Liberty Education Project


Knowledge Is Freedom
Райен МакМакен
Как государство захватило контроль над браком

Недавно Сенат и Палата представителей США приняли новое законодательство об однополых браках. Это законодательство будет кодифицировать то, что уже де-факто является законом в США в соответствии с решением Верховного суда США по делу Обгерфелл против Ходжеса. Законодательство обязывает штаты признавать однополые браки, которые являются законными в других штатах США. Законодательство также гарантирует, что однополые супруги будут иметь право на федеральные льготы по таким программам, как Medicare и Social Security. Однако законодательство не обязывает правительство каждого штата устанавливать свои собственные положения для однополых союзов.

В 2021 году для большинства людей в этом нет ничего особеннного. Для большинства из нас брак — это всего лишь еще одна вещь, которая подлежит регулированию (а значит и изменению) в соответствии с прихотями законодателей и судей. Даже среди тех, кто считает, что федеральное законодательство не должно играть никакой роли в вопросах брака, очень немногие спорят с тем, что правительства штатов- или иностранные правительства, если на то пошло — могут по праву регулировать брак. Споры сводятся к тому, каким образом правительственные чиновники должны регулировать брак и с какой целью.

“Исторически сложилось так, что правительство не вмешивалось в брак”

Единственными несогласными с этим консенсусом, похоже, являются некоторые либертарианцы, такие как Рон Пол. Например, в 2012 году Пол сказал на митинге: “Я бы хотел, чтобы правительства не вмешивались в вопрос брака. Я не думаю, что это полномочия государства. Я думаю, что это религиозная функция”. Эти комментарии последовали за предыдущими высказываниями Пола, утверждавшего, что “с библейской и исторической точки зрения правительство не принимало никакого участия в браке”.

Пол прав, говоря, что исторически довольно часто брак был делом религиозных авторитетов, а не представителей правительства. Однако, учитывая рост современного государства, которое в настоящее время является высшей юридической инстанцией практически по всем вопросам, стало трудно даже представить себе особенности исторической реальности, на которую ссылается Пол.

Тем не менее, государственное регулирование брака и последовавшая за ним секуляризация брака — это историческое развитие, которое было частью более широкой тенденции к расширению и укреплению государственной власти, начавшейся в позднем Средневековье. Именно в этот период государства постепенно стали осуществлять монопольную власть над всеми общественными институтами, включая города, дворянство и даже сами монархии. Также под власть государства попали церкви, и важным компонентом этого был государственный контроль над браком. Государственный контроль над браком, который мы сегодня считаем нормальным, был просто одним из аспектов государственного строительства, которое заложило основу для нашей современной эпохи почти безграничной государственной власти.

Приватизация брака в Средние века

Поскольку браки могут иметь далеко идущие последствия даже для тех, кто не вовлечен в них напрямую, государственные чиновники, а также члены семей обрученных долгое время искали способы контроля над браком. Об этом свидетельствует негативная реакция на позицию католической церкви, высказанную папой Александром III. В конце двенадцатого века папа Александр разъяснил, что для того, чтобы брак был действительным и юридически обязательным, не требуется одобрения государственных чиновников или даже церковных должностных лиц. Для законного брака требуется только согласие мужа и жены. Посторонние не имеют права вето.

Это неизбежно уменьшало власть родителей и местных чиновников. Например, даже в случае, когда родители настаивали на том, чтобы их сын женился на заранее выбранной женщине по вкусу родителей, сын мог обойти родителей, просто женившись на ком-то другом без их разрешения. В случае, если на молодых людей оказывалось давление они могли вступить в “тайный брак”, который мог быть заключен без ведома родителей, без санкции извне и без церковной церемонии. Такие тайные союзы могли повлечь за собой временную церковную санкцию, но это не делало брак недействительным, и родители или государственные чиновники ничего не могли сделать, чтобы признать союз недействительным. (Примечательно, что модель согласия также ограничивала возможности церкви накладывать вето на предлагаемые союзы или иным образом непосредственно контролировать заключение браков).

Эта “модель брака по согласию” не сильно одобрялась родителями и государственными чиновниками. В конце концов, усилия Александра сделать требования к браку более единообразными и доступными мешали чиновникам и семейным организациям, которые уже давно осуществляли значительный контроль над браком на местном уровне. Обычаи в разных местах значительно отличались друг от друга, но теперь папа говорил всем, что пары могут вступать в брак без согласия других, если они соблюдают короткий список запретов, разработанных для того, чтобы избежать кровосмешения, многоженства и других последствий брака, которые, как считалось, запрещены божественным законом. По словам Эндрю Финча, по мнению папы Александра:

Браки по любви должны были поощряться в ущерб бракам по экономическим соображениям или феодальной необходимости, а церковь должна была стать защитницей свободы личности в этой области. Однако такое видение сильно противоречило существующим представлениям о родительской и феодальной власти1.

В результате сложилась по сути дела частная система, в рамках которой между лицами могут заключаться браки на основе презумпции законности. Внешнее разбирательство становилось необходимым только тогда, когда возникали споры о том, был ли брак действительным, или когда одну из сторон обвиняли в нарушении соглашения. Этот арбитраж осуществлялся через частные международные церковные суды, укомплектованные церковным персоналом, через которые истец или ответчик мог апеллировать к транснациональному Папе. Эта система права была неподконтрольна гражданским государственным судам, в которых работали назначенцы и союзники короля.

Частное решение вопросов, связанных с заключением браков, стало обычным явлением, поскольку в XIII веке улушился доступ к церковным судам. К концу века они существовали почти в каждой епархии. Сохранились записи множества церковных судов о судебных процессах по поводу действительности брачных контрактов и их исполнении. Финч заключает, что эти записи “показывают институт, который был в большей степени центром разрешения споров, а не репрессий по семейным мотивам”, а следствием этого стало дальнейшее уменьшение вмешательства судов гражданского права в вопросы заключения брака.2

Конечно, королевские суды по-прежнему принимали самое активное участие в том, что Саския Леттмайер называет “мирскими правовыми последствиями брака, в частности, вытекающими из него имущественными и наследственными правами”. Такие вопросы в основном касались собственности и договорных соглашений, определяющих право собственности. Тем не менее, “все вопросы, которые по существу касались существования брачных уз, такие как формирование, препятствия и расторжение, законодательно и юрисдикционно относились к исключительной компетенции католической церкви” (выделено автором)3.

Разделение церковного и государственного права

Таким образом, надзор за заключением и расторжением брака оказался в компетенции конкурирующего института, отделенного от мирских князей и чиновников, и как таковой обеспечил дополнительный контроль над растущей государственной властью, когда Средневековье подошло к концу. Однако в период раннего нового времени ситуация начала меняться, поскольку монархи все больше утверждали свою власть над церковью. Более того, этот процесс был ускорен протестантской Реформацией.

Начиная с пятнадцатого века монархи Западной Европы упорно боролись за увеличение налогов на церковь, и эти режимы обнаружили, что могут еще больше ограничить влияние церкви в своем королевстве, запретив назначать иностранцев на церковные должности. В результате такие должности, как правило, заполнялись персоналом, имеющим личное родство с местными князьями, а не с независимой церковью. В этот период составление и исполнение завещаний было передано от церковных чиновников гражданским властям. Более того, для исполнения наказаний, вынесенных церковными судами, все чаще требовалось сотрудничество гражданских чиновников. Некоторые учреждения, которые якобы считались церковными, попали под полный контроль монарха, и, как отмечает Ван Кревельд, “действительно, говорят, что ни одно учреждение настолько всеобъемлюще не контролировалось королем, как испанская инквизиция “4.

С протестантской Реформацией в шестнадцатом веке началось быстрое движение в сторону государственного контроля над браком. Протестантские реформаторы обеспечили сверхмощное идеологическое и теологическое топливо для утверждений о том, что брак должен быть выведен из-под контроля папы.

Замена церкви государством

В противоположность индивидуалистическим представлениям Александра, лежащим в основе доктрины согласия, “Лютер призывал к тому, чтобы [заключение брака] было общественным актом, требующим согласия отца, матери или лиц, заменяющих родителей”. 5Это было встречено с одобрением в Германии, где “требование согласия родителей было почти единодушно принято в [шестнадцатом] веке”.6 Посокльку философские возражения реформаторов против католической иерархии в других областях пользовались успехом, в конечном итоге “Реформация недвусмысленно наделила временного правителя, а не папу, высшей юрисдикцией и законодательной властью над браком”7.

Это, однако, создало необходимость в контролируемых государством правовых институтах, которые должны были заменить церковные суды в странах, принявших Реформацию. Леттмайер продолжает: “Полный отказ Лютера от канонического права … привел к правовому вакууму, что сделало создание новой судебной системы и нового брачного права неотложным делом”.8 В конце концов, государственные правители остановились на “создании консисторий, то есть специальных судов для рассмотрения брачных и других церковных дел, которые были частью государственной судебной системы”.9

Аналогичное движение в сторону замены церковных судов государственными произошло и в Англии, но без радикальных изменений в теологии. Английская реформация отличалась не столько доктринальными изменениями, сколько политическими усилиями, направленными на то, чтобы просто заменить папу английским королем в качестве главы церкви. Таким образом, идеология брака мало изменилась, за исключением того, что монарх сохранил свободу действовать по своему усмотрению. Конечный результат был схож с ситуацией в Германии, где бывшие церковные институты теперь в основном находились под контролем государственных институтов.

Секуляризация брака

В двадцать первом веке почти во всех юрисдикциях брак находится под контролем государственных институтов. Однако этого самого по себе недостаточно для секуляризации брака в том смысле, что он определяется и изменяется в соответствии со светскими, а не религиозными соображениями. Теоретически, конечно, возможно иметь государственный контроль над браком и одновременно регулировать брак в соответствии с чувствами определенной религии.

Похоже, что так и было в шестнадцатом и семнадцатом веках. Ни в Англии, ни в немецких протестантских государствах утверждение государственного контроля над браком не привело к секуляризации брака, то есть, к ситуации, когда брак не рассматривается как религиозный институт. И протестанты, и католики считали себя защитниками брака как религиозного и духовного института. В обоих случаях идеалы брака оставались тесно связанными с тем, что обе стороны считали священным писанием — хотя и с совершенно разными интерпретациями. Это сохранялось даже в абсолютистских католических странах, которые к XVII веку начали настаивать на том, что монарх должен иметь последнее слово даже в религиозных вопросах. Таким образом, изменения, которые все же произошли в церковном праве, носили в основном институциональный характер, меняя природу власти без изменения религиозных основ брака.

Секуляризация окончательно произошла в XVII и XVIII веках с приходом так называемого Просвещения. Правительственная элита — особенно в немецкоязычном мире — начала полностью отказываться от христианских идеалов и настаивала на том, чтобы закон основывался только на “разуме”. Леттмайер заключает: “это в основном устранило все надпозитивные руководящие принципы для брачного законодательства.”10 Это дало государственным правителям еще больше свободы в формировании брака в наиболее удобном для них виде. Секуляризация брачного законодательства, наконец, получила широкое распространение в XIX веке, и с тех пор брачная политика стала определяться тем, что считалось политически разумным, утилитарным или целесообразным.

Сегодня природа брака настолько оторвана от своих частных религиозных аспектов, что может быть полностью изменена в соответствии с чисто светскими юридическими, политическими и законодательными соображениями. Катализатором всего этого, однако, остаются революционные институциональные изменения, которые превратили брак из вопроса частных соглашений в рамках религиозного института в “общественный” вопрос, определяемый и регулируемый все более могущественным государством.

Оригинал

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев


  1. Эндрю Дж. Финч, “Родительская власть и проблема подпольных браков в позднее средневековье”, Историко-правовой обзор 8, № 2 (осень 1990 г.): 190. ↩︎

  2. Ibid., p. 199. ↩︎

  3. Ibid. ↩︎

  4. Martin Van Creveld, The Rise and Decline of the State, (Cambridge: Cambridge University Press, 1999) p. 67. ↩︎

  5. Леттмайер, “Право и Реформация”, с. 484. ↩︎

  6. Ibid. ↩︎

  7. Ibid., p. 501. ↩︎

  8. Ibid., p. 477. ↩︎

  9. Ibid., p. 478. ↩︎

  10. Ibid., p. 509. ↩︎