1. Две линии марксистской мысли и политики

В течение многих десятилетий в тех странах, которые не приняли открытую политику прямой и всесторонней социализации, управление государственными делами находилось в руках государственных деятелей и партий, которые называли себя “прогрессистами”. Эти прогрессисты иногда (но не всегда) очень обижаются, если кто-то называет их марксистами. Их обида справедлива в той мере, в какой их догматы и политика противоречат некоторым марксистским доктринам и их приложению к политическим действиям. А их обидчики правы в той мере, в какой прогрессисты безоговорочно одобряют фундаментальные догмы марксистского вероучения и в той мере, в какой они действуют, согласно этим догмам. Ставя под сомнение идеи Маркса, поборника “целостной” революции, прогрессисты подписываются под “фрагментарной” революцией.

В трудах Маркса есть два различных набора теорем, несовместимых друг с другом: линия целостной революции, отстаиваемая в ранние времена Каутским и позже Лениным, и “реформистская” линия революции по частям, обоснованная Зомбартом в Германии и фабианцами в Англии.

Общим для обеих линий является безоговорочное отрицание капитализма и его политической “надстройки”, представительного правительства. Капитализм описывается как отвратительная система эксплуатации. Он делает богатыми постоянно уменьшающееся число “экспроприаторов” и обрекает массы на растущие страдания, угнетение, рабство и деградацию. Но именно эта неуклюжая система “с неумолимостью закона природы” в конце концов приводит к спасению. Наступление социализма неизбежно. Он возникнет в результате действий классово сознательных пролетариев. “Народ” наконец-то восторжествует. Все махинации злобных “буржуев” обречены на провал.

Но здесь две линии расходятся.

В “Коммунистическом манифесте” Маркс и Энгельс разработали план поэтапного преобразования капитализма в социализм. Пролетарии должны “выиграть битву за демократию” и таким образом возвыситься до положения правящего класса. Затем они должны использовать свое политическое господство, чтобы “постепенно” вырвать весь капитал у буржуазии. Маркс и Энгельс дают довольно подробные инструкции относительно различных мер, к которым следует прибегнуть. Нет необходимости подробно цитировать их план борьбы. Его пункты знакомы всем американцам, пережившим годы “Нового курса” и “Справедливого курса”.

Важнее помнить, что сами отцы марксизма характеризовали рекомендованные ими меры как “деспотические наступления на права собственности и условия буржуазного производства” и как “меры, которые кажутся экономически недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе движения опережают сами себя, требуют дальнейшего наступления на старый социальный порядок и неизбежны как средство полной революции способа производства “¹.

Очевидно, что все “реформаторы” последних ста лет посвятили себя исполнению схемы, разработанной авторами Коммунистического манифеста 1848 года. В этом смысле “социалполитика” Бисмарка, как и “Новый курс” Рузвельта, по праву претендуют на эпитет “марксистские”.

Но, с другой стороны, Маркс также разработал доктрину, радикально отличающуюся от той, что была изложена в “Манифесте”, и абсолютно несовместимую с ней. Согласно этой второй доктрине

ни одна общественная формация никогда не исчезает прежде, чем разовьются все производительные силы, для развития которых она достаточно широка, и новые высшие способы производства никогда не появляются прежде, чем материальные условия их существования вылупятся в лоне предшествующего общества.

Полная зрелость капитализма — непременная предпосылка для появления социализма. Существует только один путь к осуществлению социализма — эволюция самого капитализма, который в силу неизлечимых противоречий капиталистического способа производства вызывает свой собственный крах. Независимо от воли людей, этот процесс “осуществляется посредством действия присущих капиталистическому производству законов”.

Предельная концентрация капитала у небольшой группы экспроприаторов, с одной стороны, и невыносимое обнищание эксплуатируемых масс, с другой, — вот факторы, которые только и могут вызвать великое возмущение, сметающее капитализм. Только тогда терпение жалких наемных работников лопнет, и они внезапным ударом свергнут “диктатуру” дряхлой буржуазии.

С точки зрения этой доктрины Маркс проводит различие между политикой мелких буржуа и политикой классово сознательных пролетариев. Мелкие буржуа в своем невежестве возлагают все свои надежды на реформы. Они стремятся регулировать и улучшать капитализм. Они не видят, что все эти усилия обречены на провал и делают вещи хуже, а не лучше. Ведь они задерживают эволюцию капитализма и тем самым наступление его зрелости, которая только и может привести к краху и избавить человечество от зла эксплуатации.

Но пролетарии, просвещенные марксистской доктриной, не предаются этим грезам. Они не пускаются в пустые рассуждения о совершенствовании капитализма. Напротив, они видят в каждом шаге капитализма, в каждом ухудшении собственных условий и в каждом новом повторении экономического кризиса продвижение к неизбежному краху капиталистического способа производства. Суть их политики заключается в том, чтобы организовать и дисциплинировать свои силы, боевые отряды народа, чтобы быть готовыми, когда наступит великий день революции.

Мелкобуржуазная политика характеризует традиционную тактику профсоюзов. Тщетны планы рабочих повысить в рамках капитализма ставки заработной платы и свой жизненный уровень с помощью профсоюзов и забастовок. Ведь неизбежная тенденция капитализма, говорит Маркс, заключается не в повышении, а в понижении среднего уровня заработной платы. Поэтому он советовал профсоюзам полностью изменить свою политику. “Вместо консервативного девиза: “Справедливая дневная плата за справедливый дневной труд”, они должны начертать на своем знамени революционный лозунг: “Уничтожение системы наемного труда”.

Невозможно примирить эти две разновидности марксистской доктрины и марксистской политики. Они исключают друг друга. Авторы “Коммунистического манифеста” 1848 года рекомендовали именно ту политику, которую их более поздние книги и памфлеты клеймили как мелкобуржуазную чепуху. Однако они никогда не отказывались от своей схемы 1848 года. Они организовали новые издания “Манифеста”. В предисловии к изданию 1872 года они заявили, что принципы политического действия, изложенные в 1848 году, нуждаются в совершенствовании, поскольку такие практические меры должны всегда приспосабливаться к меняющимся историческим условиям. Но, тем не менее, в этом предисловии они не клеймили реформы как проявление мелкобуржуазного менталитета. Таким образом, дуализм двух марксистских линий сохранялся.

Именно в полном согласии с непримиримой революционной линией немецкие социал-демократы в восьмидесятые годы голосовали в рейхстаге против бисмарковского законодательства о социальном обеспечении и своим страстным сопротивлением сорвали намерение Бисмарка социализировать немецкую табачную промышленность. Не менее созвучно этой революционной линии то, что сталинисты и их приспешники описывают американский “Новый курс” и кейнсианскую экономическую политику как хитрые, но пустые выдумки, призванные спасти и сохранить капитализм.

Сегодняшний антагонизм между коммунистами, с одной стороны, и социалистами, “сторонниками “нового курса” и кейнсианцами, с другой, — это спор о средствах, к которым следует прибегнуть для достижения цели, общей для обеих этих фракций, а именно: установления всеобъемлющего централизованного планирования и полного уничтожения рыночной экономики. Это вражда между двумя фракциями, обе из которых будут правы, если сошлются на учение Маркса.

2. Руководство прогрессистов

Невозможно понять менталитет и политику прогрессистов, если не принять во внимание тот факт, что Коммунистический манифест является для них одновременно руководством и священным писанием, единственным надежным источником информации о будущем человечества, а также высшим кодексом политического поведения. Коммунистический манифест — это единственная часть трудов Маркса, которую они действительно изучили. Кроме Манифеста они знают лишь несколько предложений, вырванных из контекста и не имеющих никакого отношения к проблемам текущей политики. Но из “Манифеста” они узнали, что приход социализма неизбежен и превратит землю в райский сад. Они называют себя прогрессистами, а своих противников реакционерами именно потому, что, борясь за грядущее блаженство, они олицетворяют “волну будущего”, а их противники безнадежно пытаются остановить колесо истории. Какое утешение знать, что собственное дело обречено на победу!

Кроме того, прогрессивные профессора, писатели, политики и государственные служащие находят в Манифесте отрывок, который особенно льстит их тщеславию. Оказывается, они принадлежат к той “небольшой части правящего класса”, к той “части буржуазных идеологов”, которые перешли на сторону пролетариата, “класса, который держит будущее в своих руках”. Таким образом, они являются членами той элиты, “которая поднялась до уровня теоретического осмысления исторического движения в целом”.

Еще более важным является тот факт, что Манифест дает им броню, которая делает их устойчивыми против любой критики, направленной против их политики. Буржуа называют их прогрессивную политику “экономически недостаточной и несостоятельной” и считают, что тем самым они продемонстрировали ее неадекватность. Как они ошибаются! В глазах прогрессистов превосходство этой политики заключается как раз в том, что она “экономически недостаточна и несостоятельна”. Ибо именно такая политика, как говорится в Манифесте, “неизбежна как средство полной революции способа производства”.

“Коммунистический манифест” служит путеводителем не только для постоянно размножающегося сонма бюрократов и псевдоэкономистов. Он раскрывает перед “прогрессивными” авторами саму природу “буржуазной классовой культуры”. Каким позором является эта так называемая буржуазная цивилизация! Какое счастье, что Маркс открыл глаза этим самозваным “либеральным” авторам. Манифест говорит им правду о невыразимой подлости и разврате буржуазии. Буржуазный брак — это “в сущности, система обобществления женщин”. Буржуа “видит в своей жене простое орудие производства”. Наши буржуа, “не довольствуясь тем, что в их распоряжении жены и дочери их пролетариев, не говоря уже об обычных проститутках, получают величайшее удовольствие от соблазнения жен друг друга”. Именно так бесчисленные пьесы и романы изображают прогнившее общество загнивающего капитализма.

Насколько отличаются условия в стране, пролетарии которой, авангард того, что великие фабианцы, Сидней и Беатрис Вебб, называли Новой цивилизацией, уже “ликвидировали” эксплуататоров! Можно согласиться с тем, что “либералам” Запада нельзя рассматривать российские методы как образец для подражания “. Можно также сказать, что русские, раздраженные махинациями западных капиталистов, неустанно замышляющих насильственное свержение советского режима, сердятся и иногда выражают свое негодование в недружественных выражениях. Но факт остается фактом: в России слова коммунистического манифеста обрели плоть. Если при капитализме “у рабочих нет страны” и “им нечего терять, кроме своих цепей”, то Россия является истинным отечеством всех пролетариев всего мира. В чисто техническом и юридическом смысле неправильно, когда американец или канадец передает российским властям конфиденциальные государственные документы или секретные проекты нового оружия. С более высокой точки зрения это может быть вполне объяснимо.

3. Борьба Андерсона против деструкционизма

Такова была идеология, овладевшая людьми, которые в последние десятилетия контролировали администрацию и определяли ход американских дел. Именно против такого менталитета экономистам пришлось бороться экономистам, которые критиковали “Новый курс”.

Главным среди этих несогласных был Бенджамин МакАлестер Андерсон. На протяжении большей части этих судьбоносных лет он был редактором и единственным автором сначала “Экономического бюллетеня Чейза” (издаваемого Национальным банком Чейза), а затем “Экономического бюллетеня” (издаваемого Столичной исследовательской компанией). В своих блестящих статьях он анализировал политику, когда она еще находилась в стадии разработки, а затем делал это снова, когда проявились ее катастрофические последствия. Он возвышал свой предупреждающий голос, когда еще было время воздержаться от неадекватных мер, и позже он никогда не терял надежды показать, как можно максимально уменьшить разрушения, которые были нанесены в результате отказа от его предыдущих возражений и предложений.

Его критика никогда не была просто негативной. Он всегда стремился указать пути, которые могли бы вывести из тупика. Его ум был конструктивным.

Андерсон не был доктринером, далеким от реальности. В качестве экономиста Национального банка “Чейз” (с 1919 по 1939 год) у него было достаточно возможностей узнать все об американской экономической жизни. Никто из американцев не был лучше знаком с европейским бизнесом и политикой. Он близко знал всех людей, которые играли важную роль в банковском деле, бизнесе и политике на национальном и международном уровнях. Неутомимый исследователь, он был хорошо знаком с содержанием государственных документов, статистических отчетов и многих конфиденциальных бумаг. Его информация всегда была полной и актуальной.

Но самыми выдающимися его качествами были несгибаемая честность, непоколебимая искренность и непоколебимый патриотизм. Он никогда не уступал. Он всегда свободно излагал то, что считал правдой. Если бы он был готов хотя бы смягчить свою критику популярной, но вредной политики, ему были бы предложены самые влиятельные должности и посты. Но он никогда не шел на компромисс. Эта твердость делает его одним из выдающихся персонажей в эпоху господства временщиков.

Его критика политики легких денег, кредитной экспансии и инфляции, отказа от золотого стандарта, несбалансированных бюджетов, кейнсианских расходов, контроля над ценами, субсидий, закупок серебра, тарифов и многих других подобных мер была сокрушительной. У апологетов не было ни малейших представлений о том, как опровергнуть его возражения. Все, что они смогли сделать, это клеймить “ортодоксальность” Андерсона “. Хотя нежелательные последствия “неортодоксальной” политики, которую он осуждал, проявлялись в точности так, как он предсказывал, почти никто в Вашингтоне не прислушался к его словам.

Причина очевидна. Суть критики Андерсона заключалась в том, что все эти меры “экономически недостаточны и несостоятельны”, что это “деспотические наступления” на условия производства, что они “требуют дальнейших наступлений” и что они должны окончательно разрушить всю нашу экономическую систему. Но это и были цели, к которым стремились вашингтонские марксисты. Они не беспокоились о саботаже всех основных институтов капитализма, поскольку в их глазах капитализм был худшим из всех зол и, к тому же, был обречен неумолимыми законами исторической эволюции. Их план заключался в том, чтобы шаг за шагом создать государство всеобщего благосостояния, основанное на централизованном планировании. Для достижения этой цели они приняли “несостоятельную” политику, которую Коммунистический манифест объявил “неизбежной как средство полной революции способа производства”.

Андерсон не уставал указывать, что попытки снизить ставку процента за счет кредитной экспансии должны привести к искусственному буму и его неизбежному последствию — депрессии. С этой позиции он задолго до 1929 года нападал на политику легких денег двадцатых годов, а затем снова, задолго до краха 1937 года, на накачивание экономики в рамках “Нового курса”. Его проповедь не была услышана. Ибо его оппоненты знали от Маркса, что повторение депрессий является необходимым результатом отсутствия центрального планирования и не может быть предотвращено там, где существует “анархия производства”. Чем тяжелее кризис, тем ближе он приближает спасительный день, когда социализм придет на смену капитализму.

Политика удержания ставок заработной платы, либо по указу правительства, либо с помощью насилия и запугивания со стороны профсоюзов, выше того уровня, который определил бы беспрепятственный рынок труда, создает массовую безработицу, продолжающуюся год за годом. При рассмотрении американских условий, а также условий Великобритании и других европейских стран Андерсон снова и снова ссылался на этот экономический закон, который, как утверждал за несколько лет до этого даже лорд Беверидж, не оспаривается ни одним компетентным органом. Его аргументы не произвели впечатления на тех, кто выступал в качестве “друзей труда”. Они считали предполагаемую “неспособность частного предпринимательства обеспечить всех работой” неизбежной и были полны решимости использовать массовую безработицу в качестве рычага для реализации своих замыслов.

Если мы хотим отразить натиск коммунистов и социалистов и защитить западную цивилизацию от советизации, то недостаточно раскрыть аморальность и неправомерность прогрессивной политики, якобы направленной на улучшение экономических условий жизни масс. Необходима лобовая атака на всю паутину марксистских, вебленовских и кейнсианских заблуждений. Пока силлогизмы этих псевдофилософий сохраняют свой незаслуженный престиж, средний интеллектуал будет продолжать обвинять капитализм во всех катастрофических последствиях антикапиталистических схем и политик.

4. Посмертная экономическая история Андерсона

Бенджамин Андерсон посвятил последние годы своей жизни написанию великой книги, финансово-экономической истории нашего века войн и прогрессирующего распада цивилизации.

Самые выдающиеся исторические труды принадлежат авторам, которые писали историю своего времени для аудитории, современной описываемым событиям. Когда слава Афин клонилась к закату, один из лучших граждан полиса посвятил себя Клио. Фукидид писал историю Пелопоннесских войн и афинской политики не просто как незаинтересованный исследователь. Его острый ум полностью осознал катастрофические результаты курса, которым двигались его соотечественники. Он сам участвовал в политике и в боевых действиях. Написанием истории он хотел служить своим согражданам. Он хотел напутствовать и предупредить их, остановить их движение к пропасти.

Таковы были и намерения Андерсона. Он писал не только ради того, чтобы записать. Его история в какой-то мере является продолжением и повторением критического анализа и интерпретации текущих событий, представленных в его бюллетенях и других документах. Это не хроника мертвого прошлого. Он имеет дело с силами, которые все еще действуют и разрушают все вокруг. Как и Фукидид, Андерсон стремился служить тем, кто желает получить точное знание прошлого как ключ к будущему.

Как и Фукидид, Андерсон, к сожалению, не дожил до публикации своей книги. После его преждевременной смерти, которую оплакивали все его друзья и почитатели, компания “Д. Ван Ностранд” опубликовала ее с предисловием Генри Хэзлитта под названием “Экономика и общественное благосостояние”: Финансово-экономическая история Соединенных Штатов, 1914-1946 гг.” Она охватывает значительно больше вопросов, чем следует из названии. Ведь экономическая и финансовая история Соединенных Штатов в этот период была настолько тесно переплетена с историей всех других стран, что повествование неизбежно охватывает всю западную цивилизацию. Главы, посвященные делам Великобритании и Франции, несомненно, лучшее, что было сказано об упадке этих некогда процветающих стран.

Рецензенту очень трудно выбрать из сокровищницы информации, мудрости и острого экономического анализа, собранных в этом томе, самые драгоценные жемчужины. Взыскательный читатель будет захвачен с первой страницы и не отложит книгу, пока не дойдет до последней.

Есть люди, которые считают, что экономическая история пренебрегает тем, что они называют “человеческим аспектом”. Надлежащая область экономической истории — это цены и производство, деньги и кредит, налоги и бюджеты и другие подобные явления. Но все эти вещи являются результатом человеческих воль и действий, планов и амбиций. Предметом экономической истории является человек со всеми его знаниями и незнаниями, его истинами и заблуждениями, его добродетелями и пороками.

Приведем одно из наблюдений Андерсона. Комментируя отказ Америки от золотого стандарта, он замечает:

В человеческой жизни нет другой такой потребности, как потребность в том, чтобы люди доверяли друг другу и доверяли своему правительству, верили обещаниям и выполняли их, чтобы можно было верить в будущие обещания и чтобы существовала возможность уверенного сотрудничества. Добрая вера — личная, национальная и международная — первое условие достойной жизни, стабильного развития промышленности, финансовой устойчивости правительства и международного мира”. (стр. 317-318)

Таковы были идеи, побудившие самозваных прогрессистов назвать Андерсона “ортодоксальным”, “старомодным”, “реакционным” и “викторианским”. Сэр Стаффорд Криппс, который двенадцать раз торжественно отрицал, что когда-либо изменит официальное отношение фунта стерлингов к доллару, а затем, когда он все-таки это сделал, заявил, что он не мог такого говорить, больше им по душе.

Эта статья первоначально появилась в журнале Plain Talk, февраль 1950 года. Она включена в книгу “Планирование ради свободы”.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев