Я начну с провокационного тезиса: социализм идеологичен, а рыночное мышление, хотя и включает в себя миф, неидеологично. Я покажу, почему социализм идеологичен и почему свободно-рыночное мышление включает миф, но не является идеологическим, определив термины “миф” и “идеология” и отличив их друг от друга.

Термин “миф” имеет несколько коннотаций. Наиболее распространенная сегодня коннотация заключается в том, что миф представляет собой ложное убеждение. Поэтому мы видим множество случаев, когда термин “миф” используется как нечто, подлежащее развенчанию. Мы можем привести сотни заголовков, в которых слово “миф” означает ошибочное убеждение, которое статья или книга стремится опровергнуть с помощью доказательств и аргументов. Например, при вводе слова “the myth of” в поле поиска на сайте Amazon.com предлагаются названия вроде “Миф о нормальности” Габора Мате; “Миф об американском неравенстве” Фила Грамма, Роберта Экелунда и других; “Миф о закрытости” Полин Босс и так далее. Тот же поиск в интернете дает аналогичные результаты, но включает статьи о мифах того или иного рода, в том числе недавнюю статью “Американской правды” (New York Times) под названием “Они узаконили миф об украденных выборах и пожинают плоды”, где речь идет о конгрессменах, которые пытались заблокировать якобы законные результаты выборов 2020 года.

Но в обоих поисковиках можно найти и такие названия, как “Миф о Сизифе” Альбера Камю, “Миф о вечном возвращении” Мирчи Элиаде, “Миф о возвращении в раннем греческом эпосе” Дугласа Фрейма и другие. В поисковой системе можно найти обсуждения различных греческих мифов — от энциклопедических до роликов на YouTube. Очевидно, что эти последние употребления термина “миф” отличаются от употребления в развенчивающих книгах и статьях. Миф в этом другом смысле приобретает иное значение. “Миф о Сизифе” Камю не является аргументом против мифа как такового. Скорее, миф в этом смысле означает некий рассказ, передающий истину, стремление или способ осмысления опыта. Это структурирующее приспособление, позволяющее увидеть порядок, закономерности, возможности, вероятные результаты и так далее. Миф в этом смысле также включает в себя уроки, которые необходимо усвоить и иметь в виду при построении жизненной миссии. Например, миф об Икаре — это история о человеческом высокомерии. История об Эдемском саде обычно понимается как миф о стремлении быть похожим на Бога. Катастрофа “Титаника” рассматривается в терминах таких греческих мифов, как “Икар” и других историй о человеческом высокомерии.

Именно этот последний смысл мифа я использую здесь — миф как средство, с помощью которого мы структурируем опыт, находим смысл и определяем траекторию нашей жизни.

Я отличаю этот смысл мифа от идеологии. В то время как миф дает общие очертания для осмысления опыта и служит руководством для поведения, идеология — опираясь на миф для ее описания — укладывает мир в прокрустово ложе. В то время как вся идеология является мифом, не всякий миф является идеологией. Идеология работает, сводя структуру социального и материального мира к упрощенному образу реальности и затушевывая или устраняя элементы человеческого существования, которые ей противоречат. Это не относится ко всем мифам. Некоторые мифы более емкие, чем идеологии. Они допускают различные интерпретации и применения и не ограничивают возможности действия в ответ на них.

Я использую здесь марксистское понимание идеологии. Я отношусь к идеологии в том смысле, как ее определял Маркс, — как к ложному сознанию. Идеология, как предполагал Маркс, представляет собой образ мира, увиденного через камеру-обскуру: перевернутый и искаженный.

Как ни странно, именно марксизм, а не рыночное мышление, является идеологическим, в собственном понимании Маркса. В марксистском государстве доверчивый субъект живет под властью идеологии. Говорят, что рабочий класс владеет и контролирует средства производства и управляет обществом, но на самом деле все обстоит совсем наоборот. Вместо того чтобы привести к безгосударственному обществу сотрудничества свободных производителей, каждый из которых, как утверждал Маркс, может “утром охотиться, днем ловить рыбу, вечером разводить скот, после ужина заниматься критикой”, социализм неизбежно приводит к одному и тому же результату при каждой попытке: культурной, экономической, политической и социальной монополии при централизованой государственной системе, контролирующей все сферы жизни. Вместо того, чтобы позволить выбор из нескольких видов занятости, социалистическое государство становится единственным работодателем и определяет исключительную сферу деятельности работника. Вместо того, чтобы исчезнуть, как предполагал Маркс, государственная власть расширяется для обеспечения культурной, экономической и социальной монополии. Вместо исчезновения политики официальная социалистическо-коммунистическая партия монополизирует государственную власть, так что никто не может бросить вызов системе. Государство не исчезает, теперь оно необходимо для того, чтобы энфорсить социалистические монополии, и оно использует для этого все необходимые средства, включая террор. Террор не опционален, а скорее, как признавал даже сам Маркс, неизбежен. Террор отнюдь не ограничивался правлением Сталина, террор начался при Ленине вскоре после революции и продолжался при каждом последующем коммунистическом лидере, включая Сталина, Мао, Пол Пота и Кастро. Таким образом, образ мира, представленный марксистской идеологией, совершенно точно является искаженным. И никто не подвержен идеологии больше, чем субъект, живущий при социализме-коммунизме.

Через призму марксистской идеологии “капиталистический строй” выглядит, как мир, разделенный на два основных класса — рабочий класс и буржуазию, или трудящихся и владельцев капитала. Члены этих групп якобы разделяют или, в случае рабочих, должны разделять идентичные интересы и идеологические взгляды. Это упрощенное мировоззрение представляет собой сокращение и затушевывание многообразия индивидуальных обстоятельств, социального положения и желаний. Можно сказать, что марксистской идеологии не хватает гранулярности в изображении социального порядка. Социальный порядок сводится к карикатурной версии реальности, когда члены классов, вырезанных из картона, действуют в унисон. Считается, что единообразное действие является реальным для класса капиталистов и идеальным для рабочего класса. Поэтому марксизм представляет ментальный образ мира, который легко усвоить. Отчасти именно поэтому он носит исключительно идеологический характер.

Рыночное мышление совершенно иное. Поскольку свободный рынок предполагает, что индивиды действуют в своих собственных интересах и имеют множество видов собственности, включая самого себя как основную собственность, невозможно свести идеи свободного рынка к упрощенному ментальному образу. Вы не можете представить систему капитализма глазами свободно-рыночного мыслителя в терминах упрощенного классового антагонизма — если, конечно, вы не включаете в картину государство и не признаете, что государство является его противником и главным эксплуататором. Но что касается индивидов в условиях полностью свободной рыночной системы (без государственного противодействия), то их деятельность невозможно представить в виде единичного субъекта. Эта невозможность свести действия индивидов к единичному набору является причиной того, что рыночное мышление ускользает от идеологического образотворчества.

С другой стороны, поскольку истинно свободный рынок всегда только асимптотически приближается и никогда не достигается, мышление свободного рынка всегда включает в себя миф. То есть до тех пор, пока свободный рынок остается идеалом, а не реальностью, рыночное мышление остается мифом.

“Мифы, — как пишет Владимир Тисманеану в книге “Фантазии спасения”, — предлагают другую реальность, за пределами истории, и их успех зависит от их правдоподобия. Если они имеют смысл для тех, кто должен в них верить, мифы успешно справляются со своей важнейшей задачей: наделить человека чувством идентичности и ориентацией в разобщенном мире”. Мышление свободного рынка включает в себя миф, потому что в условиях государства свободный рынок остается только желаемой целью. Но оно не поддается идеологизации, поскольку не ставит своей целью введение ограничений для индивидов, кроме признания за ними прав собственности.

Другой момент отличает стремление к свободному рынку от идеологии. Миф о свободном рынке не является утопическим. Он не предполагает возможность идеального мира, а скорее признает редкость как отправную точку и всегда существующее условие. Социализм, с другой стороны, воображает бесконечную щедрость и предполагает, что единственным препятствием для ее достижения является капиталистический строй. Марксизм религиозен и утопичен по своему характеру.

Таким образом, и социализм, и свободное рыночное мышление связаны с мифом, но из них только социализм является идеологическим.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев