.

В частности, чтобы предложение было приемлемым для покупателей охранных услуг, эти контракты должны содержать положения о том, что будет сделано в случае конфликта или спора между защитником или страховщиком и его собственными клиентами, а также в случае конфликта между разными защитниками или страховщиками и их клиентами. В этом отношении существует только одно взаимоприемлемое решение: конфликтующие стороны договариваются о третейском разбирательстве с участием взаимно доверенной, но независимой третьей стороны.

И эта третья сторона также финансируется на добровольной основе и конкурирует с другими арбитрами или арбитражными агентствами. Её клиенты, то есть страховщики и застрахованные, ожидают, что она вынесет решение, которое будет признано справедливым и правомерным всеми сторонами. Только арбитры, способные вынести такие суждения, добьются успеха на арбитражном рынке. Арбитры, неспособные к этому и считающиеся предвзятыми или несправедливыми, исчезнут с рынка.

Из этого фундаментального преимущества общества частного права вытекают все остальные преимущества.

Во-первых, конкуренция среди полицейских, страховщиков и арбитров за платежеспособных клиентов приведет к тенденции к постоянному снижению цены на защиту (на каждую застрахованную ценность), что сделает защиту всё более доступной, тогда как в условиях монополии цена на защиту будет неуклонно расти и становиться всё менее доступной.

Кроме того, как уже было отмечено, защита и безопасность являются товарами и услугами, конкурирующими с другими. Если больше ресурсов направляется на защиту, то меньше их может быть потрачено на автомобили, отпуска, еду или напитки, например. Также ресурсы, выделенные на защиту группы А (например, людей, живущих на Тихоокеанском побережье), конкурируют с ресурсами, выделенными на защиту группы В (людей, живущих на Атлантическом побережье).

Государство, как монополист, финансируемый за счет налогов, будет неизбежно распределять ресурсы произвольно. Это приведет к перепроизводству (или недопроизводству) безопасности по сравнению с другими конкурирующими товарами и услугами, а также к чрезмерной защите одних индивидов, групп или регионов и недостаточной защите других.

В отличие от этого, в системе свободно конкурирующих охранных агентств исчезнет вся произвольность в распределении ресурсов (всё перепроизводство и недопроизводство). Защита будет обеспечиваться в соответствии с относительной важностью, которую она имеет в глазах добровольно платящих потребителей, и ни один человек, группа или регион не будут получать защиту за счет других. Каждый получит защиту в соответствии с его собственными платежами.

Однако самым важным преимуществом частной, основанной на контрактах, системы производства закона и порядка является её качественный аспект.

Во-первых, это борьба с преступностью. Государство в этом отношении печально известно своей неэффективностью, так как государственные служащие, которым поручена эта задача, оплачиваются из налогов, то есть независимо от их продуктивности. Зачем работать, если тебе платят и тогда, когда ты ничего не делаешь?

На самом деле, можно ожидать, что государственные агенты будут заинтересованы в поддержании умеренно высокого уровня преступности, поскольку таким образом они могут оправдать всё большее финансирование. Хуже того, для государственных агентов жертвы преступлений и возмещение их ущерба играют в лучшем случае незначительную роль. Государство не возмещает ущерб жертвам преступлений. Напротив, пострадавших унижают, заставляя их, в качестве налогоплательщиков, платить за содержание и “реабилитацию” преступника (если его поймают).

Ситуация в обществе частного права полностью отличается. Поставщики безопасности, особенно страховщики, обязаны возмещать ущерб своим клиентам в случае реального ущерба (иначе они не найдут клиентов) и поэтому должны действовать эффективно. Они должны быть эффективны в предотвращении преступлений, потому что если они не могут предотвратить преступление, им придется платить. Более того, даже если преступное деяние не удалось предотвратить, они должны быть эффективны в обнаружении и возврате украденного имущества, так как в противном случае им придется заплатить за его замену. В частности, они должны быть эффективны в обнаружении и задержании преступника, потому что только если преступник задержан, его можно заставить выплатить компенсацию жертве, что снижает их расходы.

Кроме того, частная, конкурентная и основанная на контрактах индустрия безопасности оказывает общий миротворческий эффект. Государства, как уже было объяснено, по своей природе агрессивны. Они могут вызывать или провоцировать конфликты, чтобы затем “решать” их в свою пользу.

Или, говоря иначе, как финансируемые налогами монополисты в принятии окончательных решений, государства могут перекладывать затраты, связанные с агрессивным поведением, на других, то есть на несчастных налогоплательщиков, и, следовательно, будут склонны к большей агрессии по отношению как к своему собственному населению, так и к “иностранцам.”

В отличие от этого, конкурирующие частные страховщики по своей природе оборонительны и миролюбивы. С одной стороны, это происходит потому, что любой акт агрессии стоит дорого, и страховая компания, вовлеченная в агрессивные действия, потребовала бы сравнительно более высоких страховых взносов, что привело бы к потере клиентов в пользу более дешевых неконфликтных конкурентов.

С другой стороны, невозможно застраховаться от каждого вообразимого “риска”. Можно застраховаться только от “несчастных случаев”, т.е. от рисков, на исход которых застрахованный не имеет влияния и к которым он ничего не добавляет. Например, можно застраховаться от риска смерти или пожара, но невозможно застраховаться от риска, что завтра совершишь самоубийство или подожжешь собственный дом.

Аналогично, невозможно застраховаться от риска неудачи в бизнесе, безработицы или того, что тебе не понравятся соседи, потому что в каждом из этих случаев человек имеет какое-то влияние на рассматриваемое событие. Самое важное, что невозможность страхования индивидуальных действий и чувств (в отличие от несчастных случаев) означает, что невозможно застраховаться от риска нанесения ущерба в результате собственной агрессии или провокации.

Таким образом, любой страховщик должен ограничить действия своих клиентов, чтобы исключить агрессию и провокацию с их стороны. Иными словами, страхование от социальных бедствий, таких как преступность, должно быть обусловлено тем, что застрахованные будут соблюдать определенные нормы цивилизованного, ненасильственного поведения.

Кроме того, по тем же причинам и из финансовых соображений страховщики, скорее всего, потребуют от своих клиентов воздерживаться от всех форм самоуправства (за исключением, возможно, совершенно исключительных обстоятельств), поскольку даже оправданное самоуправство неизбежно вызывает неопределенность и провоцирует возможное вмешательство третьих сторон. Требуя от своих клиентов обращаться к общепризнанным публичным процедурам в случае, если они считают себя жертвами, можно будет в значительной мере избежать такой неопределенности и связанных с ней расходов.

Наконец, стоит отметить, что в отличие от государств, финансируемых за счет налогов, которые могут и действительно преследуют “преступления без жертв”, такие как употребление “нелегальных наркотиков”, проституция или азартные игры, эти “преступления” в системе частных страховых агентств по охране, вероятно, не будут вызывать особого интереса. “Защита” от таких “преступлений” потребует более высоких страховых премий, но поскольку такие “преступления” — в отличие от настоящих преступлений против людей и собственности — не создают жертв, очень немногие люди будут готовы платить за такую “защиту”.

Ещё более важно: как уже отмечалось, государства всегда и везде стремятся разоружить своё население, лишая его основного средства самообороны, тогда как общества, основанные на частном праве, характеризуются неограниченным правом на самооборону и, соответственно, широким частным владением огнестрельным оружием и другими средствами защиты. Только представьте себе производителя услуг безопасности, который потребовал бы от своих потенциальных клиентов полностью разоружиться, прежде чем согласился бы защищать их жизнь и имущество. Естественно, все сочли бы это плохой шуткой и отказались бы от такого предложения.

Страховые компании, финансируемые добровольно, которые требовали бы от своих клиентов сдать все средства самообороны в качестве условия для получения защиты, немедленно вызвали бы сильнейшие подозрения в истинных мотивах и быстро бы разорились. В своих интересах страховые компании вознаграждали бы вооружённых клиентов, особенно тех, кто мог бы подтвердить наличие навыков в обращении с оружием, предлагая им более низкие премии, что отражало бы более низкий риск, который они представляют. Так же, как страховые компании предлагают скидки домовладельцам, установившим сигнализацию или сейф, так и обученный владелец оружия представлял бы для страховщиков меньший риск.

И самое главное: система конкурирующих охранных агентств оказала бы двоякое воздействие на развитие права. С одной стороны, она создала бы большее разнообразие законов. Вместо того чтобы навязывать единый набор стандартов всем (как это происходит при государственном управлении), охранные агентства могли бы конкурировать не только по цене, но и за счёт различия предлагаемых продуктов. Например, могли бы существовать католические охранные агентства или страховщики, применяющие каноническое право, еврейские агентства, использующие законы Моисея, мусульманские агентства, действующие в рамках исламского права, а также агентства, применяющие светские законы различного характера, и все они обслуживали бы добровольно оплачиваемых клиентов. Потребители могли бы выбирать законы, которые будут применяться к ним и их собственности. Никому не пришлось бы жить под “чужими” законами.

С другой стороны, та же самая система производства порядка и закона на основе частного права будет способствовать тенденции к унификации и гармонизации законов. «Внутреннее» право — католическое, еврейское, римское и т.д. — будет применяться только к тем людям и их собственности, которые выбрали его. Например, каноническое право будет применяться только к признанным католикам и касаться исключительно внутрикатолических конфликтов и их разрешения.

Однако возможна ситуация, когда католик вступит в конфликт с последователем другого свода законов, например, мусульманином. Если оба свода законов приходят к одинаковому или схожему выводу, никаких сложностей не возникает. Однако если конкурирующие своды законов приходят к различным выводам (что будет происходить, по крайней мере, в некоторых случаях), возникает проблема.

В таком случае «внутренние» (внутригрупповые) законы окажутся бесполезными, но, естественно, каждый застрахованный человек захочет защиту от возможности межгрупповых конфликтов. В этой ситуации невозможно ожидать, что один страховщик и подписчики его кодекса законов просто подчинятся решению другого страховщика и его законам. В такой ситуации существует только один надежный и приемлемый выход: с самого начала каждый страховщик должен быть обязан по договору подчинить себя и своих клиентов арбитражу независимой третьей стороны. Эта сторона будет не только независимой, но и будет единогласным выбором обеих сторон.

Стороны договорятся с арбитром, у которого есть общепризнанная способность находить взаимоприемлемые (справедливые) решения в случаях межгрупповых разногласий. Если арбитр не справится с этой задачей и придет к выводам, которые будут восприняты как «несправедливые» или «предвзятые» одной из сторон, его вряд ли выберут для арбитража в будущем.

В результате постоянного сотрудничества различных страховщиков и арбитров будет запущена тенденция к унификации законов о собственности и контрактах, а также к гармонизации правил процедуры, доказательств и разрешения конфликтов. Таким образом, приобретая страхование защиты, каждый страховщик и застрахованный становится участником интегрированной системы предотвращения конфликтов и поддержания мира. Каждый отдельный конфликт и каждый иск о возмещении ущерба, независимо от того, кем он был инициирован или против кого он направлен, подпадают под юрисдикцию одного или нескольких конкретных страховых агентств и рассматриваются либо по «внутренним» законам страховщика, либо по «международным» или «универсальным» правовым положениям и процедурам, согласованным всеми заранее.

Таким образом, вместо постоянного конфликта, несправедливости и правовой неопределенности — как при нынешних государственных условиях — в обществе, основанном на частном праве, будут преобладать мир, справедливость и правовая безопасность.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев