[Интервью бразильскому философскому журналу Dicta & Contradicta, 15 июля 2013 года]

Может ли переход от государства к либертарианскому обществу способствовать, или, наоборот, препятствовать развитию высокой культуры?

Хоппе: Либертарианское общество будет значительно более богатым и процветающим, и это, безусловно, будет способствовать развитию как низкой, так и высокой культуры. Но здесь нужно понимать одну вещь - свободное общество – общество без налогов, налоговых субсидий, а также без так называемых «прав интеллектуальной собственности» – создало бы совершенно другую культуру с совершенно другим набором продуктов, производителей, кумиров и неудачников.

Вы указываете на связь между способами управления обществом и его моральными ценностями и социальным развитием. Видите ли вы подобную связь между типом правительства и эстетическими стандартами, качеством искусства и развлечений?

Хоппе: Да. Правительство демократического государства систематически пропагандирует эгалитаризм и релятивизм. В области человеческого взаимодействия это приводит к забвению и, практически, к исчезновению идеи вечных и универсальных принципов справедливости. Право затуманено и опутано паутиной законодательства. В области искусства и эстетических взглядов демократия ведет к забвению и, в конечном счете, к исчезновению понятия красоты и ее универсальных стандартов. Понятие красоты захламлено и исковеркано так называемым «современным искусством».

Учитывая то, что либертарианские общины могут свободно изгонять инакомыслящих за несогласие с их мнением, будет ли интеллектуальная дискуссия там более свободной по сравнению с нашим миром? А также по сравнению с миром, состоящим из традиционных монархий?

Хоппе: Частная собственность дает право ее владельцу решать: исключать или включать других в пользование своим имуществом, а также определять условия входа и включения. Как включение, так и исключение связаны с издержками и выгодами для владельца, которые он взвешивает, прежде чем принять решение. В любом случае, решение владельца мотивировано его заботой о его собственности. Его рассуждения могут оказаться правильными, и он достигнет своей цели, либо что-то может пойти не так, но в любом случае решение владельца окончательно.

Поэтому основатель и разработчик частного сообщества вряд ли будет дискриминировать и исключать других, основываясь только на разнице во мнениях. Если бы он стал это делать, он вряд ли привлек бы больше последователей, чем какой-нибудь гуру. Как правило, дискриминация может основываться на различиях в поведении, реакциях и внешности, на том, что люди делают и как они действуют на публике, а также на аспектах языка, религии, этнической принадлежности, обычаев, социальном классе и т. д. Владелец дискриминирует, чтобы достичь высокой степени однородности поведения в его общине и, таким образом, избежать или уменьшить внутриобщинную напряженность и конфликты – на экономическом жаргоне: сократить транзакционные издержки; и он делает это в ожидании, что его решение будет полезно для его собственности и сообщества.

В любом случае, в либертарианском мире действительно будет гораздо больше дискриминации, чем в современном этатистском мире, который характеризуется бесчисленными антидискриминационными законами и, следовательно, повсеместной принудительной интеграцией. Однако, какие бы критерии не использовались для включения или исключения в либертарианском мире, ни один владелец частного сообщества не стал бы терпеть коммунистических или социалистических активистов в его владениях. Будучи врагами самих основ, на которых покоится это сообщество, они будут исключены или изгнаны, но они, конечно, останутся свободными, чтобы создать свою собственную коммуну, киббуц или какой-нибудь другой «экспериментальный образ жизни», который им будет угоден.

Подводя итог скажу, что либертарианский мир будет представлять собой набор различных, но относительно однородных сообществ, и, следовательно, диапазон, разнообразие и сила интеллектуальной дискуссии, по всей вероятности, намного превзойдет все, что происходит в настоящее время или в прошлом.

Имеют ли либертарианские политические и этические позиции какое-либо отношение к определенным эстетическим и художественным суждениям? Нет ли чего-то алогичного в либертарианце, который является любителем, скажем, советского реализма?

Хоппе: С чисто логической точки зрения либертарианство совместимо с любыми эстетическими и художественными стилями или взглядами. Я не первый, кто заметил, например, что знаменитое либертарианское художественное произведение Айн Рэнд демонстрирует поразительное стилистическое сходство с социалистическим советским реализмом. Точно так же я заметил, что можно быть «идеальным» либертарианцем, никогда не проявлять агрессию против чьей-либо личности или собственности, и все же быть бесполезным, неприятным или даже гнилым человеком.

В психологическом смысле все несколько иначе. Здесь, в области психологии, мы чувствуем, что стиль жизни хиппи или любителя советского реалистического искусства как-то не вяжется с представлениями о сознательном либертарианце. Когда мы видим такое поведение или такие взгляды у сознательного либертарианца, это вызывает у нас эмоциональное расстройство и диссонанс. И я думаю, это правильно. Дело в том, что человеческий опыт характеризуется совокупностью трех способностей: познания истины, справедливости и красоты. Мы можем различать истину и ложь, мы можем отличить правильное от неправильного, и мы можем различать красивое (и совершенное) и уродливое (и несовершенное) – и мы можем обсуждать это и размышлять над всеми тремя понятиями. Таким образом, целостная и полная человеческая жизнь должна быть не только правдивой и справедливой, но и хорошей. Не обязательно прекрасной и совершенной, но жизнью, стремящейся к красоте и совершенству. Образцовая, морально и эстетически наполненная и вдохновляющая жизнь. Здесь нет места для хиппи и любителей советского реализма.

Должно ли искусство играть определенную роль в формировании политических и философских идей? Можно ли это сделать иначе, чем пропагандой некой идеологии?

Хоппе: Цель изобразительного искусства и музыки – создание красоты во всех ее проявлениях. Эта цель не имеет дальнейших философских последствий. Однако у прекрасного искусства, музыки и либертарианства есть одно важное сходство. Либертарианство тоже красиво. Не эстетически, конечно, но логически, как простая и элегантная социальная теория.

Что касается полностью или частично дискурсивного – описательного – искусства, да, оно может служить средством продвижения политических и философских идей. Вы можете назвать это пропагандой. Но эти идеи могут быть истинными, добрыми, ложными и злыми. И хотя я не причастен к искусству, мне больше известны художники, пропагандирующие истинные и хорошие идеи частной собственности и капитализма, как например Айн Рэнд, и меньше художники, пропагандирующих ложные и злые идеи общественной собственности и социализма, как, скажем, Бертольт Брехт. Но философская подоплека не нужна для искусства, – можно рассказать историю ради нее самой. Для искусства не нужны философские обоснования. Искусство, прежде всего, должно характеризоваться правдивостью (в самом широком смысле этого слова), разборчивостью, логической связностью, владением языком, экспрессией и стилем, чувством гуманности и человеческой справедливости: связью между намеренным и случайным в жизни, правильным и неправильным, а также хорошим и плохим.

Оказывают ли какое-либо влияние на историю человеческого общества идеи, обсуждаемые интеллектуалами?

Хоппе: Я не поклонник Дж. М. Кейнса. Но он однажды сказал: «Идеи экономистов и политических философов, когда они правы и когда они ошибаются, более могущественны, чем это обычно признают. Действительно, мир управляется немного по-другому. Практические люди, которые считают себя совершенно свободными от какого-либо интеллектуального влияния, обычно являются рабами какого-то умершего экономиста». Кейнс был прав. Фактически, Кейнс – тот самый усопший экономист, который высказал неправильные идеи, и которым практичные люди сегодня интеллектуально порабощены.

Является ли академическая жизнь в ее нынешнем состоянии здоровой средой для интеллектуала? Может ли он выжить как интеллектуал где-нибудь еще?

Хоппе: Это зависит от самого интеллектуала. Академическая среда может быть очень удобной для изложения политкорректных левых банальностей много лет подряд. Для австро-либертарианца – и тем более для культурно-консервативного австро-либертарианца – академическая жизнь сложна и часто немыслима. Имея настойчивость и удачу вы можете выжить, но если вы не продадитесь или, по крайней мере, не заткнетесь, вы должны быть готовы платить за это.

В настоящее время, однако, благодаря Интернету вы также можете выжить как интеллектуальная независимая единица вне академии. В условиях минимальной цены входа на рынок конкуренция становится жесткой, но возможности кажутся безграничными. Сегодня уже существует немало интеллектуалов австро-либертарианцев, которые благодаря этой возможности заработали известность и деньги.

Если бы вы могли магически вложить единую идею в умы всех людей в нынешних обществах, что бы это было и почему?

Хоппе: Я согласен в этом с моим главным учителе и наставником Мюрреем Ротбардом. Я бы хотел, чтобы люди видели в вещах то, чем они являются в действительности. Я хотел бы, чтобы они рассматривали налоги как грабеж, политиков как воров, а весь государственный аппарат и бюрократию как «крышу», мафиозную группировку, только намного больше и опаснее. Короче говоря, я хотел бы, чтобы они ненавидели государство. Если бы все верили в это, то, как показал Этьен Ла Боэси, вся власть государства почти мгновенно бы исчезла.

Какое положительное влияние оказал Хабермас на ваши взгляды? Оказал ли он негативное влияние?

Хоппе: Хабермас был моим главным преподавателем философии и Ph.D. руководителем во время учебы в Университете Гёте во Франкфурте-на-Майне, Германия, с 1968 по 74 год. На его семинарах я познакомился с британской и американской аналитической философией. Я читал К. Поппера, П. Фейерабенда, Л. Витгенштейна, Г. Райла, Дж. Остина, Дж. Сирла, Х. Путнэма, Н. Хомского, Ж. Пиаже. Я открыл Пола Лоренцена, школу Эрлангена и работу К. О. Апеля. Я все еще считаю, что это была довольно хорошая интеллектуальная подготовка.

Лично я не жалею об этом. Однако, что касается влияния Хабермаса на Германию и немецкое общественное мнение, это была беспрецедентная катастрофа, по крайней мере, с либертарианской точки зрения. Хабермас сегодня является самым знаменитым публичным интеллектуалом и первосвященником «политической корректности»: социал-демократии и социального этатизма, мультикультурализма, антидискриминации (позитивных действий) и политической централизации, особенно для немецкого потребления, с тяжелой дозой «антифашистской» риторики и «коллективной вины».

Стоит ли читать художественную литературу? Какая ваша любимая книга?

Хоппе: Все должны решать этот вопрос для себя. Лично я никогда не читал много художественной литературы. Если я хочу «более легкого» чтения, я обычно читаю историю, в том числе исторические романы, биографии, литературоведческую и культурную критику а-ля Менкен или Том Волф.

Оригинал статьи

Перевод Наталия Афончина

Редактор Владимир Золоторев