31 января 2011 года мир узнал о том, что студенты старших курсов обладают экстрасенсорными способностями. Заголовки газет сообщали, что в результате лабораторных экспериментов, проведенных на более чем 1000 человек, были обнаружены доказательства экстрасенсорного предвидения — способности видеть будущее с помощью экстрасенсорного восприятия. Это не была работа какого-то неизвестного сумасшедшего: статья была написана ведущим профессором психологии Дэрилом Бемом из Корнельского университета Лиги плюща. И она появилась не в каком-то малоизвестном издании — она была опубликована в одном из самых авторитетных, мейнстримных, рецензируемых журналов по психологии. Казалось, наука официально признала явление, которое до сих пор считалось совершенно невозможным.

В то время я был аспирантом, изучающим психологию в Эдинбургском университете. Я прочитал работу Бема. Вот как проходил один из экспериментов. Студенты смотрели на экран компьютера, где появлялись изображения двух занавесов. Им сказали, что за одним из занавесов находится еще одна картинка, и что они должны нажать на ту, за которой, как им кажется, эта картинка спрятана. Поскольку у них не было никакой информации, они могли только гадать. После того, как выбор был сделан, занавес исчезал, и они видели, правильно ли они поступили. Так повторялось тридцать шесть раз, после чего эксперимент завершался. Результаты были просто ошеломляющими. Когда за одной из штор находилась фотография какого-нибудь нейтрального, скучного предмета, например, стула, результат был почти совершенно случайным: студенты выбирали правильно в 49,8 процента случаев, практически пятьдесят на пятьдесят.

Однако — и вот здесь появляется странность — когда одна из картинок была порнографической, студенты выбирали ее несколько чаще, чем случайно: 53,1 процента случаев, если быть точным. Это соответствует порогу “статистической значимости”. В своей работе Бем предположил, что некое бессознательное, развитое, психическое сексуальное желание слегка подталкивало студентов к эротической картинке еще до того, как она появлялась на экране.

Некоторые из других экспериментов Бема были не столь откровенными, но не менее загадочными. В одном из них на экране по очереди появлялся список из сорока несвязанных между собой слов. Затем следовал тест на память, в котором студенты должны были набрать столько слов, сколько смогут вспомнить. После этого компьютер случайным образом выбирал двадцать слов и снова показывал их студентам. Затем эксперимент заканчивался. Бем сообщил, что во время теста на память студенты с большей вероятностью вспоминали двадцать слов, которые им предстояло увидеть снова, хотя они не могли знать — разве что с помощью экстрасенсорной интуиции — какие именно слова им покажут.

Это было бы похоже на подготовку к экзамену, сдачу экзамена, а затем повторную подготовку после экзамена, и эта послеэкзаменационная подготовка каким-то образом влияет на прошлое, чтобы улучшить вашу оценку на экзамене. Если только законы физики внезапно не перестали действовать, время должно течь только в одном направлении; причины должны возникать до, а не после своих следствий. После публикации статьи Бема эти странные результаты стали частью научной литературы. Очень важно, что эксперименты Бема были чрезвычайно просты и не требовали ничего сложнее настольного компьютера. Если Бем был прав, то любой исследователь мог получить доказательства паранормального, просто следуя инструкциям эксперимента — даже аспирант, не имеющий практически никаких ресурсов. Я был таким аспирантом и я решил повторить эксперимент Бема. Я связался с двумя другими психологами, которые также скептически относились к результатам, — Ричардом Уайзманом из Университета Хартфордшира и Крисом Френчем из Голдсмитского университета Лондона. Мы договорились повторить эксперимент Бема со списками слов три раза, по одному разу в каждом из наших университетов. После нескольких недель набора участников, ожидания, пока они завершат тест на память, и последующих недоуменных взглядов, когда мы объясняли им, что мы искали, мы получили результаты. Они показали… ничего. Наши студенты не были экстрасенсами: не было никакой разницы в том, как они вспоминали слова, представленные после теста. Законы физики были спасены.

Мы должным образом оформили наши результаты и отправили полученную работу в тот же научный журнал, который опубликовал исследование Бема, — Journal of Personality and Social Psychology. Дверь перед нами захлопнулась почти сразу же. В течение нескольких дней редактор отклонил статью, объяснив нам, что они придерживаются политики никогда не публиковать исследования, повторяющие предыдущий эксперимент, независимо от того, были ли получены те же результаты, что и в оригинале.

Мы имели полное право почувствовать себя обиженными. В журнале была опубликована статья, в которой были сделаны чрезвычайно смелые заявления — заявления, которые, если они верны, были интересны не только психологам, но и произвели бы настоящую революцию в науке. Результаты стали достоянием общественности и получили широкую огласку в популярных СМИ, включая выступление Бема в вечернем ток-шоу “Досье Колберта”, ведущий которого придумал запоминающуюся фразу “путешествующая во времени порнуха”. Однако редакторы даже не задумались о том, стоит ли публиковать повторное исследование, которое поставило бы под сомнение полученные результаты.

Тем временем разворачивалось другая история, которая также вызывала тревожные вопросы о современном состоянии научной практики. В журнале Science, который считается одним из самых престижных научных журналов в мире (уступая лишь Nature), была опубликована работа Дидерика Стапеля, социального психолога из Тилбургского университета в Нидерландах. В статье, озаглавленной “Копирование хаоса”, описывалось несколько исследований, проведенных в лаборатории и на улице, которые показали, что люди проявляют больше предубеждений — и одобряют больше расовых стереотипов — когда находятся в более грязной или беспорядочной обстановке. Эта и некоторые из десятков других работ Стапеля попали в заголовки газет по всему миру. “Хаос способствует формированию стереотипов”, — писала служба новостей Nature; “Где мусор, там и расизм”, — констатировала газета Sydney Morning Herald. Это был именно тот тип исследований в области социальной психологии, в которых получаются простые для восприятия выводы, имеющие, как писал сам Стапель, “четкие политические последствия”: в данном случае — “ранняя диагностика экологического беспорядка и немедленное вмешательство”.

Проблема заключалась в том, что все это выглядело весьма неправдоподобно. Некоторые коллеги Стапеля начали подозревать его в недобросовестности, потому, что результаты его экспериментов были слишком идеальными. Мало того, старшие научные сотрудники обычно очень заняты и полагаются на своих студентов в выполнении таких рутинных задач, как сбор данных, Стапель же собирал все данные сам. После того, как в сентябре 2011 года коллеги донесли эти опасения до руководства университета, Стапель был отстранен от преподавания. Последовали многочисленные расследования.

В своей автобиографии Стапель признался, что вместо того, чтобы собирать данные для своих исследований, он до поздней ночи сидел в своем кабинете или дома на кухне, вписывая цифры, необходимые для воображаемых результатов, в электронную таблицу, придумывая все с нуля. “Я делал ужасные, возможно, даже отвратительные вещи”, — писал он. “Я подделывал данные исследований и придумывал исследования, которых никогда не было. Я работал один, точно зная, что делаю… Я ничего не чувствовал: ни отвращения, ни стыда, ни сожаления”. Его научное мошенничество было на удивление изощренным. “Я придумал школы, где я проводил свои исследования, учителей, с которыми я обсуждал эксперименты, лекции, которые я читал, уроки обществознания, в которые я вносил свой вклад, подарки, которые я вручал в благодарность за участие людей “.

Стапель рассказал, что распечатал пустые рабочие листы, которые он якобы должен был раздать участникам эксперимента, показал их коллегам и студентам, объявил, что отправляется проводить исследование… а затем выбросил листы в мусорное ведро, когда его никто не видел. Это не могло продолжаться долго. Результаты расследования были очевидны; вскоре после отстранения он был уволен. С тех пор не менее пятидесяти восьми его исследований были опровергнуты — вычеркнуты из научной летописи — из-за фальшивых данных.

Случаи Бема и Стапеля — когда уважаемые профессора опубликовали, казалось бы, невозможные (в случае Бема) и откровенно мошеннические (в случае Стапеля) результаты — поставили под сомнение психологические исследования и науку в целом. Как престижные научные журналы могли допустить их публикацию? Сколько еще опубликовано исследований, которым нельзя доверять? Оказалось, что существуют серьезные проблемы в том, как мы занимаемся наукой и эти случаи были их прекрасной иллюстрацией.

В обоих случаях центральный вопрос был связан с воспроизведением результатов. Чтобы научный результат заслуживал серьезного отношения, он не должен быть результатом случайности, сбоя в оборудовании, обмана или самообмана ученого. Это должно произойти на самом деле. А если это так, то в принципе я тоже могу получить примерно те же результаты, что и вы. Во многих отношениях в этом суть науки и это то, что отличает ее от других способов познания мира: если результаты не воспроизводятся, то то, что вы сделали, трудно назвать научным.

Беспокоит не столько то, что эксперименты Бема были ненадежными или что эксперименты Стапеля были плодом его воображения: ошибки и надуманные результаты никогда не исчезнут (как, увы, и мошенники). Проблема состоит, скорее, в том, как научное сообщество отнеслось к обеим ситуациям. Наша попытка повторить эксперимент Бема была бесцеремонно отвергнута журналом, опубликовавшим оригинал; в случае со Стапелем никто даже не попытался воспроизвести его результаты. Другими словами, сообщество продемонстрировало, что оно готово принимать драматические заявления этих исследований за чистую монету, не проверяя, насколько прочными на самом деле были результаты. А если нет двойных проверок воспроизводимости результатов, откуда нам знать, что они не просто случайность или подделка?

Возможно, сам Бем лучше всего подытожил отношение многих ученых к репликации в интервью через несколько лет после своего печально известного исследования. “Я за строгость, — сказал он, — но у меня не хватает на это терпения… Если вы посмотрите на все мои прошлые эксперименты, они всегда были риторическими уловками. Я собирал данные, чтобы с их помощью показать свою точку зрения. Я использовал данные как средство убеждения, и меня никогда не волновал вопрос: “Будет ли это воспроизведено или нет?”

Оказывается, беспокоиться о том, будут ли результаты воспроизводиться или нет, не обязательно. Но ведь в этом и состоит дух науки; дух, который реализуется с помощью системы рецензирования и правил публикации в журналах, системы, которая служит оплотом против ложных выводов, ошибочных экспериментов и сомнительных данных. Однако, как будет показано в этой книге, эта система сильно пострадала. Важные знания, открытые учеными, но не сочтенные достаточно интересными для публикации, пересматриваются или скрываются, искажая научные данные и нанося ущерб нашей медицине, технологиям, образовательным мероприятиям и государственной политике. Огромные ресурсы, вливаемые в науку в расчете на полезную отдачу, тратятся впустую на исследования, которые совершенно неинформативны. Ошибки и промахи регулярно проникают через “линию Мажино” экспертной оценки. Книги, сообщения СМИ и наши головы наполняются “фактами”, которые либо неверны, либо преувеличены, либо сильно вводят в заблуждение. И в самых худших случаях, особенно когда речь идет о медицинской науке, люди умирают.

В других книгах ученые ведут борьбу с псевдонаучными изгоями: креационистами, гомеопатами, плоскоземельцами, астрологами и им подобными, которые неправильно понимают науку и злоупотребляют ею — обычно неосознанно, иногда злонамеренно и всегда безответственно. Эта книга — другая. Она раскрывает глубокие искажения внутри самой науки: искажения, которые затрагивают саму культуру, в которой проводятся и публикуются исследования. Наука, дисциплина, в которой мы должны находить самый суровый скептицизм, самый острый рационализм и самый жесткий эмпиризм, стала прибежищем для некомпетентности, заблуждений, лжи и самообмана. В результате подрывается главная цель науки — найти путь, все более приближающий нас к истине.

Предисловие к книге Science Fictions: How Fraud, Bias, Negligence, and Hype Undermine the Search for Truth

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев