Практически каждое действие правительства изменяет персональное распределение доходов. Но некоторые правительственные программы, а именно те, которые предоставляют деньги, товары или услуги лицам, ничего не предоставляющих взамен, демонстрируют перераспределение доходов в его наиболее очевидной форме.

Вплоть до двадцатого века такие «трансфертные платежи» в исполнении американских властей были редкостью. Конечно, правительство платило пенсии и выделяло земельные пожалования ветеранам, а местные органы власти предоставляли пищу и кров для неимущих. Но платежи ветеранам можно рассматривать как отсроченные платежи за военную службу, а расходы на локальную помощь бедным никогда не были значительными.

С момента создания системы социального обеспечения в 1935 году, сумма публично перераспределенного правительствами дохода резко возросла, особенно в течение последних 30 лет. В 1960 году правительственные трансфертные платежи физическим лицам составил $29 млрд., или 7% личного дохода. В 1993 году общая сумма составила $912 млрд., или почти 17 процентов личного дохода¹. Другими словами, один доллар из каждых шести, относящихся к личному доходу, сегодня получается в форме пособий по возрасту, пособий оставшимся без кормильца, пособий по инвалидности, и выплат по медицинскому страхованию ($438 млрд.), пособий по безработице ($34 млрд.), ветеранских льгот ($20 млрд.), пенсий государственным служащим ($115 млрд.), помощи семьям с детьми-иждивенцами ($24 млрд.), и разнообразными другими трансфертными платежами правительства ($280 млрд.), таких как федеральные субсидии для фермеров, и денежное пособие малоимущим на уровне штатов и местном уровне.

Миф против реальности

Конечно, заманчиво рассуждать о государственных трансфертах по-простому: один человек, налогоплательщик Н, теряет определенную сумму денег; другой человек, получатель П, получает то же самое количество; все прочее остается без изменений. Рассуждая о перераспределении доходов подобным образом, люди, как правило, оценивают целесообразность таких трансфертов, вынося суждение о том, кто из них — Н или П — является более достойным этих денег. Обычно, особенно когда эта тема обсуждается в средствах массовой информации или леволиберальными политиками, П изображается представителем бедных и обездоленных, а Н — богатеем или большой корпорацией. А противники трансфертов представляются людьми черствыми, лишенными сострадания к малоимущим.

На самом же деле подавляющая часть всех правительственных трансфертов — более 85 % — осуществляются без учета материального положения, то есть не предназначены исключительно для малообеспеченных получателей². Наибольшая доля идет пожилым людям в виде пенсий и выплат по медицинскому страхованию (Medicare), и любой гражданин старше 65 лет, неважно, богатый или бедный, может получать эти выплаты. Сегодня люди старше 65 лет располагают самым высоким доходом и наибольшим состоянием на душу населения в сравнении cо всеми остальными возрастными группами в США. Федеральные трансфертные платежи фермерам являются еще более кричащим случаем одаривания и без того относительно состоятельных людей. Например, в 1989 году федеральное правительство выплатило фермерам около $ 15 млрд. в виде прямых субсидий, и 67% этих денег досталось владельцам крупнейших 17% ферм, то есть в большинстве случаев выплаты фермерам — это в буквальном смысле пособие для миллионеров³. Поэтому то, что правительство, как правило, отнимает у богатых в пользу бедных — попросту ложь. Даже тех людей, которые верят в правильность перераспределения а ля Робин Гуд, должна озаботить истинная картина перераспределения, осуществляемого сегодня властями в США.

Но помимо тревожных моральных вопросов, связанных с перераспределением, эта проблема гораздо сложнее, чем обычно считается. Если не считать очевидный факт того, что Н платит налоги правительству, а правительство раздает товары, услуги или деньги П, возникает по крайней мере еще 19 других последствий перераспределения доходов правительством.

Игнорируемые последствия

1. Налогообложение с целью перераспределения доходов уменьшает желание налогоплательщиков увеличивать свой налогооблагаемый доход, или повышать ценность налогооблагаемого имущества инвестициями. Люди, которым предстоит потерять часть своих заработков, реагируют на изменение итоговой величины дохода. В результате, они производят меньше товаров и услуг, и накапливают меньше богатства, чем могли бы. Следовательно, общество становится беднее — и сегодня, и в будущем.

2. Трансфертные платежи уменьшают желание их получателей как зарабатывать доход сейчас, так и инвестировать в собственный потенциал, чтобы зарабатывать доход в будущем. В ответ на снижение издержек праздности, люди реагируют — чаще выбирая праздность. Если они могут получить текущий доход, не зарабатывая его, они затрачивают меньше усилий на его зарабатывание. Если они рассчитывают получить доход в будущем, не зарабатывая его, они меньше инвестируют в образование, профессиональную подготовку, накопление опыта работы, личное здоровье, миграцию, и другие формы человеческого капитала, которые повышают их способности зарабатывать доход в будущем. Следовательно, от того, что налоги уменьшают текущее производство и инвестиции налогоплательщиками, за чей счет финансируются трансферты, общество становится беднее, как сейчас, так и в будущем.

3. Получатели трансфертов, как правило, становятся менее самостоятельными и более зависимыми от государственных выплат. Когда люди получают содержание без задействования своих способностей обнаруживать и реагировать на возможности для получения дохода, такие способности атрофируются. Люди забывают, или вообще никогда не осваивают навыки помощи самим себе, и в конце концов, некоторые из них просто смиряются со своей беспомощностью. Бедность и апатия не случайно являются характерными чертами людей, привыкших жить на пособия, такие как помощь семьям с детьми-иждивенцами (AFDC).

4. Получатели трансфертов являются плохим примером для других, в том числе своих детей, прочих родственников и друзей, которые видят, что можно получать товары, услуги или деньги от правительства, не зарабатывая их. У них с легкостью формируется мнение о том, что они тоже имеют право на такие трансферты. Количество примеров трудолюбивых, самостоятельных людей в их семьях или среди соседей уменьшается. Следовательно, чем больше людей по соседству полагаются на государственные трансферты, обеспечивающие их либо предметами первой необходимости, либо (если получатели более состоятельные) дополнительными удобствами, тем больше вероятность того, что культура зависимости от таких трансфертов станет там преобладающей.

5. Поскольку одни трансферты более щедры, чем другие, некоторые классы получателей начинают возмущаться «несправедливым» распределением щедрот. Отсюда возникают политические конфликты. Представители недовольных групп политизируют определение сумм трансфертов, и непрестанно барышничают, чтобы увеличить определенные виды трансфертов — за счет других, если понадобится. Здесь можно вспомнить, например, о нескончаемой активности Американской ассоциации пенсионеров — пожалуй, самого мощного лобби в Вашингтоне, которое прилагает огромные усилия, чтобы повысить пенсии по старости и медицинские пособия; или о Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, которая пытается увеличить трансферты конкретно чернокожим. Такое политическое маневрирование создает или усугубляет конфликты между группами, претендующими на конкретные виды трансфертов: пожилые против молодых, черные против белых, сельские против городских, женщины против мужчин, северяне против южан, домовладельцы против арендаторов, и так далее, бесконечно. Общество становится более склочным.

6. Наряду с получателями, в междоусобную войну втягиваются и налогоплательщики, которых возмущает непропорциональность бремени в финансировании трансфертов. Например, молодые люди узнают, что взимаемые с них налоги социального страхования идут прямо в карманы пенсионеров — к более состоятельной группе. Молодые налогоплательщики также узнают, что они, скорее всего, никогда не получат собственные «взносы» обратно, в отличие от современных пожилых людей, которые получают необычайно высокую эффективную ставку доходности по своим «взносам». (В настоящее время среднестатистическая супружеская пара получает обратно все когда-либо уплаченное, с процентами, в течение чуть более четырех лет [после выхода на пенсию – прим. ред.]⁴.) Чернокожие плательщики взносов социального обеспечения узнают, что из-за более низкой продолжительности жизни, они не могут рассчитывать на получение такой же суммы пенсионных выплат, чем в среднем приходится на белого человека. Те налогоплательщики, которые считают себя непропорционально обремененными, возмущаются их эксплуатацией в налогово-трансфертной системе. Поэтому они больше поддерживают политиков, обещающих защитить их кошельки от законодательных мародеров, а также прилагают больше усилий, чтобы избежать или уклониться от налогов.

7. В результате двух предыдущих последствий, общество становится все более разделенным и склочным. Все меньше и меньше общество проявляется как подлинное сообщество. Оно становится раздробленными на воинственные подгруппы, относящиеся друг к другу, как угнетатели и угнетенные. Люди теряют чувство принадлежности к общему политическому сообществу, с общими интересами и совместными обязанностями. Вместо этого, одни граждане воспринимают других как «лохов», а те их — как «трутней», испытывая личную неприязнь к тем, кто, на их взгляд, является выгодоприобретателями в этой системе. Некоторые всерьез ненавидят тех, кого воспринимают как «трутней». Наблюдать эту враждебность можно в любом продуктовом магазине, когда в очереди на кассу покупатели, которые платят наличными, ждут, пока кто-то впереди них использует продовольственные талоны, чтобы расплатиться за покупки.

8. Институты и обычаи, ориентированные на самопомощь, чахнут среди получателей трансфертов. В старину, бремя заботы об обездоленных (вне семьи) несли, в основном, их друзья и соседи, действующие совместно через церкви, приюты, союзы, клубы, и другие добровольные объединения. Когда же индивид может получать помощь непосредственно от правительства, альтернативные частные ассоциации теряют значение, и в конце концов, умирают — по крайней мере, утрачивают свои функции учреждений помощи. А когда их нет, людям, нуждающимся в помощи, некуда обратиться, кроме как к правительству, которое является весьма неудачной заменой по многим причинам, ведь то, что оно делает, на самом деле не то же самое. Как невысока и его эффективность, особенно в долгосрочной перспективе, поскольку частные объединения гораздо более успешны в том, чтобы люди, которым они помогли восстановить свои силы, затем возобновили бы самостоятельную жизнь.

Как отметил наблюдатель после большого землетрясения в Лос-Анджелесе: «Тысячи отчаявшихся, разобщенных людей сидели и ждали централизованного спасителя — федеральное правительство. Америка была унижена системой принудительного сострадания, которая желает попросту убрать настоящие общины cо своего пути, чтобы предоставить занятие альтруизмом экспертам.»⁵

9. Так же, как чахнут институты самопомощи нуждающихся, приходят в упадок и институты благотворительности среди людей обеспеченных. Когда государственные учреждения готовы «решать» все мыслимые проблемы в обществе, у людей, чьи чувства склоняют их к помощи обездоленным, остается меньше стимулов для организации таких действий. Ведь сказать «я плачу налоги, и плачу много; вот пусть правительство и решает эту проблему» — намного легче. И если некто все же жертвует на благотворительность, получается, что он платит дважды для достижения одной цели. Следовательно, государственные трансферты вытесняют частные. Принуждение в форме налоговой системы вытесняет добровольное предоставление помощи, и частные благотворительные учреждения ослабевают.

10. Когда граждане прекращают участвовать в благотворительных организациях и учреждениях взаимопомощи, и позволяют правительству захватить эти функции, они становятся менее самостоятельными и более восприимчивыми ко всем видам государственной деятельности. Поэтому их все меньше шокируют предложения отдать правительству очередную роль, ранее исполнявшуюся исключительно частным сектором; они даже не подвергают сомнению способность правительства выполнить соответствующую задачу. В конце концов, правительства сегодня занимаются всем подряд, от дошкольной подготовки до питания малоимущих и страхования медицинских расходов пожилых людей. Ну займется правительство еще чем-то, и что такого? Место когда-то преобладавшего подозрительного отношения к попыткам увеличения власти правительства занимает безропотная покорность и принятие его продолжающейся экспансии в новые сферы.

Обычное возражение противников новых государственных программ в девятнадцатом веке звучало так: «Заниматься этим — не дело правительства». Сегодня же мы редко слышим, чтобы кто-либо оппонировал инициативам правительства на этих основаниях. Существование частной сферы, в которую правительству вторгаться непозволительно, стало практически вымершей идеей, в то время как правительства распространили свои программы и деятельность почти что в каждый закоулок общества, не говоря уже об их регуляциях «частной» жизни.

11. Следовательно, люди уже не прибегают к политическому оппонированию с былой легкостью, когда им предлагаются новые государственные программы. С уменьшением такого сопротивления, вероятность политической победы тех, кто поддерживает новые программы, возрастает. Новые государственные программы размножаются быстрее, несколько сдерживаемые лишь бюджетными ограничениями, но не принципиальными идеологическими возражениями. Согласно недавнего опроса Wall Street Journal/NBC, «когда американцев спросили, следует ли сократить «пособия», дабы уменьшить дефицит, 61% ответили утвердительно. Но когда их спросили, нужно ли сокращать финансирование таких программ, как социальное обеспечение, федеральная программа медицинской помощи престарелым (Medicare), программа государственной льготной медицинской помощи (Medicaid), и сельскохозяйственные субсидии, то 66% ответили отрицательно».⁶ По-видимому, большинство людей не желает платить за эти программы, но против самих программ они не имеют никаких возражений.

12. В перераспределении участвуют больше людей, чем Н, который платит, и П, который получает. Между ними стоит Б — бюрократия, которая определяет, кому чего положено, выписывает чеки, ведет учет и регистрацию, а часто занимается и много чем другим, вторгаясь иногда и в личную жизнь «клиентов». Эта промежуточная бюрократия потребляет огромные объемы труда и капитала, составляющих большую часть совокупных затрат на систему перераспределения. Чтобы правительство могло передать доллар П, нельзя отнять только этот самый доллар у Н — этого недостаточно. Необходима еще внушительных размеров «комиссия» на содержание Б. С точки зрения общественного благосостояния нужно отметить, что труд и капитал, используемый бюрократией, не использован для производства товаров и услуг, пользующихся спросом у потребителей. И снова общество становится беднее.

13. Как только создается очередная правительственная организация, ее персонал тут же формирует цепкую группу политических интересов, имеющую все возможности защищать свой бюджет, и всячески обосновывать расширение своей деятельности. В конце концов, кто больше, чем персонал самой организации, в курсе вопросов о срочной необходимости увеличения ее бюджета и персонала? Чиновники цепко удерживают под контролем как релевантную информацию, так и компетентных с виду экспертов в отношении любой проблемы, которую они «решают». Поэтому в политическом процессе, реализуя свое стремление увеличить количество ресурсов, предоставленных в их распоряжение, они располагают значительными преимуществами. Эксперты организации будут свидетельствовать, что посторонние «просто не знают, насколько серьезна проблема на самом деле».

Правительственная организация часто является одной из сторон политического «железного треугольника», наряду с организованными клиентскими группами, образующими его вторую сторону, и комитетами Конгресса с законодательной компетенцией или надзорной ответственностью, которые формируют третью сторону. Когда организация политически встраивается подобным образом, как происходит с большинством из них, ее деятельность по истощению общества может продолжаться бессрочно, без каких-либо серьезных политических вызовов.

14. Далеко не все налогоплательщики покорно «откашливают» деньги для финансирования трансфертов. Многие из них затрачивают свое время, усилия и деньги, чтобы свести к минимуму размер подлежащих уплате налогов, или уклониться от налогов вообще. Они покупают книги и программное обеспечение. Они нанимают финансовых советников, юристов и бухгалтеров. Время от времени они организуют политические движения, чтобы агитировать за налоговые льготы, по типу Предложения 13 в Калифорнии (Народная инициатива по ограничению налога на недвижимость). Весь труд и капитал, задействованный в связи с деятельностью по сопротивлению налогам, недоступен для производства других товаров и услуг, пользующихся спросом у потребителей. Общество становится беднее, и будет оставаться беднее все время, пока люди вынуждены продолжать выделять ресурсы на сопротивление налогам. (Впрочем, в той степени, в которой сопротивление налогам успешно в деле снижения налоговых ставок — в сравнении с уровнем, где они были бы без такового — оно способствует накоплению богатства в долгосрочной перспективе).

15. В конечном счете, многие граждане будут платить налоги для финансирования трансфертов. Но даже если никто из них не пытается сопротивляться налогам, и не изменяет свое поведение в отношении предложения труда и капитала на рынке, издержки для налогоплательщиков на каждый доллар, отнятый правительством, будут большими, чем один доллар, потому что даже прилежно соблюдать налоговое законодательство — стоит дорого. Налогоплательщики обязаны вести учет, исследовать и изучать налоговые правила, заполнять формы, и прочее, и прочее. Эти мероприятия требуют времени и усилий, отвлекаемых от ценного альтернативного использования. Многие люди прибегают к экспертной помощи бухгалтеров и специалистов по оформлению налоговой документации и заполнению налоговых деклараций, даже если они не имеют в мыслях ничего более, чем полное соответствие с требованиями законов — ибо налоговые правила настолько сложны, что простые смертные могут и не справиться. Использование ресурсов для соблюдения налогового законодательства делает общество беднее.

По данным исследования Джеймса Л. Пэйна, только лишь издержки налогоплательщиков — частных лиц на соблюдение требований налогового законодательства, плюс бюджетные и исполнительные расходы налогового ведомства добавляют $270 000 000 к каждому миллиарду долларов в счете расходов федерального правительства.⁷

16. Как и налогоплательщики, которые не покоряются налогам безропотно, получатели и потенциальные получатели трансфертов тоже не сидят сложа руки. Они также действуют политически: создают организации, посещают заседания, используют публицистов и лоббистов, и агитируют за политических кандидатов, которые поддерживают их цели. Труд и капитал, которые используются в этой деятельности по извлечению трансфертов, недоступны для производства товаров и услуг, пользующихся спросом у потребителей. Общество становится беднее, и будет оставаться беднее, покуда люди не перестанут затрачивать ресурсы на извлечение трансфертов.

17. Как и налогоплательщикам, которым приходится использовать дефицитные ресурсы, чтобы следовать требованиям налогового законодательства, получателям трансфертов тоже приходится использовать дефицитные ресурсы, чтобы обосновать и поддерживать свои «права» на получение трансфертов. Например, получатели пособия по безработице должны посещать службу занятости, стоять в длинных очередях, чтобы подтвердить, что они действительно являются безработными. Иногда им приходится ходить из одной компании в другую, пытаясь трудоустроиться, хотя зачастую они могут не иметь никакого намерения там работать — просто для того, чтобы продемонстрировать, что они «ищут работу». Получатели выплат по инвалидности должны посещать врачей и других специалистов здравоохранения, чтобы засвидетельствовать их инвалидность. И всякий раз прожигаются ресурсы, делая общество беднее.

18. Приняв программы перераспределения значительных сумм доходов, страна гарантирует, что власть ее правительства возрастет, обеспечив расширение его вмешательства. А поскольку именно правительство является самой опасной группой интересов в обществе, то ничего хорошего из этого получиться не может, а вот много плохого — запросто. Как заметил Джеймс Мэдисон более двух веков назад, «одно законодательное вмешательство — лишь первое звено в длинной цепи повторяющихся, где каждое последующее естественно вытекает из результатов предыдущего».⁸ Например, когда правительство создало Medicare и Medicaid в 1965 году, это привело в движение цепь событий, которые неумолимо сформировали последующей «кризис» эскалации расходов на здравоохранение, а оттуда привело к еще большему правительству, выкованному в настоящее время усилиями Конгресса по преодолению этого искусственного кризиса.

19. Увеличение власти правительства и рост его вмешательства означает, что свободы граждан будут уменьшаться. Права, которыми вы ранее располагали, будут аннулированы. В течение долгого времени американские граждане пользовались широкими негативными правами — правами на то, чтобы их оставили в покое правительства или другие люди, занимаясь своими делами. Все индивиды могут пользоваться такими правами одновременно. Но с ростом перераспределения в обществе, американские граждане все меньше тяготеют к негативным права, и все больше — к позитивным, также известным как «права социального обеспечения», которые на самом деле являются претензиями на ресурсы других людей. «Право на социальное обеспечение» одного человека влечет за собой соответствующую «обязанность» других людей обеспечить ресурсы, необходимые для его удовлетворения. Поэтому с ростом таких привилегий, свободы, в смысле отрицательных прав, обязательно уменьшаются.

В завершение

Как ни парадоксально, но даже в наиболее развитом обществе перераспределения, где правительства неутомимо занимаются перераспределением доходов с помощью сотен различных программ, вряд ли есть кто-то, кто в результате оказывается в выигрыше. Те, кто получают что-нибудь ценное от системы, зачастую отдают еще больше в виде налогов. К тому же даже те, кто получает больший кусок, чем они отдают, делят меньший пирог, поскольку многие из последствий правительственного перераспределения доходов имеют общую черту, а именно способствуют обнищанию общества. С уверенностью рассчитывать на барыши может только правящий класс — те, кто составляют правительство, поскольку каждая новая программа увеличивает как число официальных чиновничьих рабочих мест, так и бюджет бюрократии.

В обществе перераспределения население не только беднее в целом, но менее удовлетворено качеством жизни, менее самостоятельно, более озлоблено и политизировано. Люди реже участвуют в добровольной общественной деятельности, и чаще — в воинственных политических столкновениях. Подлинным сообществам нечем дышать в ядовитой атмосфере перераспределительной политики. А самое главное — общество, которое позволяет его правительству широкомасштабное перераспределение доходов, обязательно лишается большей части своей свободы.

В довершение всего, следует осознать, что общество перераспределения уничтожает подлинную добродетель — несмотря на то, что некоторые считают его «институционализацией сострадания». Перераспределение доходов государственным принуждением является формой хищения. Его сторонники пытаются замаскировать эту истинную природу, утверждая, что демократические процедуры придают ему легитимность. Но это оправдание лживо. Хищение остается хищением, будь вор одиночкой, или же в случае 100 миллионов воров, действующих совместно. А институционализация кражи — это невозможный фундамент для хорошего общества.

Перевод Андрея Сорокина.

Под редакцией Владимира Золоторева.