Если вы летите в переполненном самолете, можете ли вы откинуть спинку кресла? Если в этом самолете вы сидите на среднем сиденье, можете ли вы считать, что у вас есть хотя бы один подлокотник? И какой именно? Может быть оба? И что делать, если сидящий рядом с вами человек не хочет уступать?

Предположим, остался один достаточно большой кусок торта; я разрезаю его на два куска, а затем вежливо предлагаю вам выбрать один из них. Что вы должны сделать, учитывая мои действия?

Не существует писаных правил, которые отвечают на эти вопросы, но у всех нас есть представления относительно правильных ответов. Те из этих представлений, которые разделяются и выполняются другими, становятся культурными предписаниями и называются “манерами”. Говорят, что человек с хорошими манерами никогда не обидит ненамеренно. Это означает, что (1) у каждого есть ожидания, основанные на обычаях и опыте, относительно того, как следует себя вести, и (2) каждый вежливый человек действует в соответствии с этими ожиданиями, так что никто не обижается на неожиданный поступок.

Отмечалось, что двусмысленность норм, касающихся кресел и подлокотников в самолете, на самом деле служит авиакомпаниям, поскольку права собственности не определены и не могут быть принудительно реализованы. Это интересно, потому что предполагает дополнительный уровень, помимо неформальных правил, которые просто предписывают ответы в конкретных ситуациях, как список “прецедентов общего права для социальной жизни”. В любой конкретной ситуации, вероятно, наличие “манер” в качестве отправной точки для определения прав собственности создает коузианскую ситуацию торга, в которой переговоры и дополнительные платежи могут изменить результат так, что обе стороны окажутся в лучшем положении.

Существует локальное решение коузианского торга, когда люди, которых это касается, решают, кому важнее откинуться назад или воспользоваться подлокотником. Джош Барро написал одну статью, а затем и продолжение, в котором высказал эту мысль. В одном из моих любимых Reddits (сейчас, кажется, удаленном, но я сохранил скриншот) была такая дискуссия на эту тему:

Человек А: Я с радостью заплачу за то, чтобы сидящий передо мной человек не мог откинуться назад. Кому заплатить? Человек Б: Вы не пробовали вбить клин между сиденьями? Они продают штуки, которые это делают. [Это правда, такие штуки продаются, но в самолетах они больше не разрешены]. Человек C: Парень перед вами заплатил за привилегию откинуться назад, извините. Человек D: Вот это идея: позволить людям торговаться друг с другом за место. Как в “Голодных играх”! Человек Е: Что они должны сделать, так это установить ограничение на то, как далеко впереди сидящий человек может откинуться назад.

Ну. Проще всего начать с человека Е, поскольку на самом деле существует ограничение на то, как далеко человек может откинуться назад, и это не очень далеко. Откинуться немного назад во время полета — это одно из прав, которое вы приобретаете, когда платите за место, как и использование пространства под сиденьем перед вами для хранения вещей или откидывание столика для напитков и пакета с 7 черствыми крендельками. Человек Б просто хочет украсть у вас это право с помощью механического устройства.

Разумеется, аспект этой ситуации, связанный с теорией Коуза, предполагает шаг назад и базируется на том, что люди могут ценить определенное право, но их оценка этого права различается. Конечно, мы могли бы вести переговоры, но я пролетел миллионы миль и только один раз видел плату за “не откидываться назад”.

Конечно, существует возможное решение, которое могут ввести сами авиакомпании. Установить один или несколько рядов сидений, которые вообще не откидываются, и брать за них меньшую плату (ряды сидений у выхода такие, но они уже оцениваются отдельно), затем взимать большую плату за ряд сидений, расположенных за “неоткидными” сиденьями. Люди, которые не очень ценят откидывающиеся сиденья, будут выбирать более дешевые сиденья, которые не откидываются. Люди, которые ненавидят, когда сидящий впереди человек откидывается назад, будут платить больше за места за этими более дешевыми креслами.

Дело в том, что если бы можно было договориться, причем относительно недорого, не выходя из себя и не бросаясь друг в друга разными предметами, мы могли бы увидеть, что некоторые кресла откинуты, а некоторые нет, и этот результат мог бы быть оптимальным в каждом случае, для данной конкретной пары. (Пояснительная бригада: я часто немного откидываюсь на своем сиденье, и меня совершенно не беспокоит, если человек передо мной откидывается, потому что он заплатил за эту привилегию). Дело в том, что по умолчанию действует слабая презумпция того, что сидящий впереди человек может откинуться назад. Если откинувшийся ценит откинуться меньше, чем человек, сидящий сзади, ценит пространство перед лицом, то оплата может решить проблему.

Однако бывают ситуации, когда никто не знает, кто имеет первоначальное право собственности. В таких обстоятельствах переговоры проходят в более свободной форме, но наилучший результат все равно зависит от того, насколько сильно вовлеченные стороны ценят альтернативы. Как всегда, любое соглашение о цене подразумевает разногласия по поводу ценности, то есть если вы цените что-то больше, чем я, вы можете заплатить мне за приобретение права, даже если никто не владеет этим правом изначально.

Мой хороший друг Расс Робертс, известный по Econtalk, недавно прислал мне пример, который отлично подходит для дискуссий в классе или споров за обедом. Диспозиция (возможно, все это было срежиссировано, но это не страшно, потому что все равно интересно) — лондонский парк, около 9 утра. Молодая женщина — “фитнес-инфлюенсер” — только что закончила утреннюю пятикилометровую пробежку и делится своей мудростью со своим подписчикам по видеосвязи в прямом эфире.

А затем дела принимают неожиданный оборот. Вместо того чтобы описывать это, я предлагаю вам посмотреть самим. Ролик длится менее трех минут, хотя из-за высокой степени неловкости он может показаться в два раза длиннее. Давайте посмотрите; я подожду.

Итак, некоторые моменты:

• Молодая женщина была “там первой”, создавая некое презумптивное право на использование пространства.

• Однако видео снималось так, чтобы сфокусироваться непосредственно на скамейке, расположенной рядом с дорожкой в общественном парке. Возможности частного лица аннексировать такие пространства для эксклюзивного использования очень ограничены.

• Когда мужчина садится, он не шумит и не взаимодействует с камерой в классическом стиле “фотобомбы”, но он отвлекает внимание, поскольку находится довольно близко к инфлюенсеру. Это немного жутковато.

• Девушка возвращается, чтобы попросить мужчину покинуть кадр, и твердо заявляет, что раз она попросила “вежливо”, то он должен подчиниться. Инсценировано это или нет, но это характерная черта современных молодых людей: если просьба сформулирована вежливо, то она становится обязанностью; права на отказ нет.

• Мужчина (и да, я знаю, что этот парень, по сути, Джеймс Харриган, я понимаю это) также вежлив, но непреклонен, даже упрям, в своем отказе двигаться. Он признает, что есть и другие скамейки, но в парке есть и другие виды. Он правильно ссылается на коузианское понимание того, что “внешние эффекты” взаимны: это правда, что его сидение на его обычной скамейке портит ее видео, но ее выбор снимать свое видео в этом месте, когда есть много других, портит его возможность сидеть на его обычной скамейке, на что он имеет право.

• Когда поверхностная вежливость не берет верх, молодая женщина пускает в ход свое оружие: самоуверенность. Она — ИНФЛЮЕНСЕР, а это ВИДЕО для ее ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ. Сказать, что мужчина не впечатлен, значит сильно преуменьшить: “Последователи? Так ты теперь Иисус? С последователями?”

• Когда это не срабатывает, и ее неуклюжая последняя попытка (ее последователи “не хотят тебя видеть, я знаю”, потому что он стар) проваливается, она ссылается на то, что молодые люди считают настоящей ядерной бомбой среди аргументов: “Это нечестно!” Когда мои сыновья росли, я называл это “словом на букву Ф” (честно — fair, “словом на букву “ф” обычно называют fuck, — прим. ред.) и просил их никогда не использовать его в качестве аргумента. Сказать “это нечестно!” обычно означает, что вы не делаете того, что хочется мне, и у меня закончились реальные аргументы.

Кто должен был уступить с коузианской точки зрения? (Опять же, даже если все это было срежиссировано, это вполне уместный гипотетический вопрос). Для человека, фитнес-инфлюенсера, ценность того, что видео снято без постороннего, была довольно высокой; для нарушителя ценность того, что его мирное сидение на скамейке нарушила молодая женщина, говорящая в камеру, была ничтожной, он совсем не возражал. Таким образом, очевидно, что лучший исход — это то, что видео будет снято без постороннего.

Остается только один вопрос: должен ли инфлюенсер переместиться, или инфлюенсер должен заплатить нарушителю, чтобы тот переместился? Переместить штатив или перенаправить его на 90 градусов, чтобы завершить видеосъемку, по сути, не требует затрат (это Лондон, здесь нет солнца, чтобы беспокоиться об освещении).

С другой стороны, если бы инфлюенсер переместился, а нарушитель снова попал в поле зрения камеры, это было бы уже слишком невежливо. Хотя инфлюенсер не может рассчитывать на то, что ей будет принадлежать весь парк, она, конечно, может претендовать на небольшую часть для своего временного пользования, если это не препятствует разумному использованию другими людьми “общественного имущества”. Например, скамейки в парке.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев