Юристы и экономисты часто относятся с глубоким подозрением к естественным правам, настороженно воспринимая дикие и экстравагантные требования, сформулированные на языке прав человека. Хорошим примером является список основных прав человека, составленный Организацией Объединенных Наций, который Энтони Флеу в книге “Могут ли существовать универсальные естественные права?” называет абсурдным:

“Право на социальное обеспечение” (статья 22) … “право на … периодический оплачиваемый отпуск” (статья 24) … “право на такой жизненный уровень, который необходим для поддержания здоровья и благосостояния его самого и его семьи… и право на обеспечение в случае безработицы, болезни, инвалидности, вдовства, старости или иного отсутствия средств к существованию по не зависящим от него обстоятельствам” (статья 25)… “Право на образование. Образование должно быть бесплатным, по крайней мере, на начальном и основном этапах”.

Список потенциально бесконечен. Многие люди привыкли определять как “право” все, что им хочется, как, например, в этом обмене мнениями на сайте X, где “воин социальной справедливости” требует всю землю, принадлежащую белым южноафриканским фермерам:

Воин: Нам нужно все, что есть у белых, все, и точка.

Фермер: Я хочу “Феррари”.

Воин: Какая разница, чего ты хочешь?

Фермер: Вот об этом я и говорю.

Склонность людей считать себя вправе требовать все, что им хочется, объясняет одну из причин, по которой многие философы скептически относятся к естественным правам, — к тому, существуют ли такие права, и к тому, как они должны быть определены.

Теория естественных прав Мюррея Ротбарда основана на “разуме и рациональном исследовании”. В книге “Этика свободы” он рассматривает права собственности как этическую основу для понимания объема прав: “Собственность может принадлежать только людям, так что их права на собственность — это права, принадлежащие человеческим существам… Право человека на собственное тело, его личная свобода — это право собственности на его личность, а также “право человека””.

Что еще более важно, такой подход раскрывает содержание и границы прав человека, поскольку права человека вытекают из права собственности и не являются простым требованием, которое люди могут облечь в форму прав в целях продвижения общественного блага. Как объясняет далее Ротбард:

Не только не существует прав человека, которые не были бы также правами собственности, но и права человека теряют свою абсолютность и ясность и становятся нечеткими и уязвимыми, когда права собственности не используются в качестве стандарта.

… Права человека, если не рассматривать их в терминах прав собственности, оказываются расплывчатыми и противоречивыми, что заставляет либералов ослаблять эти права во имя “государственной политики” или “общественного блага”.

Однако понимание прав человека как прав собственности в рамках естественного права — это еще не конец исследования. Помимо перераспределительных ловушек, расставленных конвенциями и декларациями о правах человека, существует множество политических требований, посягающих на права собственности, и не последнее место среди них занимает повышение налогов для финансирования программ социального обеспечения, защищаемых апелляциями к якобы существующим естественным правам. Как подчеркивает Дэвид Гордон, “если вы принимаете естественные права, вы должны признать, что ваш взгляд на них является спорным. Другие люди могут отвергать естественные права или интерпретировать их иначе, чем вы”.

Возникает вопрос -, возможно, лучше использовать утилитарные подходы к государственной политике, которые позволяют избежать подобных трудностей. В статье “Оправдана ли политика равной оплаты труда?” Брюс Гиллей указывает на то, что язык прав человека, используемый для продвижения таких идей, как “гендерная справедливость”, не включает в себя никакой оценки того, работает ли политика равной оплаты труда, достигает ли она заявленных целей или стоит ли она затрат на ее реализацию. Гиллей прав, подчеркивая важность анализа выгод и затрат. Такой подход мог бы спасти городской совет Бирмингема в Англии от банкротства после попытки уравнять оплату труда мужчин и женщин, выплатив женщинам компенсацию в размере почти 1 миллиарда долларов.

Однако, как оказалось, утилитарный анализ выгод и затрат страдает в этом отношении той же уязвимостью, что и естественные права. Анализ затрат и выгод все чаще используется для отстаивания требований социального обеспечения на том основании, что достижение наибольшего блага для наибольшего числа требует распределения. Анализ распределения используется для утверждения, что затраты и выгоды должны быть взвешены в соответствии с воздействием на различные группы, основанные на таких факторах, как раса или пол. В дальнейшем этот подход стал использоваться для того, что Брюс Гиллей называет “анализом политики на основе жалоб”, в котором “реальные” затраты и выгоды от политики устанавливаются в зависимости от групповой или личной идентичности. Как объясняет Гиллей:

Администрация Байдена хочет добавить “расу” и “этническую принадлежность”, а также другие категории идентичности, исходя из того, что некоторые группы похожи на богатых людей: у них слишком много привилегий, поэтому любые дополнительные льготы для них должны быть отклонены. Другие группы похожи на бедных людей: у них недостаточно привилегий, поэтому преимущества для них должны иметь больший вес. В результате BCA [анализ выгод и затрат] будет перекошен в пользу той группы, к которой в данный момент стремится администрация, совершенно не считаясь с тем, действительно ли люди, которых затрагивает та или иная политика, находятся в неблагоприятном положении с экономической точки зрения.

Федеральное правительство утверждает, что подобное перераспределение богатства по расовому или этническому признаку отражает “научные и экономические достижения” в федеральных программах. Их заявленная цель — “содействовать социальному благосостоянию путем принятия обоснованных решений федеральным правительством” и предоставить “общее руководство для проведения анализа затрат и эффективности затрат на определенные виды федеральной деятельности”.

В “Этике свободы” Ротбард предупреждает именно об этой уязвимости утилитарных подходов:

Утилитарная социальная философия считает, что “хорошая” политика — это та, которая приносит “наибольшее благо для наибольшего числа”…

Но эта доктрина вряд ли является научной и ни в коем случае не свободна от ценностных суждений. Во-первых, почему “наибольшее число”? …

Во-вторых, чем обосновано, что каждый человек считается за одного? Почему бы не ввести какую-то систему взвешивания? Это тоже представляется непроверенной и, следовательно, ненаучной частью веры утилитаризма.

Более того, Ротбард добавляет: “Индивидуальные полезности чисто субъективны и ординарны, и поэтому совершенно неправомерно складывать или взвешивать их, чтобы получить какую-либо оценку “общественной” полезности или ценности”. Вместо этого необходима “некая этическая система, некая концепция справедливости”.

Концепция справедливости, основанная на идее самопринадлежности, базируется на формальном равенстве всех человеческих существ, поэтому всегда несправедливо отбирать у кого-либо его собственность без его согласия, чтобы повысить благосостояние другого человека или “общественное благо”. Эта концепция справедливости обладает обоими преимуществами, указанными Энтони Флеу: она определяет естественные права как объективные и универсальные. К этому можно добавить еще одно преимущество, указанное Гансом-Германом Хоппе во введении к “Этике свободы”, а именно формулирование принципов естественного права, которые являются одновременно этическими и абсолютными: “Они проходят тест на универсализацию — они одинаково действуют для всех, и в то же время они могут гарантировать выживание человечества. Поэтому они и только они являются негипотетическими или абсолютно истинными этическими правилами и правами человека”.

Эти принципы абсолютны в том смысле, что они не меняются в зависимости от политических прихотей и не могут быть отменены демократическим мандатом. Именно в этом смысле Ротбард считает естественные права радикальными.

Следствием такого радикального подхода к определению естественных прав является то, что перераспределение богатства не становится оправданным только потому, что политики считают, что это будет способствовать “хорошей демократии” или “расовому равенству”.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев