Недавно мы писали о том, как левые ученые мужи пытаются доказать, что современный американский капитализм построен на фундаменте довоенного (то есть, до Гражданской войны, — прим.пер.) рабства. Это утверждение является ложным хотя бы по той причине, что индустриальная экономика с легкостью выдержала отмену рабства. Более того, рабовладельческая экономика никогда не была настолько сильной, насколько воображали идеологи Конфедерации. Производство хлопка действительно было важно. Но северные фермеры, шахтеры и фабричные рабочие спокойно прожили бы и без него. Доводы против идеи, что основанная на рабстве экономика южных штатов лежит в основе американского капитализма, настолько сильны, что даже яростные антикапиталистические якобинцы не поддерживают её .

Интересно, что современные антикапиталисты используют аргументы рабовладельцев. Это не должно нас шокировать. Рабовладельцы всегда выступали против рыночной экономики и пытались внушить мысль, что она морально уступает рабовладельческой системе.

Термин «наемное рабство» и его вариации были очень популярны среди защитников рабства, которые стремились представить капитализм как систему, еще более варварскую, чем система рабовладения в американских южных штатах.¹ Мотивация ясна: аболиционисты пытались представить рабство аморальным и несовместимым с приличным обществом. Но если северная система наемного труда окажется еще хуже, чем рабство, это поставит аболиционистов в неудобное положение.

Общим для всей этой риторики было утверждение, что наемные рабочие Англии и северной части США находятся в худшем положении, чем рабы.

В своем монументальном труде «Экономическая мысль в американской цивилизации» историк Джозеф Дорфман упоминает о поэтессе и эссеисте из Южной Каролины Луиз МакКорд, обличавшей «фактическое белое рабство в Англии и на Севере» которое было причиной голода и лишений, не встречавшихся среди черных рабов.²

Сенатор Джеймс Хаммонд «в своей речи в Сенате в 1858 году кратко изложил позицию Юга, сообщив Северу, что его наемные рабы, как и черные рабы, являются “поперечной балкой” (низшим классом, являющимся опорой и подвергающимся эксплуатации, — прим. ред) основой, на которой держится общество и на которой проводится политика правительства».³ Согласно “теории поперечной балки”, всегда должна быть какая-то группа, которая выполняет неприятную работу, поддерживая тем самым экономические основы общества, и «не имеет значения, является ли эта группа наемными рабами на севере или негритянскими рабами на юге.»⁴

Сторонники рабства утверждали, что на самом деле рабовладельцы находятся в превосходящей моральной позиции, потому что они (якобы) берут на себя ответственность за своих рабов, чего никогда не делают северные капиталисты.

Вот как Джон К. Кэлхун, противопоставляет северную систему наемного труда рабовладельческой системе,. Его мысль звучит почти идиллично:

Каждая плантация — это небольшая община, во главе которой стоит хозяин, который концентрирует в себе общие интересы капитала и труда, общим представителем которых он является. Все эти небольшие сообщества образуют, по сути, государство, чья деятельность, труд и капитал представлены в равной степени и идеально согласованы.

Возможно, самым беспощадным критиком капитализма и сторонником рабства был Джордж Фицхью.

В своей самой известной работе "Все каннибалы или Рабы без хозяев» Фицхью излагает свою ключевую мысль прямо в первом предложении первой главы:

Мы все, Север и Юг, вовлечены в Белую Работорговлю, и тот, кто преуспевает лучше всего, считается самым респектабельным. Она гораздо более жестока, чем Черная Работорговля, потому что она требует большего от своих рабов, но не защищает их и не управляет ими.

Другими словами, как на Севере, так и на Юге, работодатели, которые платят заработную плату своим работникам, являются такими же рабовладельцами, как и те, что бьют рабов на плантациях.

Как и Калхун, Фицхью утверждает, что рабам, по крайней мере, гарантировалась жизнь в стабильной и заботливой социальной среде: «Фермерский негр имеет двойной паек по сравнению с англичанином или янки, и не имеет ни одной из их забот и тревог".

В конечном итоге, пишет Фицхью, в Англии, где «эксперимент» с заработной платой проходил уже несколько столетий, эта система «доказала свой полный и катастрофический провал».

Таким образом, Фитцхью уверенно приходит к выводу, что «на Севере нет ни одного разумного аболициониста, который бы не верил, что рабство капиталу в свободном обществе хуже, чем рабство южных негров».⁵

Рабовладельческо-Социалистический Альянс

Хотя сторонники рабства воображали себя защитниками цивилизации от «социалистов, коммунистов, красных республиканцев [и] якобинцев», они часто соглашались с марксистами и другими социалистами, когда дело касалось критики капиталистической системы заработной платы. Сторонники рабства, разумеется, отвергали предлагаемые различными группами социалистов и коммунистов эгалитарные проекты, но все они соглашались с тем, что капиталистические работодатели эксплуатируют своих работников и доводят их до плачевного состояния, лишая средств к существованию, в то время как работодатель забирает все излишки.

Защитники рабства с радостью приняли идею о том, что наемные работники эксплуатируются работодателями, и Фитцхью пишет о том, как работодатели извлекают дьявольскую прибыль из своих работников, в то время как доброжелательные и человечные рабовладельцы используют свои излишки, чтобы улучшить условия для своих рабов.

Рабовладельцы, как и коммунисты и рабочие активисты, строили свою критику наемного труда на идее «рыночной власти». Она сводится к тому, что многие работники живут на уровне прожиточного минимума и должны получать ту зарплату, которую им предлагают работодатели, чтобы только не умереть от голода. Работодатели же могут сидеть и ждать, пока кто-нибудь к ним не наймется работать за прожиточный минимум. То есть, работодатели имеют всю рыночную власть, а рабочие не могут позволить себе отказываться от зарплаты, обеспечивающей только прожиточный минимум.

В своем эссе о рабочем движении в США Алекс Гуревич излагает этот аргумент:

“Рабочие соглашаются вынужденно, а не добровольно, говорит Джордж Макнейл. Или, как сказал другой деятель, «свобода договора не является свободой, это только видимость». Трудовой договор был «кажущейся свободой», потому, что работник, хотя и был юридически свободен продавать или не продавать свой труд, тем не менее, был вынужден его продать. Как сказал один Рыцарь [труда], «рабочие — это рабы. … Даже дети и жены американских рабочих должны … трудиться с рассвета до ночи, чтобы другие могли нежиться в роскоши».

Основной тезис здесь состоит в том, что заработная плата никогда не растет, потому что работодатели стремятся постоянно доводить ее до уровня прожиточного минимума.

Фитцхью сочувствовал этой критике, уходящей корнями в социалистическую теорию, по крайней мере, по словам Дорфмана: «Фитцхью обнаружил, что самые крайние социалисты были правы в своей критике, если бы только они могли увидеть, что рабство было истинным ответом».

Фитцхью был настолько последовательным в вопросе рабства и заработной платы, что он считал рабами и белых рабочих. Дорфман отмечает, что для Фитцхью:

Идеальным коммунизмом было бы в настоящее время передать бедных белых на Севере владельцам капитала. Север должен осознать, что массы требуют «большей защиты, а философы — большего контроля».

Или, как выразился Роберт Хиггс, «Фитцхью хотел расширить рабство в Соединенных Штатах за счет белого рабочего класса, для его собственного блага, такова правда о его социологических теориях»

Конечно, экономический аргумент о наемном рабств» всегда был неверным, как показано здесь, здесь и здесь.

Во многом это связано с тем, что работодатели заинтересованы в расширении производства с целью увеличения доли рынка. У них есть стимул для повышения производительности труда, что повышает заработную плату. В экономике, где есть даже небольшая конкуренция со стороны других фирм, любой работодатель, который получает сколько-нибудь заметную прибыль за счет прикарманивания доходов работников, столкнется с конкуренцией со стороны других работодателей, которые тоже хотят заполучить часть этих денег. Но чтобы сделать это, конкуренты должны прикарманивать меньше, чтобы переманить рабочих к себе. В итоге, заработная плата увеличивается.

Более того, исторический опыт не подерживает идею наемного рабства. Во “Взлете и падении американского развития” историк Роберт Гордон пишет:

В 1914 г. (по сравнению с 1906 г.) средняя номинальная производственная заработная плата увеличилась на 30 процентов, с семнадцати центов в час до двадцати двух центов в час, что составляет 2,04 доллара в день. Генри Форд объявил в начале 1914 года, что отныне базовая заработная плата на его фабрике в Хайленд-Парке будет составлять 5 долларов в день. Его мотивом было снижение текучки кадров в сочетании с небольшим количеством альтруизма. В то время текучка рабочей силы была эндемической проблемой, отчасти из-за зависимости производственных предприятий от работников-иммигрантов, которые еще не были женаты и могли переехать в другой город всякий раз, когда появлялись новости о лучшей заработной плате и условиях труда. Начальник шахты в западной Пенсильвании утверждал, что он нанял 5000 рабочих за один год, чтобы поддерживать желаемую рабочую силу в 110000 человек. Тот факт, что неквалифицированная работа на производственных предприятиях почти не требовала обучения, облегчал трудящимся-иммигрантам, которые были недовольны своей работой, возможность бросить ее, переехать в другой город и попробовать что-то другое.

Но как такое может происходить, если мы верим, что наемный труд — это наемное рабство? По мнению Фитцхью, все эти работники должны застрять навечно в одном и том же месте с одинаковой заработной платой. Идея о том, что работники добровольно уйдут за более высокой заработной платой куда-то еще не может быть верной, если система заработной платы — это просто еще один тип рабства.

Фицхью, конечно, был неправ — как и его интеллектуальные наследники, которые настаивают на том, что современный капиталистический наемный труд — это просто новый тип рабства.

Оригинал статьи Перевод: Наталия Афончина Редактор: Владимир Золоторев