Либертарианская стратегия всегда была сложной темой. Избирательные кампании президентов, наполненные этатистской риторикой, обычно вызывают экзистенциальную боль и переосмысление фундаментального вопроса, стоящего перед нами: что нужно сделать, чтобы уменьшить размер и масштабы государства? Как мы можем создать более либертарианское общество здесь и сейчас, учитывая имеющиеся ресурсы и спектр тактических возможностей? Состоит ли наша главная задача в том, чтобы убедить академическую, финансовую и политическую элиту в правоте нашей точки зрения? Или же лучше стратегия “снизу вверх”, которая фокусируется на популистских посланиях и низовой политической активности?

Какая борьба нам нужна — интеллектуальная или популистская?

Мюррей Ротбард рассмотрел оба этих подхода в эссе, написанном в 1992 году, в год выборов, когда перед либертарианцами стояли те же вопросы, что и сегодня. Он обсуждает стратегию воздействия на элитных мыслителей, процесс, который он назвал “хайековским обращением”, и противопоставляет его стратегии обращения к массам через популистские мессиджи.

Ротбард не видел никакого внутреннего конфликта между стремлением к популярности либертарианских идей и обращению к элите. Он предлагает и то, и другое. Но тема этой статьи — популизм, к которому Мюррей подходит беззастенчиво: либертарианцы должны открыто принять правый популизм как кратчайшее средство вызвать оппозицию государству и его лакеям, в частности “технократам, “представителям общественных наук” и медийным интеллектуалам… которые оправдывают государственную систему и служат в рядах ее бюрократии”.

Почти 25 лет спустя анализ Мюррея звучит весьма прозорливо:

Либертарианцы часто ясно видели эту проблему, но в качестве стратегов социальных изменений они сильно отстали. В рамках того, что мы можем назвать “моделью Хайека”, они призывали распространять правильные идеи и тем самым обращать интеллектуальную элиту к свободе, начиная с ведущих философов и затем медленно просачиваясь вниз через десятилетия, чтобы обратить журналистов и других лиц, формирующих мнение в СМИ. И конечно, идеи — это ключ, а распространение правильной доктрины — необходимая часть любой либертарианской стратегии. Можно сказать, что этот процесс занимает слишком много времени, но долгосрочная стратегия важна и контрастирует с трагической бесполезностью официального консерватизма, который заинтересован только в том, чтобы выбрать меньшее из двух зол для текущих выборов, и поэтому проигрывает в среднесрочной, а тем более долгосрочной перспективе. Но настоящая ошибка заключается не столько в акценте на долгосрочной перспективе, сколько в игнорировании того фундаментального факта, что проблема заключается не только в интеллектуальных ошибках. Проблема в том, что интеллектуальная элита извлекает выгоду из существующей системы; она является частью правящего класса. Процесс хайековского преобразования предполагает, что все или, по крайней мере, все интеллектуалы заинтересованы исключительно в истине и что экономические корыстные интересы никогда не стоят на пути. Каждый, кто хоть немного знаком с интеллектуалами или учеными, быстро разубедит вас в этой иллюзии. Любая либертарианская стратегия должна признавать, что интеллектуалы и люди, формирующие общественное мнение, являются частью фундаментальной проблемы не только из-за ошибок, но и потому, что их собственные корыстные интересы связаны с правящей системой.

Почему же коммунизм рухнул? Потому что в конце концов система работала так плохо, что даже номенклатура устала. Марксисты правильно отмечают, что социальная система рушится, когда правящий класс деморализован и теряет волю к власти; явный провал коммунистической системы привел к этой деморализации. Но если ничего не делать или полагаться только на воспитание правильных идей у элиты, это будет означать, что наша собственная государственная система не развалится до тех пор, пока все наше общество, подобно Советскому Союзу, не превратится в руины. Конечно, мы не должны сидеть сложа руки. Стратегия свободы должна быть гораздо более активной и агрессивной.

Отсюда следует, что для либертарианцев или консерваторов — сторонников минимального правительства — важно иметь в своем арсенале два удара: не просто распространять правильные идеи, но и разоблачать коррумпированные правящие элиты и то, как они извлекают выгоду из существующей системы, а точнее, как они нас обкрадывают. Срывание масок с элит — это “негативная кампания” в самом лучшем и фундаментальном ее проявлении.

Эта двусторонняя стратегия заключается в (а) создании кадров из наших собственных либертарианцев, которые будут продвигать мнение о минимальном государстве, основанном на правильных идеях; и (б) в прямом обращении к массам, в обход доминирующих СМИ и интеллектуальных элит, чтобы поднять массы народа против элит, которые их грабят, сбивают с толку и угнетают, как в социальном, так и в экономическом плане. Но эта стратегия должна объединять абстрактное и конкретное; она не должна просто атаковать элиты в абстрактном смысле, но должна конкретно сосредоточиться на существующей статистской системе, на тех, кто в настоящее время составляет правящие классы.

Либертарианцы давно задаются вопросом, к кому, к каким группам, следует обратиться. Простой ответ: ко всем, недостаточен, потому что для того, чтобы быть политически релевантными, мы должны стратегически сосредоточиться на тех группах, которые наиболее угнетены и которые также имеют наибольшее социальное влияние.

Ротбард делает здесь два важных замечания, оба из которых обманчиво просты и поэтому часто упускаются из виду:

Первое: элиты не мотивированы интеллектуальными идеями, благими намерениями или улучшением общества. Они руководствуются собственными интересами, как и все остальные. Поэтому вопрос не в том, сможем ли мы убедить элиту в том, что либертарианские идеи лучше, а в том, будет ли им лучше в более либертарианском мире. Для многих элит, связанных с государством, ответ однозначно отрицательный — и это объясняет, почему хайековское обращение часто терпит неудачу. Поэтому мы не должны быть наивными в отношении мощных стимулов для корыстных элит работать против либертарианских идей. Государство и его клиенты — центральные банкиры, научные круги, корпорации, оборонные подрядчики, федеральные служащие, политики и весь политический класс — объединены против нас. Но, как считает Ротбард, мы не можем отказаться от поиска потенциальных союзников среди этой элиты. Такие организации, как Фонд Волкера, IHS и Институт Мизеса, добились успеха в привлечении либертарианцев в академические круги, и, конечно, мы не можем просто полностью отдать высшее образование в руки прогрессистов. Мы также должны по возможности искать союза с элитными либертарианцами в мире бизнеса и инвестиций, такими как Питер Тиль и Марк Шпицнагель.

Второе: любая успешная либертарианская стратегия должна содержать здоровую дозу популизма. Экономика австрийской школы и либертарианская теория часто не поддаются адоптации до уровня упрощенных мемов. Но одними интеллектуальными аргументами дело не ограничится. Эффективные популистские мессиджи содержат скрытый ответ на вопрос “Что мне от этого будет”, который удовлетворит среднего Джо или Джейн. Берни Сандерсу легко сказать: “Я хочу сделать колледж бесплатным, чтобы у всех молодых людей были равные шансы на успех”. Не так-то просто вручить кому-то 900 страниц “Человеческой деятельности” и сказать: “Прочтите это, и вы все поймете”

Многие американцы слишком заняты обеспечением своих семей, чтобы тратить свободное время на чтение книг по экономике или либертарианской теории. В лучшем случае, средний человек может уделить немного внимания политике в предвыборный сезон и проголосовать на выборах. Поэтому популистское послание должно быть легко понятным, легко продаваемым и очевидно полезным для среднего и рабочего класса. Популистское послание по определению не должно быть таким, чтобы для его принятия нужно было проделать огромную работу.

Вот пример: Рон Пол сумел привлечь тысячи новых либертарианцев во время президентских кампаний 2008 и 2012 годов благодаря успешному применению двух популистских идей: “Покончить с ФРС” и “Убраться с Ближнего Востока”. Оба послания были направлены на преодоление идеологических барьеров, и оба они отражали преобладающие настроения в стране.

После краха 08-го года многие американцы стали с опаской относиться к Уолл-стрит и ее связям с ФРС и Министерством финансов. Уолл-стрит была спасена государством, а Мейн-стрит — нет (в американском политическом жаргоне Уолл-стрит — это финансовый сектор, Мейн-стрит — это реальный сектор, — прим.ред.) Понимание общественностью того, чем занимается ФРС и как именно она создает элитный банковский класс, возможно, было нечетким, но что с того? ФРС — это отличный пример вопроса, в котором рефлекторная точка зрения среднего человека оказывается правильной и либертарианской одновременно. Рон Пол сумел затронуть антифедеральные настроения точно так же, как это делают прогрессисты по целому ряду других вопросов.

Доктор Пол также использовал усталость от наших ближневосточных авантюр, используя другое простое и привлекательное популистское послание: убирайтесь из Ирака и Афганистана. При этом он правильно понимал, что интервенционистские настроения после событий 11 сентября прошли. К 2008 году и, конечно, к 2012 году большинство американцев пришли к выводу — пусть и неясному — что эти две затянувшиеся войны не принесли ничего, кроме жертв, долгов и ответных ударов. Таким образом, принципиальная антивоенная позиция Пола соответствовала общественным настроениям, даже если большинство людей не смогло бы сформулировать либертарианское обоснование этого настроения.

Либертарианский популизм, как и любая другая форма популизма, может быть обоюдоострым мечом. Поддержка любого кандидата или идеи, которая не основана на определенной степени размышления и обдумывания, может измениться в один момент. Но обратите внимание, что многие из тех, кого популистские темы изначально привлекли к кампании доктора Пола, продолжили читать рекомендованные им книги и в результате стали более свободомыслящими. И, как отмечает Ротбард, либертарианцы не должны игнорировать популизм. Далеко не каждый левый популист читал Маркса или Говарда Зинна, точно так же мы не должны быть слишком строги к потенциальным либертарианским новообращенным. Когда речь идет о либертарианском популизме, рефлекторной антипатии к государству и инстинктивного признания его злой природы может быть достаточно.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев