Вечные оптимисты иногда склонны игнорировать опасности, отвечая на каждую проблему беззаботно: “Не волнуйтесь, все будет хорошо”. Они совершают ошибку, полагая, что для преодоления любой трудности достаточно лишь прилива оптимизма. Например, они уверяют нас, что простое произнесение лозунга “go woke, go broke” развеет врагов свободы. Они считают, что Закон о гражданских правах будет работать очень хорошо, если мы только проясним разницу между “равными возможностями” и “равными результатами”. Как заметил Лью Рокуэлл:

Именно консерваторы, а не либералы, наивно понимают реальное значение антидискриминационного законодательства. Они говорят, что любят Закон о гражданских правах, “доктора” Кинга и “идеал” общества без различия цвета кожи. Они хотят защитить от дискриминации “отдельных лиц”, но не “группы”. Им нравится “равенство возможностей”, но не нравится “равенство результатов”.

Вечные оптимисты уверяют нас, что мы можем закрыть отделы по вопросам разнообразия, равенства и инклюзивности (DEI), потребовать от учителей-коммунистов преподавать факты, а не пропаганду, и просто уволить всех идеологов, которые не поддаются на уговоры. Проблема решена.

Недооценивать решимость и упорство тех, кто стремится уничтожить свободу, — грубая ошибка. Институты на всем Западе захвачены людьми, которые не намерены отказываться от своей идеологии, и, что особенно важно, их не волнует, если они при этом обрушат экономику. Напротив, они рассматривают демонтаж капитализма как избавление от него и возможность построить новую социалистическую утопию: построить лучше. Опасность реальна, но толкать маятник в сторону отчаяния и уныния тоже было бы серьезной ошибкой. Всегда есть надежда на то, что впереди будут лучшие дни, поскольку люди становятся все более бдительными к угрозе, которую представляют собой “воки”. Волна противостояния критической расовой теории и DEI показывает, как много людей намерены дать отпор. Растет понимание того, что красивым словам правительств и законодателей больше нельзя доверять, что значение слов настолько изменилось, что политические обещания больше не означают того, что подразумевает терминология.

К причинам оптимизма, красноречиво изложенным Мюрреем Ротбардом в работе “К теории стратегии свободы”, можно добавить рост числа семей, обучающихся на дому, поскольку все больше семей осознают, что школы превратились в площадку для индоктринации, а также растущее понимание того, что человеческие общества не нуждаются в государстве, чтобы выжить. Люди приходят к выводу, что государство, отнюдь не являясь источником всех благ, зачастую представляет собой самую большую угрозу для процветания человека.

Хороший пример — Аргентина, где президент-либертарианец закрыл многие государственные ведомства. В Южной Африке, где государство находится на грани банкротства, общественные движения берут на себя ответственность за свою судьбу, создавая собственную инфраструктуру и организуя собственную безопасность. Исторически считалось, что эти функции может обеспечить только государство, но люди все чаще приходят к мнению, что их судьба находится в их собственных руках.

Как защищая свободу определить “золотую середину” между беспочвенным оптимизмом и отчаянием?

Ротбард предостерегает как от компромисса или сотрудничества с этатистами, с одной стороны, так и от полного отстранения, уступки поля боя этатистам, с другой. Он утверждает, что вместо этого стратегия свободы должна постоянно помнить о цели и непрерывно стремиться к ее достижению:

В заключение этой части стратегических вопросов мы утверждаем, что победа полной свободы является высшей политической целью; что надлежащей основой для достижения этой цели является нравственная страсть к справедливости; что цель должна преследоваться самыми быстрыми и эффективными средствами; что цель всегда должна быть в поле зрения и нужно стремиться к ней как можно быстрее; и что используемые средства никогда не должны противоречить цели.

В этих стратегических рамках при определении приоритетов необходимо учитывать конкретные вызовы, с которыми мы сталкиваемся в наше время. По словам Ротбарда, “никто не может уделять одинаковое время каждому конкретному аспекту всеобъемлющей либертарианской идеологии. Выступающий или пишущий по политическим вопросам должен обязательно определить приоритеты важности, приоритеты, которые хотя бы частично зависят от конкретных проблем и обстоятельств дня”.

Не предполагая, что это должны быть приоритеты каждого, мы можем выделить три больших приоритета нашего времени, которые заслуживают внимания.

1. Защита западной цивилизации

Недавние локдауны и инициативы Net Zero фактически отрицают важность экономического процветания и цивилизованной жизни. “Индустрия недовольства”, которая представляет весь Запад как цивилизацию, построенную на угнетении и эксплуатации, еще больше способствовует повсеместному отрицанию капитализма, свободных рынков и прав собственности.

Также нельзя рассматривать либеральные рыночные экономики в отрыве от культурных атак на народы и нации, среди которых исторически процветала свобода, — так называемых культурных войн. Иконоборцы разрушают статуи и памятники, но интерес к истории растет, наряду с осознанием того, что заложено в уничтожении культурных символов. Как отмечают многие историки, цель таких разрушений — посеять сомнение в том, заслуживает ли цивилизация защиты.

Один из величайших вкладов классического либерализма в западную цивилизацию заключался в том, что он показал важность институциональных предпосылок для экономического процветания. Как объясняет Беттина Бьен Гривз в своем предисловии к книге Мизеса “Либерализм”, либерализм в классической традиции был “великим политическим и интеллектуальным движением, которое положило начало современной цивилизации, способствуя развитию свободной рыночной экономики, ограниченного правительства и индивидуальной свободы”. Здесь лежит основа для защиты права на частную собственность, поскольку без прав собственности не может быть цивилизации.

2. Вспомнить, что мы знаем

Мы не обязаны изобретать колесо перед лицом новых проблем. Мы можем и должны учиться у тех, кто шел до нас, не давая утратить многое ценное. Как отмечает Ганс-Герман Хоппе, “опасность заключается не в том, что новое поколение интеллектуалов не сможет добавить ничего нового или лучшего к запасу знаний, унаследованных от прошлого, а скорее в том, что оно не сможет или неполно усвоит уже имеющиеся знания и впадет в старые ошибки”.

Хоппе представляет вклад Ротбарда и Мизеса в том же свете — как защиту “старых, унаследованных истин”:

Ротбард видел себя в роли политического философа, а также экономиста, по сути, в роли хранителя и защитника старых, унаследованных истин, и его претензии на оригинальность, как и у Мизеса, были в высшей степени скромными. Как и у Мизеса, его роль заключалось в том, чтобы удержать и переформулировать давно известные идеи и исправить несколько ошибок в рамках фундаментально завершенного интеллектуального здания.

Это не означает, что либертарианство — консервативная идеология, которая просто “консервирует” устоявшиеся идеи, не обращая внимания на их последствия для свободы и справедливости. Напротив, либертарианство — это радикальная идеология, которая признает, что наибольшая угроза свободе часто исходит от устоявшихся институтов, прежде всего от государства. Как объясняет Ротбард: “Естественное право, правильно истолкованное, является скорее “радикальным”, чем консервативным, неявным стремлением к господству идеального принципа… Свобода — это моральный принцип, заложенный в природе человека. В частности, это принцип справедливости, отмены агрессивного насилия в делах людей”.

3. Нравственная страсть к справедливости

Мы живем в эпоху морального релятивизма, когда те, кто осознает опасность автократии и диктатуры, настаивают, что никто не должен заставлять других следовать своему представлению о добре. Этот моральный релятивизм часто распространяется и на само понятие истины, предполагая, что не существует объективной истины. Хороший пример — продолжающийся спор о том, существует ли такое понятие, как женщина, или же быть женщиной — это просто вопрос самоидентификации. Истина считается субъективной и личной: «моя истина» может отличаться от «твоей истины», поэтому никто не должен навязывать другому свое представление о правильном и неправильном, и, следовательно, не может быть согласия в том, что подразумевается под справедливостью.

Это не мешает релятивистам пытаться навязать “свою истину” тем из нас, кто ее отвергает. Те же люди, которые настаивают на том, что никто не должен навязывать свою точку зрения другим, сами прибегают к принуждению, заставляя людей жить по их “прогрессивным” ценностям. Это то, что Жак Маритен называл “фанатизмом сомнения”, когда те, кто сомневается, что истина может быть объективно установлена, — например, что на самом деле мы все знаем, что такое женщина, — доносят в полицию на людей, которые “неправильно определяют гендер”, обвиняя их в совершении преступлений на почве ненависти, и требуют, чтобы их посадили в тюрьму.

Либертарианцы, придерживающиеся теории естественных прав, защищают идеал справедливости, основанный на том, что является истиной, но они не считают, что защита истины — это повод для средневекового крестового похода с целью заставить других следовать их собственным моральным или культурным ценностям и предпочтениям. Как утверждает Дэвид Гордон, «из того факта, что не следует заставлять людей принимать истину в том виде, как ты ее понимаешь, не следует, что не существует универсальной истины».

Либертарианский взгляд на истину и справедливость, конечно, может быть подвергнут сомнению или критике, но это не означает, как утверждают релятивисты, что эти ценности не имеют объективного значения. С помощью человеческого разума мы можем определить, что является истиной и справедливостью, и работать над созданием общества, которое будет следовать этим принципам. Исходя из этого, мы защищаем справедливость, основанную на самопринадлежности, правах собственности и принципе неагрессии, и отстаиваем свое право жить в соответствии с этими ценностями. По словам Ротбарда:

Таким образом, для того чтобы быть обоснованной и адекватно осуществляемой, либертарианская цель [свободы] должна преследоваться в духе непреодолимой преданности справедливости. Но чтобы обладать такой преданностью на пути, который может быть долгим и тернистым, либертарианец должен быть движим страстью к справедливости — эмоцией, проистекающей из его рационального понимания того, что требует естественная справедливость. Справедливость, а не просто полезность, должна быть движущей силой, если цель в достижении свободы.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев