На протяжении всей истории государство оправдывало себя тем, что оно защищает нас от чужаков, чьи привычки и убеждения – как мы должны были верить – опасны для нас. На протяжении тысячелетий эту фикцию было легко поддерживать, потому что люди очень мало общались с чужаками вне своих практически полностью замкнутых и, следовательно, нищих общин.

Однако, с ростом индустриализации и международной торговли в последние столетия, претензия государства на необходимость «защиты» нас от посторонних становится все менее убедительной.

Это происходит потому, что для того, чтобы получить что-то на рынке, нужно заниматься деятельностью, направленной на обслуживание других и предвосхищение их потребностей. В результате, торговля помогает лучше понять как членов нашего сообщества, так и чужаков. Это также помогает нам понять тот факт, что другие люди очень похожи на нас, даже если они говорят на незнакомых языках и имеют странные обычаи и традиции.

Рыночный порядок и цивилизация

В сущности, то, о чем мы здесь говорим, описывается Законом Сэя о рынках. Рынок, на котором мы создаем товары для торговли с другими людьми, также косвенно удовлетворяет наши собственные потребности: наш спрос на товары на рынке основан на нашем предложении товаров. Чтобы эффективно удовлетворить потребности других людей нам нужно не только общаться с ними, но и понимать их. Если мы этого не сделаем, мы можем рассчитывать только на случайный результат приложения наших усилий. Очевидно, что мы будем вознаграждены, если лично узнаем, чего хотят другие люди, каковы их желания в настоящем, а также ожидаемые будущие потребности, чтобы затем произвести для них товары и услуги.

Пока все хорошо. Большинство людей (кроме кейнсианцев) понимает эту очень простую вещь о рынке и о том, как он способствует цивилизации и мирному взаимодействию. Но не все люди святые, некоторые склонны к насилию. Без центральной власти, такой как государство, кто защитит нас от таких людей?

Ответ: система добровольных сделок объединяет интересы людей. На рынке «плохие люди» не только обманывают, крадут или грабят одного человека или семью. Фактически они атакуют сообщество взаимозависимых производителей и сеть торговцев*.*

Представьте себе город с пекарем, который печет хлеб, популярный у горожан, но не обязательно нравящийся ему самому. Вместо того, чтобы печь для себя то, что ему нравится, он производит хлеб, который нравится другим, чтобы заработать деньги, которые он использует для покупки того, что ему действительно нужно. Другие точно также специализируются на производстве того, что хотят окружающие их люди, включая пекаря, и могут использовать часть своего дохода для покупки хлеба. Когда вор грабит пекаря, он отрицательно влияет на предложение хлеба в городе - и тем самым делает пекаря менее способным предъявить спрос на товары других людей. Это затрагивает многих людей, а не только одного пекаря: это затрагивает всех людей, которые хотели, но теперь не могут купить хлеб, а также всех тех, кто хотел, но больше не может продавать свои товары пекарю.

Таким образом, сеть взаимного обмена и специализированное производство для других создает сообщество взаимозависимых производителей, интересы которых объединены: каждый из них специализируется на выпуске одного продукта, который пользуется наибольшим спросом, что улучшает жизнь всех членов этого сообщества. Но это также означает, что в их собственных интересах, чтобы никто не был несправедливо осужден или обделен, поскольку жертва «плохого человека» - это потенциальный или уже существующий производитель товаров, которые им нужны, или покупатель их товаров.

Все они получают выгоду от этого порядка, поскольку их продуктивные усилия используются там, где они наиболее эффективны. Но так как они действуют все вместе, то и пострадают они все вместе, если что-то пойдет не так. Поэтому неудивительно, что города спонтанно организовывали борьбу с преступностью. Ограбление пекаря затрагивает не только грабителя и его жертву: нападение на одного - это нападение на сообщество. Фактически, разбойник своими действиями показывает, что он не хочет быть частью сообщества, его выбор - быть изгоем.

Эффект государства всеобщего благосостояния

В течение прошлого века, с возникновением демократического государства всеобщего благосостояния, эти рыночные связи между людьми внутри сообщества были разорваны. С ростом государства все больше и больше людей находили такие позиции в экономике и обществе, где им не нужно обслуживать других. Другими словами, государство дало возможность жить за счет того, что производят другие люди не делая вклада в удовлетворение их потребностей.

Поскольку эти связи между людьми оказались разорванными, порог участия в преступных деяниях стал ниже. Но, что еще более важно, поскольку людям больше не нужно полагаться на свою способность удовлетворять желания других, они перестают понимать других людей: у них нет стимула узнавать об их потребностях и желаниях, они не получают выгоду от удовлетворения этих нужд. Другими словами, нет взаимозависимости и, следовательно, меньше оснований держаться подальше от деструктивного поведения.

Именно это мы наблюдали в течение прошлого века, когда большое государство заменило гражданское общество централизованными системами, а рынок - властью. Проблема в том, что, когда люди перестают изучать друг друга им становится гораздо проще воспринимать других людей как препятствие для собственного счастья и конфликтовать, вместо того, чтобы сотрудничать. Избавиться от других означает увеличить вашу долю (теперь уменьшающегося) пирога, а эксплуатация других людей для вашей выгоды становится средством удовлетворения ваших потребностей.

Мы все чаще видим примеры такого мышления среди предпринимателей и тех, кто хочет стать предпринимателями. Они начинают заниматься бизнесом не для того, чтобы зарабатывать на жизнь, то есть получать прибыль согласно Закону рынков, а для того, чтобы делать «то, что им нравится». Это выбор образа жизни, который, как многим кажется, они «имеют право» сделать. Хуже того, иногда они даже винят в своей предпринимательской неудаче «общество» за то, что оно недостаточно поддерживает и не оценивает то, что они предлагают, по той цене, которую они требуют.

На самом деле, все обстоит ровным счетом наоборот: иметь возможность делать то, что вам нравится в жизни, это привилегия, которой вы можете наслаждаться, только если вы, тем самым, удовлетворите других. Если вы создаете ценность для других, вы получаете ценность и для себя.

Неудивительно, что в обществе, где связи между людьми ослабевают, многие считают идею децентрализованного, спонтанного порядка возмутительно наивной. Конкуренция в таком обществе выглядит не стимулом к стремлению лучше служить другим, пытаясь различать и дифференцировать способы удовлетворения их желаний, а скорее игрой с нулевой суммой, где есть победители и проигравшие. В такой ситуации тот, кто хочет «срезать углы», лгать и обманывать, сразу же выигрывает. Другими словами, стимулы здесь направлены на уничтожение ценности и на то, чтобы определить приоритетность краткосрочных выгод, даже если они приводят к высоким долгосрочным издержкам, поскольку эти издержки можно переложить на других. Это полностью противоречит цивилизованности и если все останется, как есть, цивилизация вскоре выродится в трайбализм образца «Повелителя мух».

Неудивительно, что во времена, когда государство отчуждает людей от продуктивной взаимозависимости, которую описывает Закон Сэя, люди с трудом понимают гармонизирующую роль рынков. Неформальное, спонтанное, взаимовыгодное сотрудничество заменено этатистским мышлением, которое занято поиском гарантий, которые оно находит только в формальной власти.

Но из вышеизложенного должно стать очевидным, что государство ни в коем случае не является гарантией - особенно против преступного поведения. Наоборот. Однако следует признать, что рынок также, строго говоря, не дает никаких гарантий. Но нужно ли нам государство, когда интересы людей объединены? Все, во что нам нужно верить: люди делают то, что хорошо для них. Это вряд ли можно назвать наивным.

Перевод: Наталья Афончина.

Редактор: Владимир Золотарев.

Оригинал статьи