В начале прошлого года стало очевидно, что знания о вирусах какое-то время будут в цене. Трудно писать о государственной политике “по борьбе с эпидемией” не имея аргументов против паники, вызываемой болезнями.

Лобби локдаунов полагалось на специфические “доводы”, которые скорее были обычным запугиванием. Они знают о вирусах. Ты нет. Они знают об общественном здравоохранении. Ты не знаешь. У них есть точные и сложные модели. У тебя нет. У них есть должности в университетах и руководящие посты. У тебя нет.

Люди, которые обычно выступали за свободу, права собственности и верховенство права, замолчали, как будто они потерпели поражение в интеллектуальной схватке. Общественность, которой тоже не хватало знаний, согласилась на локдауны. Политики запаниковали, отбросив все, что, они знали о “хорошем управлении”.

Меня поразило, насколько диковинным, сложным и странным было оправдание ужасных поступков, которые власти совершили в отношении нашего общества и нашей экономики. По их словам, вирус настолько ужасен, что придется забыть об американских ценностях и пойти по китайскому пути.

Кто мог возразить против такого? Люди, которых называют “эпидемиологами” стали нашими новыми хозяевами. Наша работа заключалась в том, чтобы подчиниться.

На самом деле в науке так быть не должно. Если вы собираетесь перевернуть жизнь вверх дном, это не должно происходить просто потому, что эксперты получили власть. Должна существовать понятная причина, что-то, что действительно может понять каждый. Если политика, которую пытаются реализовать ученые, эффективна, нет причин, по которым они не могут продемонстрировать это общественности.

В чем именно состоит связь между локдаунами и смягчением последствий болезней? Где опыт, который подтверждает, что этими мерами можно достичь цели? Действительно ли мы имеем дело с беспрецедентным патогеном? Как так получилось, что мы никогда раньше не делали ничего подобного, несмотря на постоянное присутствие патогенов в нашей жизни?

Я должен был знать это. Поэтому я отправился в долгое путешествие, чтобы узнать об истории пандемий, клеточной биологии вирусов и их взаимодействии с человеческой популяцией, взаимосвязи между пандемиями и возможным эндемическим равновесием, коллективным иммунитетом и вакцинациями, а также всеми другими особенностями инфекционных заболеваний, которые стали предметом бурных дебатов в этом году. Взявшись за такой страшный предмет, как локдауны, и не имея формальной подготовки в этой области, я чувствовал, что мне нужны знания и что я обязан передать то, что я узнал, другим.

Я потерял счет количеству книг, которые прочитал, я читал даже учебники по вирусам для медицинских школ (какая утомительная работа!). Я прочитал также бесчисленное количество статей в дополнение к, вероятно, сотне часов лекций в Интернете. Это не было пустой тратой времени. Это было интеллектуальное приключение. Я пришел к выводу, что эпидемиология столь же увлекательна, как и экономика, особенно сейчас, когда эти две дисциплины переплелись.

Среди всего, что я прочитал, есть одна книга, которую я недавно закончил и которая выделяется из всего ряда. Этой книги мне очень не хватало полтора года назад. Это блестящий, эрудированный, точный и способный полностью изменить взгляд на патогены и социальный порядок труд. Это гениальная работа. Если возможно соединить воедино точную науку, поэзию, эпидемиологию и социологию, то это именно эта книга. Это не большой трактат, а скорее расширенное эссе. Каждое предложение наполнено смыслом. Эта книга не только заставила мое сердце биться чаще, но и разбудила мое воображение.

Автор — легендарный эпидемиолог-теоретик Оксфордского университета Сунетра Гупта, одна из авторов Грейт Баррингтонской декларации. Название книги я нахожу весьма прискорбным, потому что оно звучит чересчур сухо: “Пандемии: наши страхи и факты”. Возможно, эту книгу следовало бы назвать “Наука и социология инфекционных заболеваний или патогенов в одном уроке”.

Книга написана еще в 2013 году. Я не знаю, кто ее заказал, но могу догадаться, почему она была написана. В воздухе уже витал страх того, что надвигается пандемия. Прошло почти столетие с момента последнего поистине смертоносного случая, и эксперты были уже на взводе, ожидая, что случится нечто ужасное. Билл Гейтс уже рассказывал на TED, что следующая серьезная угроза будет исходить не из мира войн, а из мира микробов.

Эта паранойя родилась из-за одержимости людей цифровыми войнами и компьютерными вирусами. Несложно провести аналогию между жестким диском компьютера, операционной системой и человеческим телом. Мы потратили огромные ресурсы на защиту наших цифровых систем от вторжений. Несомненно, мы должны сделать то же самое и со своим телом.

Я подозреваю, что доктор Гупта написала эту книгу, чтобы познакомить читателей с тем, что такое патогены и объяснить, почему маловероятно появление совершенно новой и смертельной болезни, которая уничтожит большую часть человечества. У нее были веские причины сомневаться в панике. Опыт человечества говорит о том, что борьба с микробами и минимизация угрозы, которую они несут, происходила посредством незначительных шагов в направлении улучшения терапии, медицинского обслуживания, улучшения санитарных условий, вакцинации и, прежде всего, воздействия (exposure). Большая часть этого текста посвящена воздействию — о нем говорится, не как о чем-то плохом, а как о способе защиты человеческого тела от серьезных последствий.

С компьютерными вирусами можно бороться блокируя их. Наши операционные системы должны оставаться совершенно чистыми и свободными от всех патогенов. Для правильной работы машины ее память должна быть чистой и неэкспонированной. Одно-единственное воздействие может означать потерю или кражу данных и даже смерть машины.

Несмотря на то, что в это, кажется, верит Билл Гейтс, наши тела все-таки не такие. Воздействие более легких форм микробов защищает нас от более тяжелых форм. Клеточная память нашего тела учится на опыте. Она не блокирует все баги, а включает способность бороться с ними в нашу биологию. В этом суть механики работы вакцин и всей нашей иммунной системы. Стремление к нулевому воздействию патогенов — это путь к катастрофе и смерти. Мы так не развивались и не можем так жить. На самом деле, мы вымрем, если пойдем по этому пути.

Я не решаюсь вкладывать какие-либо слова в уста профессора Гупты, но я постараюсь резюмировать один главный урок этой книги. Патогены всегда будут с нами, их формы всегда будут меняться, и поэтому лучшая защита, которую мы можем получить от тяжелых форм патогенов — это иммунитет, созданный воздействием более мягких форм. Гупта глубоко исследует эту идею, применяет ее к прошлым пандемиям и изучает следствия для будущего.

В качестве иллюстрации рассмотрим ее увлекательное наблюдение о птичьем гриппе. “Показательно, — пишет она, — что ни один из людей, пострадавших от высокопатогенного птичьего гриппа, не принадлежит к профессиям, наиболее подверженным птичьему гриппу — например, продавцам кур. Возможно, что постоянное воздействие на них менее патогенных вирусов птиц обеспечило им некоторую защиту от смерти от высокопатогенного варианта”.

Этот принцип использовался при создании вакцины против оспы:

Вакцина против оспы была впервые испытана на сыне садовника Эдварда Дженнера в 1796 году, задолго до того, как “микробная теория” стала прочно обоснованной научной концепцией. За несколько лет до того, Дженнер был принят в Лондонское королевское общество за свою основополагающую работу о кукушках. Однажды он решил проверить могут ли рассказы о коровьей оспе, защищающей от обычной оспы, объяснить здоровый цвет лица доярок из Глостершира, которые каждое утро приносили ему творог и сыворотку. Поэтому он убедил Джеймса Фиппса, восьмилетнего сына своего садовника, сделать прививку гноем из волдырей коровьей оспы, который он получил от местной доярки. Доярку звали Сара, а корову, от которой она заразилась вирусной инфекцией, звали Блоссом. Все это произошло в скромном георгианском доме священника в Глостершире, который можно посетить сегодня, чтобы насладиться приятным интерьером и спокойствием небольшого сада, где все еще расположен несколько гротескный Храм Вакцинии. Когда юного Джеймса “заболели” оспой (технический термин, обозначающий умышленное заражение кого-либо) после того, как он выздоровел от легкой коровьей оспы, он не страдал ни одним из классических симптомов оспы.

Применение этого общего принципа очень разнообразно. Почему испанский грипп был так опасен для молодежи и куда в большей степени щадил стариков? Автор предполагает, что существовало целое поколение молодых людей, которые не болели гриппом. Записи показывают, что за 20 лет до этого серьезных вспышек гриппа не было, поэтому, когда такая вспышка произошла после Великой войны, она была особенно жестокой по отношению к людям с неподготовленной иммунной системой, большинству из которых было от 20 до 40 лет. Пожилые люди переболели гриппом ранее и это придало им естественный иммунитет от этой более смертоносной формы гриппа.

Означает ли это, что с каждым новым патогеном мы можем и должны ожидать массовых смертей, прежде чем его вред будет сведен к минимуму? Нисколько. Для большинства патогенов существует отрицательная корреляция между тяжестью и распространяемостью. Вирусы с невысокой производительностью быстро убивают своего хозяина поэтому значительно хуже распространяются — классический случай здесь — Эбола. “Убийство хозяина — не самый желанный результат для патогена”, — пишет Гупта. “С экологической точки зрения это форма разрушения среды обитания. Когда патогены убивают своих хозяев, они также убивают себя, и если их потомство не распространилось на другого хозяина, то это катастрофа”.

Более “умные” вирусы минимизируют опасность и могут более широко распространяться среди населения — хорошим примером может служить простуда. “Будучи менее разрушительным, вирус может увеличить свои шансы на передачу”, — объясняет Гупта. Интересная динамика зависит от других условий, таких как латентный период — период времени, в течение которого инфицированный человек не испытывает никаких симптомов и может распространять болезнь. Мы не в состоянии кодифицировать неизменные правила для вирусов; мы должны довольствоваться общими тенденциями, которые наука наблюдала на протяжении веков.

Основываясь на этих наблюдениях, мы можем наметить общую траекторию жизненного цикла новых вирусов:

Для патогена хозяин — это ресурс; Таким образом, убивая своего хозяина или делая его невосприимчивым, патоген фактически поедает свои собственные ресурсы. Однако массовая смерть не обязательна до того, как популяция патогенных микроорганизмов распадется и погибнет — в естественном течении каждой эпидемии наступит момент, когда неиммунного хозяина будет очень трудно найти, и большинство инфекций будет устранено до того, как у них появится шанс перейти к другому хозяину. Это произойдет потому, что плотность восприимчивых хозяев упадет, потому что они уже имеют иммунитет или мертвы. Поэтому эпидемия пойдет на спад и, в конце концов, закончится. Как только болезнь отступит, популяция хозяина начнет восстанавливаться и попытается вернуться к своей первоначальной плотности. Со временем доля восприимчивых людей в популяции станет достаточно высокой, чтобы болезнь вернулась, но — если только болезни не было очень долгое время — вторая эпидемия всегда будет меньше, а третья, еще меньше. Это связано с тем, что значительная часть населения получит иммунитет каждый раз, когда возникает новая эпидемия. В конце концов, достигается равновесие, при котором инфекционный агент ежегодно убивает постоянное количество людей, что составляет очень небольшую часть того, чего он мог бы достичь на “целинной почве”. На этой стадии болезнь считается “эндемической”, а не эпидемической.

Безусловно, достижение этого эндемического равновесия не означает, что вирус больше не представляет угрозы. Когда вирус встречается с поколением, племенем или территорией, где иммунная память не подготовлена, он действительно может снова стать опасным. Борьба между нами и багами бесконечна, но наши тела снабдили нас огромными преимуществами, если только мы будем разумно подходить к управлению их биологией.

Еще одно увлекательное наблюдение Гупты состоит в том, что по ее мнению распространение путешествий привело к более широкому воздействию патогенов в 20-м веке, чем когда-либо в истории. Это могло внести большой вклад в удивительное увеличение продолжительности жизни в течение 20-го века, с 48 до 78 лет. Мы привыкли считать, что основной вклад вносят диета и медицина, но это простое объяснение не учитывает решающий вклад хорошо тренированной иммунной системы. Я нахожу это понимание просто поразительным.

Гупта приводит удивительно яркое описание различных “гардеробов”, которыми обладает каждый патоген. Представьте, что у каждого из них есть шкаф, полный одежды и костюмов, где каждая одежда представляет собой разновидность или вариант патогена. Некоторые вирусы имеют обширную коллекцию. Пример тому — малярия. Вирус малярии всегда мутирует и меняется, поэтому его чрезвычайно сложно преследовать и уничтожить с помощью вакцины. В течение многих десятилетий ученые предполагали, что им удастся взять его под контроль, но этого до сих пор не произошло. Это также верно и для вирусов гриппа, которые “имеют разную форму для каждого сезона. На снимке вирусной популяции они всегда выглядят одинаково одетыми, но со временем они меняют — согласованно — одну форму на другую, вызывая новые эпидемии”. Вот почему вакцина против гриппа не всегда эффективна; ученые должны максимально точно определить тип и стиль одежды, которую будет носить штамм в этом году.

Пример вируса с невзрачным гардеробом — корь. У него только одна форма, поэтому можно было создать вакцину и довести ее до совершенства.

Теперь вернемся к первоначальному вопросу, который побудил Гупту написать эту книгу. Насколько велика вероятность того, что мы столкнемся со смертельным патогеном, который уничтожит огромную часть человечества в результате неконтролируемого распространения? Автор говорит не об абсолютных величинах, а скорее о вероятностях. Ее ответ: это маловероятно, учитывая существующее состояние международных путешествий и неумолимое, широко распространенное воздействие вирусов, которое она считает скорее положительными, чем отрицательными.

Наш более поздний опыт с SARS-CoV-2 подтверждает ее наблюдение. Этот вирус не сильно побеспокоил Китай и окружающие его страны в отличие от Европы и Америки, отчасти из-за распространения в этом регионе в 2003 году его предшественника SARS-CoV-1. У населения образовался иммунитет, достаточный для обеспечения защиты. Иммунный профиль этих популяций сильно отличается от нашего из-за предыдущего опыта. Существующие исследования подтверждают это.

Безусловно, сегодня многие люди утверждают, что Covid-19 действительно является вирусом-убийцей, предсказанным Биллом Гейтсом и другими 15 лет назад. Гейтс определенно верит, что это правда, и доктор Фаучи соглашается. По правде говоря, мы все еще ждем ясности по этому вопросу. Есть ряд факторов, которые могут свидетельствовать о том, что наш опыт с Covid-19 подтверждает наблюдения Гупты. Средний возраст умерших от этого патогена составляет 80 лет, что выше средней продолжительности жизни во многих странах. Что касается обратной зависимости между распространямостью и тяжестью, последние глобальные оценки коэффициента смертности от инфекции поставили болезнь гораздо ближе к гриппу, чем предполагалось в начале эпидемии.

При оценке степени тяжести мы должны обращать внимание на тяжелые исходы, а не на случаи позитивных тестов ПЦР. Нет сомнений в том, что ковид широко распространен, но убийственен ли он? При этом выживаемость в целом составляет 99,9%, а коэффициент смертности (IFR) для лиц моложе 70 лет составляет 0,03%. Если бы сегодня наша средняя продолжительность жизни была как в 1918 году (56 лет), эта болезнь осталась бы незамеченной.

В этом есть замечательная ирония: сила нашей иммунной системы подарила нам невероятно долгую жизнь, что, в свою очередь, сделало нас более восприимчивыми к вирусам, поскольку наша иммунная система окончательно изнашивается ближе к концу жизни. Это также поднимает серьезную проблему классификации причин смерти, что является не только наукой, но и искусством. CDC сообщает, что 94% людей, классифицированных как умершие от SARS-CoV-2, имели две или более серьезных проблем со здоровьем.

Точно так же 78% умерших в США имели избыточный вес или ожирение, и этот факт должен побудить задуматься об американском образе жизни, а не сделать вывод о том, что это заболевание особенно опасно. Пройдет много лет, прежде чем мы проясним вопрос, который все задавали в начале 2020 года: насколько это будет серьезно? Вероятно, учитывая всю неразбериху с данными и демографией, окончательный ответ будет: не очень.

Основное содержание этой запоминающейся книги — не паника по поводу болезнетворных микроорганизмов, а скорее успокаивающая мудрость. Мы развивались вместе с ними. Мы понимаем их лучше, чем когда-либо прежде. Наш жизненный опыт дал нам замечательную стойкость. В опасном естественном танце между нашими телами и вирусами сейчас мы имеем большее преимущество, чем когда-либо в истории.

Это не значит, что в этой книге нет ничего страшного. Если и стоит чего-то бояться, то не вирусов, как таковых, а неподготовленной иммунной системы. Вирусы убивают наиболее эффективно, когда они находят хозяина, который совершенно не подготовлен к борьбе с ними. Это ужас, который не дает мне спать по ночам.

В книге нигде не обсуждаются ограничения как таковые. Это не политическая книга. Но мы точно знаем позицию автора по этому вопросу благодаря ее многочисленным интервью и статьям в ходе этой пандемии. Она считает их катастрофическими не только потому, что они ничего не дают для смягчения последствий эпидемии, и не только потому, что они наносят огромный побочный ущерб, но и потому, что они ведут нас в направлении, совершенно противоположном тому, в котором мы должны двигаться.

Что нам нужно, чтобы противостоять новому патогену, так это глобальная стена иммунитета, которая возникает из-за того, что мы живем с микробами, а не убегаем от них, прячась в наших домах, перекладывая бремя коллективного иммунитета на “существенных” работников, в то время как остальные наслаждаются нашими свободными от микробов жилищами, смотрят фильмы и разговаривают с другими людьми по видеосвязи, надевая маски, когда они находятся на публике.

Прочитав эту книгу, я больше, чем когда-либо, впечатлен невероятной опасностью для здоровья, которую несет практика боязни, сокрытия, изоляции, дезинфекции, ношения масок, отслеживания, стигматизации больных и обращения со всеми патогенами как с существами, которых необходимо уничтожить, прежде чем они доберутся до нас, а не как с неутомимыми партнерами в деле выживания.

Почему в 21 веке так много людей предпочли забыть то, что мы узнали в течение 20 века, остается настоящей загадкой. К счастью, эта книга предлагает элегантный способ вернуть наши знания и применить более научный подход к пандемиям в будущем.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев