Когда постоянно слышишь этатистскую апологетику от правительственных и академических экономистов¹ , нелегко поверить в то, что экономическая дисциплина когда-то была занозой в боку государства и его политической элиты. Экономические аргументы в пользу государственного контроля настолько распространены, что иногда кажется, что опровержение всех этих аргументов превратилось в нечто вроде отрезания голов у гидры — утомительное и бесплодное занятие.

Но если мы считаем, что экономическая наука должна стать инструментом свободы и процветания, а не инструментом этатизма² , то нужно признать, что существуют некоторые фундаментальные заблуждения, которые необходимо постоянно опровергать. Главным из них является постоянный non sequitur от экстерналий к принуждению — то есть, ошибочный вывод о том, что принуждение является надлежащим средством для решения проблем, связанных с экономическими экстерналиями.

Один из самых вопиющих примеров такого непоследовательного подхода встречается при обсуждении “проблемы безбилетника” и предполагаемого решения в виде предоставления государством так называемых “общественных благ”.³ Это особо коварная экономическая теория, которая несет большую часть ответственности за то, что экономика скатилась в этатизм.

Проблема “безбилетника”

Проблема “безиблетника” возникает в ситуациях, когда человек получает “положительную внешнюю выгоду” от действий другого — то есть выгоду, за которую он не платит. Это происходит в ситуациях, когда полезный эффект действия является “неисключаемым”, то есть выгоды не могут быть изъяты у людей, которые не имеют никакого отношения к этому действию.

Например, пчеловод содержит пчел исключительно для получения меда. Однако дополнительным эффектом этой деятельности — внешним эффектом — является то, что пчелы опыляют цветы на соседних участках, принося пользу владельцам этих участков без каких-либо затрат с их стороны.⁴ Также не существует практического способа, с помощью которого пчеловод мог бы производить свой мед, не предоставляя эту выгоду своим соседям. Таким образом, “благо”, предоставляемое владельцам собственности вокруг пасеки, не подлежит исключению.

Обратите внимание, что в этой ситуации никому не наносится ущерб, не говоря уже о каком-либо нарушении прав. Пасечник заводит пчел, потому что он ожидает, что в результате этого действия ему станет лучше. Более того, в качестве непреднамеренного следствия его деятельности, владельцы близлежащей недвижимости также получают бонус от пчел, причем без каких-либо затрат с их стороны. Это выглядит, как довольно приятное событие, как то, чему следовало бы радоваться.

Но оказывается, что здесь существует “проблема”, — “проблема безбилетника”! И она состоит не в том, что кто-то совершил агрессию против кого-то. И не в том, что чьи-то права были нарушены. И даже не в том, что кто-то понес какой-либо ущерб. Скорее, это “проблема” только в сравнении с тем состоянием, которое могло бы существовать вместо того, что есть в реальности — проблема якобы неэффективного недопроизводства данного блага. Другими словами, вся “проблема” заключается в том, что если бы не неисключаемость блага, то потенциально все могло бы быть еще лучше.

Чтобы проиллюстрировать, как все могло бы быть лучше, снова рассмотрим нашего пчеловода и его соседей. Если бы пчеловод обладал какими-то средствами, чтобы помешать владельцам близлежащей собственности получать выгоду от его пчел, не отвлекаясь при этом от собственных занятий, то он смог бы договориться с ними, чтобы они платили ему за эту выгоду. Поскольку в этом случае он получит дополнительную выгоду от своих пчел — плату — у него появится стимул держать еще больше пчел, принося еще больше пользы и себе, и соседям. Это не просто игра с нулевой суммой. При определенных допущениях,⁵ оказывается, что существует некоторый уровень оплаты, при котором соседи пасечника будут безразличны между ситуацией, когда они могут быть исключены и когда не могут, в то время как пчеловод будет явно в лучшем положении — т.е. будет иметь место Парето-эффективная выгода.⁶

Подобный анализ привел многих экономистов к выводу, что дополнительная выгода от пчел является “общественным благом” и что, следовательно, соседи должны быть вынуждены участвовать в расходах на это благо. Это должно быть оправдано на том основании, что сосед получит выгоду, которая, по мнению экономиста, перевесит затраты. И все же, несмотря на выгоду, которую они получат, нельзя сказать, что соседи хотели получить это благо или просили заключить принудительное соглашение, за которое выступает экономист. Таким образом, суть данного предложения заключается в том, чтобы заставить соседей платить за непрошенное благо.⁷ Более того, это не просто особый случай. Скорее, теория “общественных благ” — это доктрина, выступающая за принудительную оплату непрошеных благ в качестве общего экономического идеала, применимого всякий раз, когда человек получает какое-либо благо, которое является неисключаемым и не отвлекает от пользования этим благом других.

Поиск Парето-эффективного решения

При оценке мер по решению “проблемы безбилетника” экономисты утверждают, что руководствуются принципом эффективности по Парето. То есть, они утверждают, что должны предложить такие меры, которые сделают лучше по крайней мере, для одного человека без ущерба для других, с точки зрения их собственного счастья. Если они серьезно относятся к этому критерию эффективности, то любая предлагаемая договоренность должна обязательно соответствовать предпочтениям людей, которые демонстрируют их фактическим поведением. Из этого следует, что конечной проверкой любого якобы Парето-эффективного соглашения должно быть убеждение всех затронутых сторон в том, что им будет лучше (или, по крайней мере, не хуже) при предложенном соглашении. Действительно, согласие всех сторон должно рассматриваться как непременное условие эффективности по Парето.

К сожалению, обычно экономический анализ этих проблем проводится не так. Скорее, такой анализ часто проводится на основании предположения, что экономист лучше знает о предпочтениях людей, вовлеченных в ситуацию, чем сами эти люди. Например, для этого используются сомнительные математические допущения, которые позволяют перечеркнуть неявные или даже явно заявленные предпочтения тех, кто на самом деле предпринимает действия, что позволяет “доказать” на основе математической модели, что они действительно более счастливы при желаемом экономистом раскладе, даже если они жалуются на обратное.

Важно отметить, что теоремы математической экономики, используемые для демонстрации потенциальной Парето-эффективности, в значительной степени зависят от некоторых сомнительных предположений, таких как низкие транзакционные издержки, которые могут присутствовать или не присутствовать в реальных ситуациях с неисключаемыми благами.⁸ Хотя математические модели могут быть очень полезны в качестве приближенного инструмента для предсказания, объяснения или даже предложения человеческих действий, эти модели не могут служить лучшей проверкой Парето-эффективности, чем выявленные предпочтения действующих людей.

Возможно, в нашей ситуации с пчеловодом и существует некое соглашение, которое можно заключить между пчеловодом и его соседями, чтобы сделать их всех счастливее, а возможно, и нет. Математическая модель может пролить свет на этот вопрос и даже может быть использована для убеждения пчеловода и его соседей в преимуществах того или иного соглашения. Это будет предпринимательское решение, которое не предполагает принуждения ни одной из участвующих сторон. Одно дело — предлагать добровольное соглашение на основе идеализированного математического анализа, но совсем другое — предлагать принудительное соглашение, в котором кривые полезности, придуманные экономистом, будут иметь высший статус, чем выявленные предпочтения самих сторон.

Сомнительно предполагать, что соглашение, которое могло бы быть заключено сторонами добровольно, но не было заключено, сделает их всех лучше. И особенно странно предполагать, что такое соглашение должно быть навязано им силой, а не заключено по их собственному согласию. В конце концов, если все стороны действительно выиграют от какого-то соглашения в соответствии со своими предпочтениями, то нет причин, по которым они должны отказаться от добровольного заключения такого соглашения. Или, говоря иначе, отсутствие какой-либо добровольной активности сторон — особенно когда договоренности предлагаются сторонам и отклоняются ими- является prima facie доказательством отсутствия потенциала для Парето-эффективной выгоды.

Даже если мы не возражаем против принуждения как такового,⁹ тем не менее, есть веские экономические причины отвергнуть принудительные “решения” любой предполагаемой проблемы неэффективности из-за “безбилетника”. Поскольку предпринимательское соглашение не предполагает принуждения ни одной из сторон, оно гарантирует, что все стороны получат выгоду ex ante. Однако при принудительном механизме такой гарантии нет, и глупо полагать, что правительство способно определить механизмы Парето-эффективной выгоды лучше, чем те стороны, которые действительно могут получить выгоду от таких механизмов. Действительно, аргументы теории общественного выбора, не говоря уже о нашем реальном опыте предоставления государством товаров и услуг, дают нам все основания полагать, что по кто-то обязательно окажется в проигрыше.

Таким образом, даже если бы между сторонами существовало какое-то соглашение, которое могло бы повлиять на такой выигрыш в эффективности, из этого ни в коем случае не следовало бы, что это соглашение должно включать в себя предоставление благ государством или любую другую принудительную меру.¹⁰ Напротив, если все стороны выигрывают, то нет причин ожидать, что потребуется принуждение; есть все основания ожидать предпринимательского (т.е. непринудительного) решения. Действительно, существует фундаментальное противоречие между критерием эффективности по Парето и применением силы против тех, кто должен стать “лучше”.

Те, кто выступает за предоставление благ государством или другие принудительные меры в качестве решения “проблемы безбилетника”, часто страдают от недостатка воображения при рассмотрении предпринимательских решений. На самом деле, существует множество способов, с помощью которых предпринимательская деятельность может позволить сторонам организовать свои дела так, чтобы воспользоваться Парето-эффективной выгодой. Наш пчеловод может заключить с соседями договор гарантии, по которому он согласится купить пчел — или купить больше пчел — только если они оплатят ему часть расходов. Он может решить выкупить собственность своих соседей-халявщиков, если почувствует, что выгода, которую он принесет их имуществу, делает это выгодной сделкой. Или ему может прийти в голову какая-то другая идея для добровольного соглашения. И, конечно, может даже оказаться, что нет возможности достичь Парето-эффективной выгоды из-за высоких транзакционных издержек или по какой-то другой причине.

Таким образом, хотя “проблема безбилетника” действительно определяет ситуации, в которых существует потенциал для дальнейшей выгоды, из этого, конечно, не следует, что предоставление благ государством или другие принудительные меры улучшат ситуацию. Те, кто выступает за принудительные меры для получения выигрыша в эффективности по Парето, вынуждены игнорировать выявленные предпочтения вовлеченных людей и тем самым совершают фундаментальную экономическую ошибку. Выступая за принуждение как средство решения “проблемы” положительных внешних эффектов, они возводят политику принудительной оплаты непрошеных благ в ранг экономического идеала. Это, безусловно, неприкрыто тиранический аргумент в современной экономике.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев