Мейнстримный взгляд на Вторую мировую войну можно описать так: Вторая мировая война была “хорошей войной”. Хотя Иосиф Сталин и был преступником, Адольф Гитлер с его завоеваниями, сопровождавшимися массовыми убийствами в колоссальных масштабах, представлял непосредственную угрозу для Великобритании и Соединенных Штатов, и по этой причине союз со Сталиным был лучшим выходом для этих стран после того, как Гитлер вторгся в Советский Союз 22 июня 1941 года. Кроме того, когда война превратилась в борьбу между союзниками и державами оси, русские приняли на себя основную тяжесть войны. Учитывая огромные потери российского народа, как солдат, так и мирных жителей, учитывая, что именно Сталин руководил своей страной во время этого смертельного конфликта, мы должны относиться к нему с определенной признательностью, как бы сильно это ни противоречило здравому смыслу, (Философ Сьюзен Нейман со своей книгой “Учимся у немцев” является хорошим примером этой точки зрения. См. мой обзор здесь.)

Шон МакМикин предлагает совсем другую точку зрения. Шон — историк, автор выдающихся исследований Османской империи, русской революции, истоков Первой мировой войны. Для его работ характерны обширные архивные исследования на нескольких языках. В “Сталинской войне” он превзошел самого себя. Перечисление архивов, с которыми он консультировался, занимает более двадцати страниц (стр. 767–88), кроме того, он исследовал огромное количество печатных собраний документов, мемуаров и вторичных источников.

Шон приходит к выводу, что мейнстримная позиция ошибочна. Сталин с первых дней своей революционной деятельности в царской России был убежденным марксистом, стремившимся ниспровергнуть капиталистический мир. С этой целью он стремился обострить напряженность между Гитлером, стремящимся избавиться от Версальской системы, и Великобританией и Францией. Соответственно, он подписал с Гитлером пакт о ненападении 23 августа 1939 года, разрешив немцам атаковать Польшу и закрепив за Россией значительную территорию. В мировой войне, которая началась с немецкого вторжения в Польшу 1 сентября 1939 года, он надеялся, что немцы окажутся втянутыми в затяжную борьбу с Великобританией и Францией, что истощит обе стороны и и расчистит путь для коммунистической революции и российской экспансии.

Когда в 1940 году немцы неожиданно быстро покорили Францию, Сталин обострил свои территориальные и экономические требования до такой степени, что пакт с Германией оказался на грани срыва, и эту ситуацию не разрешил советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов, посетивший Берлин в ноябре 1940 года. Непримиримость Молотова удивила и встревожила Гитлера. Война между Россией и Германией становилась все более вероятной. МакМикин подчеркивает, что армии Сталина были развернуты таким образом, который недвусмысленно предполагает атаку, поэтому неправильно думать об операции “Барбаросса” как о неспровоцированном немецком нападении.

После того, как 22 июня 1941 года немцы вторглись в Россию, Уинстон Черчилль и Франклин Д. Рузвельт сделали все возможное, чтобы помочь Сталину. Черчилль на многие годы позабыл свой антикоммунизм, считая Гитлера большей опасностью, а Рузвельт, хотя Америка еще не участвовала в войне, оказал России помощь на гораздо более выгодных условиях, чем Британии, и эта модель сохранялась на протяжении всей войны.

Полученная Сталиным помощь была крайне необходима для того, чтобы он смог противостоять немецкому натиску и, в конечном итоге, организовать контратаку, но он был весьма далек от благодарности и действовал с полным пренебрежением к американским и британским интересам. По мере войны сложилась модель, в которой американские и британские интересы подчинялись советским, и МакМикин показывает, как снова и снова Рузвельт и Черчилль игнорировали национальные интересы, чтобы помочь Сталину. Среди примеров, которые он обсуждает, — отказ от лондонского польского правительства в изгнании по велению Сталина, поддержка Иосипа Броз Тито в Югославии и подрыв националистического правительства Китая. Как будто этого было недостаточно, политика “безоговорочной капитуляции” и план Моргентау (опубликованный в 1944 году, — прим. ред.) призывавший к превращению Германии в аграрную страну, также способствовали советской политике, поскольку они препятствовали шансам свержения Гитлера и мирного урегулирования войны на западном фронте. Применительно к Японии политика безоговорочной капитуляции продлила войну без надобности и позволила Сталину, который ничего не сделал для помощи союзникам во время войны, вступить в нее в последний момент, чтобы обеспечить России территориальные приобретения.

Я смог привести лишь небольшой образец обширной работы МакМикина, и я могу прокомментировать только несколько интересных моментов. Читатели, знакомые с аргументами Мизеса об экономическом расчете, при социализме могут задаться вопросом, как Сталин смог создать огромный военный арсенал за счет централизованного планирования. Частично ответ заключается в концентрации ресурсов на военном произвостве в ущерб гражданскому потреблению, но другая часть ответа более удивительна. МакМикин отмечает, что многие американские бизнесмены инвестировали в Россию, помогали Сталину строить заводы и даже экспортировали свои собственные заводы. Здесь автор уместно использует новаторское трехтомное исследование Энтони Саттона, “Западные технологии и советское экономическое развитие” (1973), а также собственные архивные исследования (стр. 677n8. Более поздняя работа Саттона “Уолл-стрит и большевистская революция” [1974] ] также заслуживает прочтения, но ее следует использовать с осторожностью).

Рассматривая события, приведшие к войне, МакМикин спрашивает: почему Великобритания предоставила гарантии Польше в марте 1939 года, хотя не было никаких перспектив того, что Великобритания встанет на защиту Польши в случае немецкого вторжения? Кроме того, гарантия не распространялась на восточные границы Польши: почему было важнее защитить Польшу от немецкого вторжения, чем от русского? Россия не приняла границ, установленных после русско-польской войны 1920 года, и хотела, как минимум, восстановления границ по линии Керзона, установленной Версальским договором. Между прочим, большая часть работы на этой конференции по определению границ линии Керзона была проделана великим знатоком Канта Х. Дж. Патоном.

Отвечая на вопрос о том, почему Великобритания предоставила гарантии, я хотел бы привлечь внимание к важному исследованию Саймона Ньюмана, март 1939 г .: “Гарантии Польше” (1976), в котором говорится, что правительство Чемберлена было уверено, что оно вполне готово к войне с Германией. В связи с этим, как отмечает Р.А. Батлер в своих мемуарах, не следует упускать из виду доминирующего влияния на британскую внешнюю политику в месяцы после Мюнхенской конференции министра иностранных дел лорда Галифакса. МакМикин делает интригующее замечание о влиянии британского давления: “Показательно, что Гитлер проявил хладнокровие в последние дни августа 1939 года, чувствуя, что ведет Германию к большему конфликту, чем он рассчитывал” (стр. 93) .

Один из ключевых моментов в книге — важность контроля над ресурсами, такими как алюминий и нефть в ведении войны. МакМикин предполагает, что согласованный удар британцев и французов по бакинским нефтяным месторождениям, контролируемым Россией, после вторжения Сталина в Финляндию в ноябре 1939 года, мог подорвать способность России вести войну против Германии и, таким образом, предотвратить ужасы последующей русско-германской войны. “Но союзники упустили свой шанс…. Это бы поставило коммунизм в его экзистенциальной борьбе с капиталистическим миром на грань гибели, но уловки Сталина позволили нивелировать реальные и потенциальные угрозы и восстановили советские позиции” (стр. 155).

МакМикин, оценивая политические цели Сталина до немецкого вторжения, использует прекрасную книгу Эрнста Топича “Сталинская война” (1987), цитируя его обзор речи советского диктатора 5 мая 1941 года перед выпускниками советских военных училищ, в которой ясно раскрываются его агрессивные цели (с. 675n5). И, конечно, вопреки мнению Герхарда Вайнберга, который написал рецензию на книгу Топича в American Historical Review (июнь 1989 г.), Топич ни в коем случае не был нацистским идеологом. Он был философом, симпатизировавшим логическим эмпирикам Венского кружка, и критически относился к нацистской идеологии.

Сталин не только имел враждебные намерения по отношению к Германии, но и не проявлял особого стремления к хорошим отношениям с Великобританией и Соединенными Штатами. Сталинский пакт о нейтралитете с Японией, подписанный Сталиным и министром иностранных дел Японии Йосуке Мацуока 13 апреля 1941 года, был враждебен американским интересам. “Обладая прочным положением в Маньчжурии, Япония теперь могла свободно, если она пожелает — и намек Сталина не мог быть более ясным — наносить удары по Юго-Восточной Азии и Тихоокеанскому региону против британских и американских интересов” (стр. 258). Между прочим, Мацуока провел свои подростковые годы в Портленде, штат Орегон, и бегло говорил по-английски.

Сталин хотел втянуть Соединенные Штаты и Японию в конфликт, поскольку мир между двумя странами мог бы побудить Японию выступить против России. Таким образом, бескомпромиссная американская политика сопротивления японской экспансии в Юго-Восточной Азии была в его интересах, и коммунистический агент Гарри Декстер Уайт, работавший в министерстве финансов, в июне 1941 года подготовил меморандум, который лег в основу требования госсекретаря Корделла Халла о том, чтобы 26 ноября 1941 года японцы заявили, что они полностью откажутся от своих завоеваний — ультиматум, который заставил японцев рассматривать войну с Соединенными Штатами как неизбежную. В книге Энтони Кубека “Как был потерян Дальний Восток” (1972), которую МакМикин перечисляет в своей библиографии, есть ценная глава, написанная Стивеном Х. Джонссоном, о деятельности Уайта по разжиганию конфликта между Соединенными Штатами и Китаем. В более общем плане, в книге Чарльза Каллана Тэнсилла Back Door to War (1952), основанной на обширных исследованиях в архивах Государственного департамента США, содержится подробный отчет о мирных усилиях Японии до Перл-Харбора. Тансилла, которого когда-то считали одним из выдающихся историков дипломатии Америки, сегодня редко цитируют.

Как упоминалось выше, автор справедливо подчеркнул некритическое отношение Америки и Великобритании к югославским партизанам во главе с Тито. Автор поддерживает более раннее исследование Слободана Драшковича “Тито: московский троянский конь” (1957). Драшкович был сыном сербского министра внутренних дел, убитого в 1921 году, и братом Милорада Драшковича, много лет работавшего в Гуверовском институте. В более общем плане, более поздние архивные исследования подтвердили выводы “преждевременных антикоммунистов” сделанные во время и сразу после войны. Комментарии автора к позиции майора Джорджа Рэйси Джордана, который протестовал против американских поставок урана и других материалов, необходимых для создания атомного оружия (стр. 532–34), и к протестам губернатора Пенсильвании Джорджа Х. Эрла Рузвельту по поводу безоговорочной капитуляции (стр. 451 и, особенно, стр. 737n31) тоже следует отнести к этой проблеме.

Я закончу замечанием, которое заинтригует изучающих экономику свободного рынка. МакМикин говорит: “Протокейнсианский аргумент, который иногда можно услышать, — что мобилизация “арсенала демократии”, а не Новый курс Рузвельта вывела экономику Соединенных Штатов (а позже и мировую) из депрессии — в конечном итоге основывается на ошибке разбитого окна, выявленной Фредериком Бастиа”(стр. 664).

“Сталинская война” — великолепная книга, и каждый, кто интересуется причинами и последствиями Второй мировой войны — а какой разумный человек не интересуется? — должен ее прочитать.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев