В недавней статье я изложил мизесианский подход к праксиологии, или науке о человеческой деятельности. В отличие от господствующей позитивистской позиции, согласно которой все экономические теории должны приводить к фальсифицируемым предсказаниям, которые можно проверить, Людвиг фон Мизес полагал, что действительные экономические теоремы должны выводиться из аксиомы “Человек действует”¹.

Многие читатели прислали мне электронные письма, оспаривая мизесианскую точку зрения. Одна из главных проблем заключалась в том, должна ли психология использовать экспериментальный метод. В конце концов, психология тоже имеет дело с людьми, в особенности с их психическими состояниями и склонностями. Итак, считает ли австриец, что метод естественных наук — другими словами, формулировка гипотезы, которая затем подвергается экспериментальной проверке или опровержению — так же неуместен в психологии, как и в экономике?

В ответ я указал на то, что Мизес довольно четко разграничивает психологию и праксиологию: психология занимается теориями, чтобы объяснить, почему люди выбирают определенные цели или как люди будут действовать в определенных условиях. Праксиология, с другой стороны, занимается логическими следствиями того факта, что у людей есть цели, и того факта, что они действуют для их достижения. Из-за этой разницы, для психологов может быть вполне уместно участвовать в экспериментальной проверке гипотез, тогда как для экономистов совершенно неверно использовать аналогичный метод физики.

I. Психологический закон

Чтобы проиллюстрировать разницу, давайте сравним два “закона” из соответствующих дисциплин. Психологи провели множество экспериментов, подтверждающих очевидную истинность “эффекта свидетеля”, который гласит, что люди с меньшей вероятностью будут помогать кому-то (например, застрявшему автомобилисту), если рядом будет большое количество других прохожих. Этот закон интуитивно ясен: человек, который проезжает мимо застрявшего автомобилиста в большом городе, подумает: “Кто-то другой, более подходящий, чем я, остановится и поможет этому человеку”. Напротив, человек, который проезжает мимо застрявшего автомобилиста в сельской местности, поймет, что он единственный, кто может помочь. Парадоксально, но не исключено, что человеку с большей вероятностью помогут, если его машина сломается в относительно безлюдном месте.

Хотя “эффект свидетеля” звучит правдоподобно и действительно кажется совместимым с нашим личным опытом, является ли это научно подтвержденной теорией? Что ж, единственный способ проверить это — поставить управляемый эксперимент. Мы не можем делать априорных выводов о достоверности “эффекта свидетеля”, поскольку у нас нет очевидных аксиом, которые привели бы к его выводу. Недостаточно сравнить среднее время отклика в большом городе с сельской местностью, потому что мы имеем дело с разным населением. (Может быть, большинство людей в большом городе, например, просто подлые).

Поэтому психологи проводили эксперименты, в которых испытуемый помещался в комнату в одиночестве и разговаривал по внутренней связи с другими испытуемыми (некоторые из которых на самом деле были сообщниками экспериментаторов). Во время разговора одна из сообщниц небрежно упоминает, что она склонна к припадкам. Затем сообщница (которого субъект считает подопытным, как и он сам) симулирует припадок по интеркому. Затем психологи наблюдают, встанет ли испытуемый субъект и выйдет ли из комнаты в поисках помощи жертве припадка. И, о чудо, в ходе многократных испытаний психологи обнаружили, что чем больше других людей будет вовлечено в разговор по внутренней связи, тем с меньшей вероятностью испытуемые покинут свою комнату и обратятся за помощью, . В частности, если субъект — единственный человек, разговаривающий с жертвой, когда происходит “припадок”, то он почти всегда встанет и обратится за помощью. Но если он всего лишь один из дюжины людей, разговаривающих по интеркому, вероятность того, что он встанет, будет значительно ниже.

Конечно, даже это экспериментальное подтверждение не доказывает универсальную истинность “эффекта свидетеля”. Может случиться так, что, несмотря на все усилия, психологи не выбрали репрезентативную выборку испытуемых. Более того, даже если “эффект стороннего наблюдателя” действительно является фактом для нынешней популяции людей, нет ничего, что могло бы предотвратить появление через сто лет новой породы людей, которые не подчиняются “эффекту стороннего наблюдателя”, будь то в силу культуры или генетики. Как и любой “закон” естествознания, “законы” психологии (поскольку они подтверждаются экспериментальным методом) носят лишь предварительный характер.

II. Экономический (праксиологический) закон

Напротив, давайте проанализируем типичный экономический закон: если государство имеет дефицит, то процентные ставки будут выше, чем они были бы в противном случае. Этот закон тоже кажется очевидным (как и эффект наблюдателя), но это нечто большее: как только экономист позаботится о том, чтобы точно указать определения терминов, он или она может фактически доказать это утверждение в ходе упражнения в чистой логике. Нет причин “проверять”, правда ли это. Это было бы так же бессмысленно, как “проверять”, составляют ли внутренние углы треугольника (в эвклидовой геометрии) 180 градусов.

В 1980-е годы многие апологеты расточительных расходов администрации Рейгана использовали статистические данные в попытке опровергнуть этот праксиологический закон. Они показали, что, вопреки тем, кто беспокоился об “эффекте вытеснения”, огромный дефицит в 1980-х годах не коррелировал с огромным повышением процентных ставок. Таким образом, казалось, что экономика может одновременно иметь свои сбережения и съесть их; Рекордный дефицит в конце концов был неплохим!

Мюррей Ротбард объяснил абсурдность этого аргумента. Он отметил, что статистика не может превзойти логику. Если правительство имеет дефицит (т.е. тратит больше денег, чем получает в виде налогов и других доходов), то оно обязательно уменьшает сумму сбережений, доступных частному сектору. Другими словами, если правительство наводняет рынок новыми облигациями на миллиарды долларов, то предложение облигаций обязательно выше, чем могло бы быть в противном случае, что означает равновесную процентную ставку (обратную цене облигаций) обязательно выше, чем в противном случае.

В 1980-е годы (неважно, по каким причинам)² процентные ставки резко упали по сравнению с 1970-ми годами. Но поскольку у Рейгана одновременно был огромный дефицит, процентные ставки не упали так сильно, как могли бы. Без предшествующей теории, связывающей сбережения, дефицит и процентные ставки, статистик, изучающий экономические данные, не смог бы придумать ничего, кроме меняющихся (и часто ложных) паттернов. В частности, не существует способа “проверить” конкурирующие интерпретации эры Рейгана, потому что экономисты не могут установить те же “начальные условия” и снова провести эксперимент, на этот раз со сбалансированным бюджетом.

Австрийская методологическая позиция остается твердой. Верно, что другие дисциплины, имеющие дело с людьми, такие как психология, могут использовать экспериментальный метод. Однако, коль скоро мы полагаем (как это делал Мизес), что собственно экономика является подмножеством праксиологии, тогда ясно, что все экономические теоремы должны быть логически выведены из аксиомы действия. С австрийской точки зрения копирование методов физиков означает полностью неправильное понимание природы и цели экономической теории.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев