Информационное освещение кризиса COVID-19 было, по большей части, апокалиптическим. В значительной степени, причина этого в том, что “плохие новости хорошо продаются”. Другой причиной является то обстоятельство, что некоторые медицинские эксперты, вооружившись медиа-мегафонами, бросились популяризировать катастрофические сценарии и радикальные планы по их решению, подкрепленные утверждениями о том, что все остальные должны “прислушиваться к экспертам”, потому что только они знают достаточно, чтобы определять действия властей. К сожалению, на самом деле, эти эксперты не знают достаточно, для того, чтобы определять соответствующую политику.

Врачи, специалисты по инфекционным болезням, эпидемиологи и т. д. знают о болезнях, их течении, о том, что увеличивает или уменьшает скорость их распространения и так далее, больше, чем большинство людей. Но самая важная часть этой информации уже дошла до потребителя. Кроме того, ограниченное и несовершенное тестирование означает, что доступная статистика может вводить в заблуждение (например, является ли увеличение количества зарегистрированных случаев просто результатом увеличения скорости и большей точности тестирования, что имеет решающее значение для понимания того, как будет распространяться COVID -19). Наконец, поскольку характеристики вируса уникальны, никто точно не знает, что именно произойдет. Все это делает совет «заткнись и слушай» менее убедительным.

Однако более важным является то, что при выработке рекомендаций по решению проблемы COVID-19 те, кто обладает подробными знаниями о заболевании (эксперты, которым нам сказали подчиняться), не обладают достаточными знаниями о последствиях своих “решений” для экономики и общества, чтобы предсказать, к чему именно эти решения приведут. Это означает, что их знаний недостаточно, чтобы адекватно сравнить прибыли с издержками. В частности, из-за их относительной неосведомленности о многих факторах, которые образуют последствия их решений, медицинские эксперты, которым нас просят верить, вероятно, недооценивают издержки этих решений. В сочетании с их естественным желанием решить медицинскую проблему, какой бы сложной она ни была, это приводит к тому, что в качестве решения предлагаются драконовские меры.

Эта проблема озвучивается растущим числом людей, которые сомневаются в реальности апокалиптических сценариев, поддерживаемых твиттеровскими воплями “О Боже! Мы должны сделать все, что может нам помочь!”, с одной стороны, и теми, кто подчеркивает, что “закрытие экономики” обходится гораздо дороже, чем признают планировщики, с другой.

Те, кто поднимает эти вопросы (их назвали “отрицателями COVID”), подвергаются нападкам. Экспонат #1 — это обвинения президента Трампа в “игнорировании ученых”, вроде утверждения New York Times о том, что “Трамп думает, что он знает лучше, чем врачи” после того, как он написал в Твиттере, что “мы не можем позволить лечению быть хуже, чем сама болезнь”.

Нападки на “отрицателей COVID” сталкиваются с одной большой проблемой. Она состоит в том, что существует обширная литература, в которой задокументировано неблагоприятное воздействие на здоровье ухудшающихся экономических условий. Например, анализ экономического кризиса 2008 года в The Lancet показал, что “он был связан с более чем 260 000 случаев смерти от рака только по данным ОЭСР в период с 2008 по 2010 год”. Это огромная “деталь”, которую игнорируют при формировании политики.

Другими словами, компромисс — это не просто вопрос соотношения людских жертв с потерей денег, как это часто изображается (показательна фраза губернатора Нью-Йорка Куомо о том, что “мы не собираемся измерять человеческую жизнь долларами”). Это компромисс между жизнями, потерянными из-за COVID, и жизнями, которые будут потеряны из-за политики, принятой для снижения смертности от COVID.

Ларри О’Коннор хорошо проиллюстрировал это в Townhall:

Почему научный анализ врачей, сосредоточенный исключительно на распространении коронавируса, должен иметь больший вес, чем реальный научный анализ смертельных последствий для здоровья, связанных с закрытием нашей экономики? Разве совокупность данных не является аргументом в пользу сбалансированного подхода к этому кризису?

Эта проблема напоминает мне классическое обсуждение экспертного планирования в главе 4 “Дороги к рабству” Ф. А. Хайека. “Неизбежность планирования”:

Практически любой из технических идеалов наших экспертов мог быть реализован … если бы их достижение было поставлено единственной целью человечества. <…>

Всем нам трудно мириться с незавершенными делами, особенно если направляющая их цель является и полезной, и достижимой. И то, что нельзя сделать все дела одновременно, что одно достижение дается ценой многих других, — это можно увидеть, только приняв во внимание факторы, которые сознание специалиста просто не принимает.<…>

Каждая цель, достижение которой возможно на пути плани-рования, рождает множество энтузиастов, убежденных, что им удастся внедрить в сознание будущего руководства планового общества ощущение ценности именно этой цели.<…>

Надежды, которые они возлагают на планирование, — результат очень узкого понимания общественной жизни, воспринимаемой ими сквозь призму своих идеалов. Это не уменьшает ценности таких людей в свободном обществе вроде нашего, где они вызывают справедливое восхищение. Но именно те, кто больше всех призывает к планированию, станут самыми опасными, если им это разрешить. И самыми нетерпимыми к попыткам других людей осуществлять планирование.

Паника редко улучшала рациональность принятия решений (помимо реакции “бей или беги” в столкновении с “людоедом”, когда остановиться и подумать означает верную смерть). Тем не менее, освещение ситуации СМИ вызывает панику. Нелогичные и несдержанные атаки СМИ на тех, кто ставит под сомнение рациональность драконовских “решений”, делают невозможным объективное обсуждение реальных компромиссов.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев