Интеллектуалы традиционно выступают за власть и против рынка. Великими президентами считаются те, кто руководил страной во время войны, усиливая мощь государства. Тем, кто интересуется этой темой, рекомендуется прочесть книги The Costs of War и Reassessing the Presidency_. Первая мировая война стала переломным моментом, который значительно расширил власть государства и одновременно ослабил силу общества.

Бисмарк объединил все немецкие государства, чтобы сохранить “немецкий мир”. В 1907 году было заключено соглашение между Великобританией, Францией и Россией, известное как Тройственный Союз. Этот союз в 1914 году вступил в Первую мировую войну на стороне союзников против Центральных держав — Германии и Австро-Венгрии. Создание немецкого военно-морского флота поставило Германию на путь столкновения с Великобританией.

Германия направила войска через Бельгию, чтобы быстро вывести Францию из войны. После убийства эрцгерцога в Сараево Австро-Венгрия объявила войну Сербии, австрийцы смогли вторгнуться в Сербию и уничтожить её. Германия объявила войну России и Франции. Франция убедила Великобританию, что она должна вступить в войну против Германии, хотя британцы не имели ни малейшего представления об этом и не могли повлиять на это решение. Тем не менее, войну встретили с энтузиазмом. Интеллектуалы были в восторге.

Немецкие подводные лодки (U-boats) топили британские корабли, что привело к вступлению Америки в войну. Потопление Лузитании в 1915 году, на борту которой находились американцы, было использовано для обоснования позиции Вильсона против Германии. У Вильсона была скрытая повестка дня — создание Нового мирового порядка. Пример с Юджином Дебсом демонстрирует, насколько мстительным был Вильсон и как сильно права личности были ограничены в годы Первой мировой войны — даже больше, чем во время Второй мировой.

Лекция 9 из 10 серии History: The Struggle for Liberty" Ральфа Райко

(Эта стенограмма отредактирована для ясности и удобства чтения. Сессия вопросов и ответов в конце лекции была опущена. Аннотации добавлены Райаном МакМейкеном.)

Интеллектуалы, политическая власть и война

Об интеллектуалах можно было бы сказать гораздо больше: об их оппозиции рынку, их слабости к коммунизму и марксизму, а также о двойных стандартах, которые они применяют к преступлениям коммунизма по сравнению с преступлениями национал-социализма. Национал-социализм они справедливо считают расистской идеологией, однако ограниченной в своем применении. Коммунизм же, напротив, рассматривается как универсальная философия, предлагающая надежду всему человечеству. Интеллектуалы считают коммунизм своего рода преемником идей Просвещения.

Здесь налицо типичная для интеллектуалов склонность заменять реальную действительность — например, преступления, совершаемые в реальности, — риторикой и тем, как представляют себя люди разных идеологий. Но интеллигенция не только агитирует против рынка. У интеллектуалов есть еще одна склонность, которая в некотором смысле является другим аспектом оппозиции, которую они склонны демонстрировать рынку: они выступают за власть. Интеллектуалы тянутся к власти.

Это легко продемонстрировать. Одной из лучших публикаций, которые когда-либо появлялись в The Free Market — а там было много отличных материалов и они продолжают публиковаться,— является статья Роберта Хиггса под названием «Больше никаких великих президентов».¹ Профессор Хиггс возражал против рейтингов «великих» или «почти великих» президентов, которые американские историки время от времени составляют. Думаю, вы наверняка видели эти рейтинги. «Великими» президентами, помимо Джорджа Вашингтона, считаются президенты военного времени. (Вашингтон сам по себе не был президентом военного времени, но ранее он был героем войны.) По-видимому, президенты демонстрируют свое «величие» именно во время войн,. Вообще говоря, великие президенты — это те, кто, как правило, централизует власть в Вашингтоне и усиливает мощь государства. Хиггс анализирует этот феномен: почему так получается, что историки, эта важная группа академических интеллектуалов, склонны восхвалять президентскую власть?

Склонность интеллектуалов идентифицировать себя с властью будет очевидна в теме, которую я собираюсь обсуждать сегодня, а именно в теме Первой мировой войны.

У меня есть эссе о Первой мировой войне, а также эссе о Уинстоне Черчилле, которые включены в книгу под названием The Costs of War.² Первая мировая война действительно была «переломным моментом», как гласит подзаголовок моего эссе. Если вы можете представить себе XX век без коммунистов и без нацистов, то именно такой век мы, вероятно, имели бы, если бы не Первая мировая война. Война привела к значительному расширению государственной власти во всех странах — особенно в Соединенных Штатах — и к масштабному отступлению общественной власти и гражданского общества. Ранее я упоминал книгу Роберта Хиггса Crisis and Leviathan и его анализ роли идеологии в целом.³ Это чрезвычайно ценная книга для понимания роста именно американской власти и того, что происходило в Америке во время Первой мировой войны.⁴

Первая мировая война вызвала — во всех воюющих странах — психологическую травму. Произошел разрыв в западной психологии, вещи, в которые люди верили раньше, больше не могли быть приняты и не вызывали доверия: идея прогресса, вера в базовую доброту человеческой природы. Общий оптимизм, порожденный почти столетием мира — по крайней мере, в Европе, за редкими исключениями, — оказался подорван. Этот оптимизм также способствовал огромному успеху науки и технологий и значительному росту уровня жизни людей. Однако после Первой мировой войны настроение стало гораздо более мрачным.

Объединенное германское государство

Самый важный факт о Европе в 1914 году это то, что в ней существовала мощная объединенная Германия, простирающаяся от французской границы до Литвы и от Балтийского моря до Альп. Это государство возникло в 1871 году главным образом благодаря гению прусского министра — а затем и германского канцлера — Отто фон Бисмарка.

Оглядываясь назад, мы можем сказать, что это было не лучшее решение германского вопроса. Германский вопрос заключался в следующем: как объединить германские земли, учитывая, что Германия была разделена на Венском конгрессе на 39 различных государств — от крупных, таких как Пруссия, до средних, таких как Бавария, и до небольших городов-государств, таких как Франкфурт и Гамбург. Это была конфедерация. Причины такого устройства уходят корнями в историю, в Священную Римскую империю и так далее, но многие германские интеллектуалы пришли к выводу, что немцы тоже должны иметь свое государство. Их рассуждения сводились к следующему: «Господи, англичане имеют свое государство уже много веков, французы, испанцы — и даже итальянцы к 1860-м годам получили свое государство». Следовательно, немцам тоже нужно было свое государство.

Разница, скажем, между немцами и итальянцами в том, что объединенная и централизованная Германия могла представлять собой, во-первых, соблазн для германских лидеров, а во-вторых, угрозу для других стран Европы.

Бисмарк и его роль в истории

Бисмарк был чрезвычайно умным человеком. Он сыграл ключевую роль в развитии системы социального обеспечения. Людвиг фон Мизес был абсолютно прав, утверждая, что с точки зрения либерализма Бисмарк был самой большой катастрофой XIX века в Европе, поскольку он создал Германский рейх.⁵ (Этот рейх известен как «Второй рейх», а Гитлер называл свой «Третьим рейхом». Первый рейх — это Священная Римская империя.)

Бисмарк действительно создал централизованное государство, хотя были и другие возможности. Например, можно было бы создать более сильную конфедерацию германских государств, в рамках которой они договорились бы о взаимной защите в случае нападения со стороны такой державы, как Франция или Россия. Это могло бы сохранить мир в Центральной Европе, но одновременно сделало бы практически невозможным для Германии проведение агрессивной политики.

Есть интересная книга о Гражданской войне в США, представляющая собой сборник текстов о войне, отредактированный известным американским литературным критиком Эдмундом Уилсоном, под названием Patriotic Gore. Эта книга интересна своим введением, в котором Уилсон очень проницательно сравнивает Бисмарка с Авраамом Линкольном как создателей мощных современных централизованных государств.⁶ Линкольн добился этого в Америке, разгромив Юг, а Бисмарк — объединив всех немцев в одно государство.

Однако, после объединения Германии история не заканчивается. Бисмарк оставался канцлером или премьер-министром Германской империи еще двадцать лет. Основной его задачей было сохранение общего европейского мира. Его идея заключалась в следующем: «Мы только что, впервые, стали объединенной Германией. Нам необходимо время, чтобы сплотились разные части Германии — такие как Бавария, Саксония и другие». Это действительно требует времени, поэтому, если началась бы общая война, это могло бы нарушить хрупкое, недавно достигнутое германское единство.

Чтобы предотвратить это, Бисмарк изо всех сил старался сохранить мир, заключив серию оборонительных союзов. Эти союзы обязывали обе стороны оставаться нейтральными в случае нападения на одного из партнеров и не предполагали участие Германии в агрессивных альянсах. Первым таким союзом стал союз между Германией и Австро-Венгрией.

Позвольте рассказать немного об Австро-Венгрии, поскольку именно она станет непосредственной сценой и причиной Первой мировой войны. До 1866 года это была Австрийская империя, но после поражения в войне с Пруссией в 1867 году, будучи вытесненной из Германии, а ранее — из Италии итальянцами, Австрия поняла, что ей необходимо найти способ учесть интересы крупнейшей национальности своей империи, помимо немцев.

Главной особенностью Австро-Венгрии и одной из причин, почему многие люди испытывают к ней сильную сентиментальную привязанность (включая меня), было то, что она представляла собой собрание разных национальностей.

Примером этого является случай с последним монархом Австро-Венгрии, императрицей Зитой. Когда она умерла несколько лет назад, в Вене состоялись большие государственные похороны. Черный катафалк, запряженный шестеркой черных жеребцов, доставил ее тело в собор Святого Стефана. После церемонии в соборе она была похоронена в капуцинском монастыре в центре Вены.

В соборе Святого Стефана для нее были прочитаны молитвы на десяти основных языках Старой империи. Это не все языки, но десять основных. Прежде всего, это немцы, которые были во многом доминирующей национальностью, традиционные земли Габсбургов: в основном Вена и Альпы. Затем были немцы в Судетской области и немцы, рассеянные по всей империи. Затем была вся венгерская нация на великой равнине Венгрии, по другую сторону Карпатских гор. Затем у нас есть славянские народы. У нас есть чехи, вся чешская нация в Богемии и Моравии. У нас есть словаки. В Галиции у нас есть поляки и русины. В Триесте — южные славяне, хорваты, сербы, словенцы и итальянцы. Румыны проживали в основном в области под названием Трансильвания, и это основные группы.

Рядом с сербами находилась Босния с ее славяноговорящими мусульманами. (К 1914 году существовала страна Сербия, но часть сербов жила в пределах Австро-Венгерской империи.) По всей империи насчитывались сотни тысяч цыган и несколько миллионов евреев. Габсбурги покровительствовали евреям, поскольку, в отличие от всех других групп империи, евреи не претендовали на определенную территорию как на свою собственную. Они проявляли лояльность к Габсбургам и те отвечали им взаимностью.

Первый договор, который заключил Бисмарк, был между Германией и Австро-Венгрией. Затем в 1882 году был подписан еще один договор с Италией, образовавший Тройственный союз.⁷

После объединения Италии она начала считать себя одной из великих держав. А раз так, у нее должен быть флот, армия и, самое главное, империя. Итальянцы присматривали арабские территории в Тунисе как будущую колонию, ведь он находится совсем близко от Сицилии. Однако в 1881 году французы захватили Тунис. В приступе раздражения итальянцы тогда заключили союз с Германией и Австро-Венгрией, что и стало основой Тройственного союза. Бисмарк действовал, исходя из очень разумного предположения, что альянс с Францией невозможен. Более того, Францию необходимо было изолировать, и одной из основных причин этого стала его ошибка: в договоре 1871 года, завершившем франко-прусскую войну, Германия аннексировала Эльзас и часть Лотарингии. Эти земли были французскими провинциями, и французы не собирались забывать об этом. Таким образом, появился Тройственный союз, а помимо этого, Бисмарк позаботился о заключении союза с Россией. У него всегда были хорошие отношения с Россией и он не видел причин для конфликта между Германией и Россией. Англия же в это время не принималась в расчет, так как находилась в периоде так называемой “великолепной изоляции”.

Однако Бисмарк был смещен новым кайзером Вильгельмом II, и договор между Германией и Россией, когда подошел срок его продления, был оставлен без внимания. Причиной была примерно такая идея: “как может такая абсолютистская монархия, как Россия, вступить в союз с республиканской Францией?”

Но именно это и произошло, потому что страны руководствуются не идеологией других стран, а тем, что они считают своим собственным интересом, заключая союз с одной страной против другой для защиты от возможной опасности. Таким образом, в 1890-х годах в результате серии политических и военных соглашений возникает франко-русский альянс, противостоящий теперь Тройственному союзу. (Интересный факт: из всех мальчиков, рожденных во Франции в 1892 году, половина погибнет или будет ранена в Первой мировой войне. Это один из тех неприятных сюрпризов, которые история уготовила для народов Запада.) Кроме того, французы и англичане пришли к взаимопониманию, хотя в отношениях между ними раньше были проблемы.

Так или иначе, французская дипломатия в это время была блистательной, и это стало одной из причин формирования Антанты. Это был не формальный союз, как между Францией и Россией, а “сердечное соглашение” (Entente Cordiale) между Англией и Францией. Никакого письменного договора не подписывается, и британский народ совершенно не осознаёт, что в течение последующих лет — после 1904 года — его правительство принимает на себя всё больше обязательств и обязанностей на случай войны. В ходе переговоров между французскими и британскими военными и военно-морскими лидерами, Англия начинает, по крайней мере с точки зрения французов, соглашаться на всё большее число обязательств и обязанностей на случай конфликта. Великобритания всё больше и больше вовлекается в военную и военно-морскую политику Франции. Затем, в 1907 году, Англия и Россия достигают соглашения по различным вопросам, которые их разделяли. Так возникает то, что известно в истории как Тройственная Антанта, включающая Великобританию, Францию и Россию.

Колониальные империи, гонка вооружений и панславизм

Теперь давайте рассмотрим роль колониальных империй. Российская империя не имела зарубежных колоний, но сама по себе она огромное имперское образование. Российская империя царского времени охватывала 11 часовых поясов. В 1914 году Британская империя была мощной, но еще не достигла своего пика, поскольку она станет еще больше после Первой мировой войны. Но в начале войны она включает примерно четверть суши планеты и четверть населения человечества. У Америки в 1914 году тоже были какие-то колонии. Мы могли бы назвать Аляску, и особенно Филиппины, которые были захвачены после Испано-американской войны, в результате чего Америка становится азиатской державой. Уже к тому времени, в воображении некоторых японских и американских военных, Америка оказывается на пути к неизбежной войне с Японией.

Но наиболее интересными на тот момент являются европейские державы. Испания в 1914 году все еще имела колонии, такие как Рио-де-Оро, немцы тоже. Однако у немцев были очень ограниченные территории, такие как Германская Юго-Западная Африка, включая пустыню Калахари. Была также Танганьика, часть Камерунов, меньше четверти Новой Гвинеи и несколько островов в Тихом океане. У немцев была совсем небольшая империя, что их очень раздражало.

Франция имела обширную империю в Западной Африке, а также Мадагаскар и Французский Индокитай, который включал Камбоджу, Лаос и Вьетнам. Были и другие, меньшие империи. Итальянцы к этому времени занялись своим делом: они коллекционировали пустыни, включая такие территории, как Сомали, Эритрея и Ливия. С точки зрения Италии, лучше иметь пустыни, чем ничего, хотя это требует денег и человеческих жертв. Но это помогало итальянским лидерам чувствовать себя лучше. Итак, у нас есть Германия и Австро-Венгрия, охваченная всевозможными националистическими напряжениями. Большинству европейцев кажется, что она вот-вот развалится. Она не переживет старого кайзера Франца Иосифа. Италия, с тех пор как вступила в Тройственный союз, ведет за кулисами переговоры с Францией о выгодах, которые позволят ей выйти из Тройственного союза.

Вот как выглядит ситуация из Берлина: если говорить о возможном будущем конфликте, немцы сталкиваются с единственной мировой сверхдержавой, а именно Великобританией, центром огромной империи и мировым финансовым центром. Берлин также сталкивается с Францией, ее империей и второй армией в мире. Берлин также сталкивается с огромной Российской империей с крупнейшей армией в мире.

Вопрос об империализме имеет определенное значение. Первая мировая война возникла не из-за империалистических конфликтов европейских держав в третьем мире — в Африке или где-либо еще. В этом регионе французы и англичане, русские и англичане конфликтуют друг с другом больше, чем англичане и немцы. Однако империализм в некотором смысле является корнем или одним из корней Первой мировой войны. Историк по имени Нил Фергюсон недавно написал книгу о том, как велика была Британская империя, и утверждает, что Американская империя тоже могла бы стать великой.⁸ По мнению Фергюсона, у американцев есть империя, и они могли бы превратить ее в великую империю, преемницу Британской империи, но у американцев, вероятно, не хватит духу, чтобы продолжать это годами и десятилетиями и строить империю так, как это делали британцы. Для Фергюсона это недостаток американского народа.

Однако, чего Фергюсон не принимает во внимание, так это следующего: если отбросить дебет и кредит британской империи в третьем мире, есть одна вещь, которую британская империя действительно сделала — она создала у всех других европейцев впечатление, что британское величие и богатство основываются на их империи. Таким образом, британский империализм поощрял империализм среди других европейских народов. Это в особенности стимулировало империализм среди германских лидеров и кайзера Вильгельма II, человека, который сместил Бисмарка и стал последним германским кайзером. Кайзер предпринимает усилия, чтобы «разжечь страсти», как он выражается, и завоевать «место под солнцем» для Германии. К несчастью для немцев, большая часть мира уже разделена, хотя все еще остается Китай, который европейцы буквально «разрывают на части», и другие возможные области.

Но что потребуется для создания всемирной германской империи? Что является sine qua non (необходимым условием) для заморских территорий Германии? Империя требует наличия у Германии океанского флота, и кайзер берет на себя обязательство построить флот – впервые в истории Германии. Это, как ничто другое, ставит Германию на путь столкновения с Англией. В британском Министерстве иностранных дел высокопоставленные чиновники пишут меморандумы, утверждающие, что мир не может терпеть страну, обладающую самой мощной армией в мире и одновременно чрезвычайно мощным флотом. Это угроза, с которой придется иметь дело. Затем возникает англо-германское соперничество вокруг флота, которое разрастается и становится одной из основных причин войны. Это один из аспектов гонки вооружений, происходящей между всеми лидирующими державами.

Вы родились в эпоху гонки вооружений. Я, можно сказать, вырос вместе с гонкой вооружений. Однако гонки вооружений не были нормой в XIX веке. У стран имелся определенный военный потенциал, и если начиналась война, то этот потенциал приходилось расширять. Начиная с 1900 года, все страны постоянно увеличивали свои военные и морские мощности, используя все достижения современной технологии, внедряя их в свои арсеналы. Это самолеты, телеграф, а также новые виды вооружений: более мощная артиллерия, взрывчатые вещества с большей разрушительной силой и многое другое.

Эти программы вооружений, естественно, поддерживались оружейной промышленностью во всех странах. Все знают о компании Krupp в Германии, во Франции это была Schneider-Creusot, в Англии — Vickers, в Австрии — Škoda, а в Америке Bethlehem Steel, которая, более чем кто-либо другой, участвовала в строительстве океанского американского флота. Компания Dupont также принимала в этом участие.

Таким образом, гонка вооружений готовит страны к войне. С 1900 по 1914 год происходили дипломатические кризисы например, по поводу Марокко или Боснии. В этот период случились Балканские войны, которые привели к совершенно иной конфигурации Балкан к 1914 году по сравнению с 1900 годом. Это были две войны между небольшими христианскими державами и Османской империей, которая в 1900 году все еще удерживала значительную часть Балкан. Эти войны привели к новой конфигурации государств в регионе. Османы были почти полностью вытеснены из Европы, сохранив приблизительно те территории, которые они занимают сегодня. Болгария увеличилась и получила доступ к Эгейскому морю, а Сербия почти удвоила свои размеры. И когда летом 1914 года разразился новый кризис, Сербия стала особенно серьезной проблемой.

В XIX веке Австрия владела Ломбардией и Венецией, но в ходе объединения Италии эти провинции были отняты у Австрии и присоединены к единой Италии, главным образом благодаря помощи немцев, а затем и Бисмарка. В то время Австрия руководила Германской конфедерацией, созданной в 1815 году, и в этом смысле была одной из ведущих немецких держав. Однако Бисмарк, проводя процесс объединения Германии, вытеснил Австрию из немецкой политики. В Белграде лидеры сербского общества и интеллектуальные круги задавались вопросом: «Если это удалось итальянцам, если это удалось немцам, почему это не может быть хорошо для южных славян? Мы тоже победим Австрию и создадим Великую Сербию. Почему сербы не могут этого сделать, если немцы и итальянцы смогли? Мы создадим Великую Сербию или, возможно, объединим сербов здесь и в Боснии, а также хорватов, словенцев и других южных славян, и сформируем государство южных славян — Югославию».

Однако сама Сербия не была способна на это в одиночку. Австро-Венгрия, хоть и не обладала значительной военной мощью, всё же могла справиться с Сербией. Тем не менее, следует учитывать, что к концу Второй Балканской войны в 1913 году Сербия удвоила свои размеры и считала, что при необходимости сможет выставить армию в 500 тысяч человек. Более того, у Сербии был могущественный союзник — «старший брат» всех славянских народов (за исключением поляков, которые не признавали такого братства) — Россия. Существовала идея панславизма — концепция, предполагающая единство всех славянских народов, которые, с точки зрения численности населения, составляли крупнейшую этническую группу в Европе. Эта идея предполагала объединение всех славян под руководством главной славянской державы — а по сути, единственной независимой славянской державы того времени, помимо Черногории и Сербии, — Великой России. Доктрина панславизма находила поддержку среди многих лидеров российского общества, государственных деятелей и представителей других сфер.

К несчастью для Европы, такое движение, как панславизм, или, например, создание Югославии, означало бы распад Австро-Венгерской империи. Другими словами, это привело бы к уничтожению одной из великих держав, что является крайне серьезным событием. Распад Австро-Венгрии означал бы, что вслед за южными славянами свои притязания предъявили бы чехи и словаки, и румыны, вероятно, тоже воспользовались бы ситуацией. Трансильвания частично населена венграми, но в основном румынами. Таким образом, панславизм означал бы распад империи, а в военном отношении это обнажило бы весь южный фланг Германии.

Именно эта проблема возникла у Австро-Венгрии в связи с Сербией. Были кризисы, которые удавалось преодолевать до лета 1914 года. Это крайне драматичная и очень интересная история. Часть ее я описал в своем эссе The Costs of War («Издержки войны»).⁹

Начало войны

К этому моменту напряженность в Европе чувствовалась уже долгое время. Всем было известно о существовании двух противостоящих друг другу союзных блоков. У всех крупных держав есть планы действий на случай войны. Самый известный из таких планов — это немецкий план фон Шлиффена, названный по имени начальника немецкого Генерального штаба.

Немцы беспокоились о том, как действовать в случае войны одновременно против России и Франции, то есть в условиях войны на два фронта. Основная идея плана Шлиффена заключалась в том, что силы Германии нельзя просто поделить пополам. Если разделить армию на две равные части, то часть, сражающаяся во Франции, окажется слабее французской армии, а другая часть, на восточном фронте — слабее российских войск.

По этой причине военные усилия должны быть направлены сначала против Франции, потому что Россию невозможно быстро вывести из войны — у нее слишком обширная территория для отступления. Поэтому, сначала необходимо сосредоточить силы на том, чтобы как можно быстрее разгромить Францию. Затем, пока русские медленно мобилизуются (их общество во многих отношениях все еще остается отсталым), а Франция будет уже фактически побеждена, немецкая армия будет переброшена на восток с помощью превосходной системы немецких железных дорог. Там немецкие войска встретятся с русскими на Восточном фронте, вероятно, где-то в Восточной Пруссии, и разгромят русскую армию. Чтобы быстро победить Францию — поскольку Вогезские горы не подходят для вторжения, — было принято решение вторгнуться через Бельгию. (Нейтралитет Бельгии был гарантирован европейскими державами, и именно это стало поводом, которым Великобритания воспользовалась для вступления в войну.)

Австрийский эрцгерцог был убит в боснийском Сараево “террористами” — или “борцами за свободу,” в зависимости от того, на чьей вы стороне. Это были люди, стремившиеся нанести удар по Австро-Венгрии, убив наследника престола. Было понятно, что трон вскоре освободится, поскольку Франц Иосиф был уже очень стар. Для убийства эрцгерцога тайным обществом в Сербии были завербованы Боснийские сербские студенты, и они успешно выполнили эту задачу.

Австрийцы заявили, что это последняя капля: сербы уже давно стремились к разрушению Австрийской империи, включая предыдущие убийства менее значимых чиновников. Австрийцы решили положить конец сербской угрозе. Они получили согласие и поддержку кайзера Вильгельма, после чего – в последние дни июля 1914 года – события стали развиваться очень быстро.

Мы очень многое знаем об этом. После войны все действующие лица опубликовали свои мемуары, зафиксированы тексты множества отправленных телеграмм. Содержание секретных заседаний правительств тоже теперь известно. Суть такова: Австрия объявила войну Сербии после того, как отправила ей ультиматум с требованиями, которые сербы не могли удовлетворить, не утратив по сути своего суверенитета. Ультиматум был сформулирован таким образом, чтобы Сербия его отклонила, давая австрийцам повод для вторжения и окончательной ликвидации Сербии — с разделом её территории.

Когда министр иностранных дел России Сергей Сазонов, который находился в Петербурге, увидел текст австрийского ультиматума, он повернулся к австрийскому послу и сказал: «C’est la guerre européenne» — «Это европейская война. Это та война, которой мы так долго боялись», добавив: «Вы подожгли Европу».¹⁰

Австрийская позиция заключалась в том, что конфликт с сербами — это вопрос выживания. Логика была такова: если Сербия сможет избежать наказания, то очень скоро наступит конец этой древней империи, а каждая нация имеет право сражаться за своё существование.

А за что сражались русские? Они боролись за престиж и защиту своего протеже. Россия начала мобилизацию, а в Берлине адмиралы и генералы обратились к кайзеру с заявлением: «План Шлиффена зависит от быстрого развёртывания германских войск для нападения на Францию до того, как русские успеют мобилизоваться и вторгнуться с востока. Поэтому мы должны немедленно начать движение войск». Кайзер максимально откладывал решение, отправляя письма своему кузену, царю Николаю II, и подписывая их «Вилли»¹¹, с призывами к демобилизации русских войск.

Тем не менее, мобилизация в России продолжается. Германия отправляет ультиматумы России и Франции. Ультиматум Франции гласит: «Сообщите нам, сможете ли вы гарантировать, что останетесь в стороне от войны между нами и Россией, которая надвигается, и, если вы готовы дать такую гарантию, не могли бы вы любезно передать крепости Верден и Туль нашим войскам для оккупации в качестве залога вашей доброй воли?»¹² (Эти крепости контролируют восточные подходы к Парижу.) Франция не даёт ответа. Россия не останавливает мобилизацию. 1 августа Германия объявляет войну России, а 3 августа — Франции, и начинается Великая война.

Вступление Англии в войну произошло следующим образом. Следует особо подчеркнуть, что британская общественность ничего не знала об обязательствах перед Францией. Британский парламент ничего об этом не знал. Большинство членов британского кабинета министров также не знали об этом. Однако французы обращаются к англичанам и говорят: «Смотрите, все эти годы вы ясно давали понять, что если мы вступим в войну с Германией, вы придёте нам на помощь. Вы говорили нам, что возьмёте на себя защиту Ла-Манша, чтобы мы могли сосредоточить свои силы в Средиземном море в случае войны с Италией. Вы говорили, что высадите экспедиционный корпус. Где ваше объявление войны Германии?» Британское правительство, о котором идёт речь, — это очень узкий круг элиты. По сути, в этот момент Великобритания могла быть сравнима с нацистской Германией или любой другой диктатурой. У общественности не было никакого голоса в решении о вступлении в войну. Никто не знал о реальной ситуации. Парламент не знал о реальной ситуации. Только теперь кабинету министров сообщили, что страна собирается вступить в войну.

Немцы предоставили британцам повод: они вошли в Бельгию, и это стало оправданием, которое использовало британское правительство, заявив, что Британия всегда сражалась за права малых народов. В Палате общин кто-то с задних рядов воскликнул: «А как же Ирландия?» — и этот человек был арестован и расстрелян.¹³

Позвольте мне сказать кое-что по этому поводу. Вам знакомо слово “cant”(лицемерная речь)? Его действительно невозможно перевести на какой-либо другой язык. Это англосаксонское и англоамериканское понятие. “Cant” — это манера говорить так, словно Бог не только на вашей стороне, но и шепчет вам на ухо всё, что правильно, всё, что добродетельно, и всё, за что вы выступаете. Для тех, кто использует “cant”, враг олицетворяет противоположность всему доброму и правильному. Использование “cant” — старая традиция в Англии, которую затем переняли американские правительства, и американцы продолжали следовать ей в течение всего XX века.

Англия направляет Германии ультиматум по поводу Бельгии. Теперь британцы тоже вступают в войну.

Интеллектуалы и Первая мировая война

Война была встречена ликованием народа. Очевидцы рассказывают о гигантских толпах в Берлине, Санкт-Петербурге, Вене, Париже и Лондоне. Люди были в восторге от того, что началась война. Многие критиковали весь этот “сентиментальный” мир, который царил так долго. Это был мир, при котором процветал капитализм, позволивший миллионам и сотням миллионов новых людей появиться на свет благодаря развитию рынка и экономики. Но, согласитесь, это скучно, правда?

Известный философ Бертран Рассел, когда война вот-вот должна была быть объявлена, бродил по улицам Лондона, глядя в лица прохожих. Он не мог поверить, что они так счастливы из-за предстоящей войны. Миллион англичан погибнет, но интеллигенция была в восторге от войны, что возвращает нас к нашему раннему обсуждению о природе интеллектуалов. Конечно, были те, кто с самого начала скептически относился к войне. Это сам Бертран Рассел, например, а также Альберт Эйнштейн, который в то время находился в Швейцарии. Были и другие, но даже Зигмунд Фрейд в Вене изначально был воодушевлён войной. Что касается Людвига фон Мизеса, мне неизвестно его личное мнение о войне. Он служил в австрийской армии, но впоследствии считал, что именно немцы подтолкнули австрийцев к этому конфликту.

Есть очень интересная книга Роланда Стромберга “Искупление через войну”, которая посвящена в частности европейским и американским интеллектуалам того времени.¹⁴ Она заслуживает внимания, особенно те страницы, где речь идёт о самых известных мыслителях эпохи во Франции и Бельгии. Например, Анри Пиренн, один из великих пионеров концепции европейского чуда, выдающийся экономический историк, был яростным антигерманистом. В Англии это были Р.Х. Тоуни и Арнольд Тойнби, который впоследствии сожалел, что писал пропагандистские тексты о германских зверствах для поддержки британских военных усилий.¹⁵ В Германии был Фердинанд Тённис, самый известный социолог своего времени. Во Франции — Эмиль Дюркгейм, ещё один выдающийся социолог. Все они яростно обрушивались на противников, поддерживая свои правительства. Во Франции это были два великих историка Французской революции: Альбер Матье, чьим героем был Робеспьер, и Альфонс Олар, умеренный сторонник войны, считавший Дантона героем. Оба, конечно, поддерживали войну.

У Роланда Стромберга есть интересные комментарии по поводу этого явления поддержки войны интеллектуалами. Он говорит, что война, когда она начинается, позволяет интеллектуалу почувствовать свою силу и выразить свои чувства мощно и агрессивно.¹⁶ Интеллектуал теперь может полностью отождествить себя со своим сообществом и своим правительством, которое ведет армии и флоты. Это дает ему огромное личное чувство силы, которого обычно у интеллектуалов нет. Это касалось не только интеллектуалов, но и народа в целом. Стромберг пишет: “Эти удивительные феномены в эпоху беспрецедентного расширения индивидуального сознания сводились к одному и тому же. Это попытка индивидуального сознания примириться с коллективной ментальностью, от которой оно отделялось. Основным фактором была реконструкция общности. ¹⁷

В 2003 году Крис Хеджес опубликовал книгу о войне под названием “Война как сила, дающая нам смысл” (War Is a Force That Gives Us Meaning).¹⁸ Хеджес, будучи военным корреспондентом, побывавшим во многих зонах боевых действий, утверждает, что некоторые войны не были ужасными поскольку они отражали агрессию. Он также отмечает психологический эффект войны, который мы, замечаем и сейчас. Миллионы развевающихся флагов повсюду, в любом американском городе, не могут остаться незамеченными. Благодаря войне обычный человек может идентифицировать себя с чем-то более высоким и ощутить силу других людей видя развевающиеся флаги на антеннах автомобилей.¹⁹ Люди также начинают отождествлять себя с мощью американского правительства, которое собирается “разбить врагов Соединённых Штатов вдребезги.”

Это чувство общности, поддерживаемое военной мощью, становится особенно заметным во времена Первой мировой войны.

Вудро Вильсон и становление американского военного государства

План Шлиффена провалился, и французы, которых немцы считали упадочными и бессильными, сумели нанести удар в Первой битве на Марне. Это остановило немецкое наступление, но привело к появлению Западного фронта с его окопной войной, которая длилась три с половиной года. Британцы, конечно, использовали свой непревзойдённый флот и объявили блокаду Германии. Одной из многих проблем с этой блокадой было то, что согласно международному праву блокада должна проводиться вблизи побережья и обеспечиваться надводными кораблями. Вместо этого британцы заложили мины у входа в Северное море, а также у входа в пролив Ла-Манш. Это были постоянные мины, карты расположения которых имелись у британцев. Если вы были на их стороне, вам могли сообщить, как провести корабль через минное поле. Однако эти мины останавливали тех, кого британцы хотели остановить. Кроме того, британцы объявили обширный список товаров контрабандой, запретив их доставку в Германию или даже в нейтральные голландские порты. Британцы утверждали, что товары могут легко попасть в Германию из голландских портов, поэтому они блокировали доступ в Роттердам. Среди товаров, объявленных контрабандой, были продукты питания, что стало началом британской “голодной блокады” против немцев, на которую немцы ответили своими мерами. Немецкие надводные корабли были быстро уничтожены, и немцы начали использовать подводные лодки (U-Boats), атакуя британские суда. Именно это вовлекло Америку в конфликт.

Многие историки составляют списки великих президентов. Джо Стромберг, Боб Хиггс, Дон Ливингстон и я составили свои списки худших президентов. Мы спорим об этом в дружеской манере, потому что в наших списках почти всегда одни и те же имена. Вопрос только в том, кто из них был действительно худшим. Благодаря своему лицемерию — “праведности”, от которой буквально сводит скулы, — на вершине моего списка находится Вудро Вильсон.

В то время в Америке был непревзойденный автор которого звали Г. Л. Менкен и которого стоит читать даже сейчас²⁰ Менкен говорил, что Вильсон был чрезвычайно высокого мнения о себе и считал себя естественным кандидатом на “первую вакансию в Троице”.²¹ Это не так уж далеко от истины. Вильсон был сыном пресвитерианского священника и человеком, который всегда считал себя правым. Вы можете почитать о Вильсоне и найти ссылки на литературу о нем в моем эссе.²² Очень хорошая книга, написанная не профессиональным историком, а ученым, который был также журналистом, — Политика войны Уолтера Карпа. В увлекательной манере, куда более приятной, чем у большинства академических историков, Карп сначала обсуждает Уильяма МакКинли и испано-американскую войну, а затем сосредотачивается главным образом на Вильсоне. Карп исследует, как Вильсон ввел США в эту войну, несмотря на то, что с самого начала говорил: “Эта война так ужасна”. Это типичный сочувствующий, гуманитарный “либерал” в новом смысле этого слова. Вильсон утверждал, что он “ненавидит войну”, так же как Рузвельт говорил: “Я ненавижу войну, я презираю войну”.²³

Карп показывает, как Вильсон своими реальными действиями и тем, что он говорил за кулисами своим доверенным лицам, неуклонно вел страну к войне с Германией.²⁴

Предлогом для создания паттерна неизбежности войны — хотя ещё и не для самой войны — стал инцидент в мае 1915 года с потоплением Лузитании. Это был британский пассажирский лайнер, который перевозил боеприпасы, и был потоплен немецкой подводной лодкой. В этом инциденте погибло около 128 американцев. Позиция американского правительства сразу же заключалась в том, что немцы будут нести строгую ответственность за любую гибель американцев в открытом море в результате действий немецких сил, независимо от любых других соображений. Тогдашний госсекретарь США Уильям Дженнингс Брайан подал в отставку в знак протеста, заявив, что именно британцы “смешивают младенцев с пулями». Он считал несправедливым столь однобокое отношение к Германии.²⁵ Однако Вильсон и его советники придерживались другой позиции. Немцы заявили: «Хорошо, мы постараемся этого не допускать», но в то же время потребовали от американцев добиться от британцев действий по прекращению “голодной блокады” Германии и остановки нейтральных судов, перевозящих продовольствие для немцев. Великобритания также вмешивалась в права нейтральных стран. Американское правительство время от времени направляло ноты протеста британцам, указывая, что их действия «нарушают международное право и права нейтральных стран».

Однако у Вильсона была скрытая повестка. Это была Великая война. Те, кто жил в то время, называли её Великой войной, и это название сохранилось надолго. Вильсон понимал: если Великая война будет завершена так или иначе без участия Соединённых Штатов, Америка не получит права голоса при создании нового мирового порядка. У Вильсона были конкретные представления о том, каким должен быть этот новый мировой порядок.

Эти идеи соответствовали взглядам так называемых либеральных — теперь можно сказать «так называемых» либеральных — идеологов и писателей того времени. Эти авторы, которых Мюррей Ротбард часто называл «прогрессистами», входили в круг, существовавший вокруг журнала The New Republic и аналогичных изданий. Они стремились навязать демократию всему миру и сделать мир безопасным для демократии. Поэтому, когда мы говорим о заявленной политике администрации Джорджа Буша-младшего, мы говорим о «нео-вильсонизме». Политика Буша — это возрождение идеи о том, что долг, и даже право американского правительства — переделывать мир и нести демократию всем народам. В итоге США под руководством Вильсона активно участвовали в этом процессе. Мы помогли свергнуть германскую монархию, настаивая, что не будем заключать мир с Германией, пока не распространим демократию — но, конечно, не в британских и французских колониях, таких как Египет, Палестина или Ирак. Когда в 1918 году война закончилась, мы настояли на том, чтобы Германия избавилась не только от кайзера, который к концу войны уже был непопулярен, но и от династии Гогенцоллернов. Германия стала республикой — Веймарской республикой, которая просуществовала недолго, с 1919 по 1933 годы.

В 1933 году очень злой человек — очень злой политик по имени Адольф Гитлер — конституционным путём, в соответствии с Веймарской конституцией, стал канцлером Германии. В Италии Муссолини стал премьер-министром. Однако к 1943 году, когда стало очевидно, что Муссолини разрушает Италию — союзники уже высадились на Сицилии — в Италии всё ещё оставался король. Поэтому у короля была возможность снять Муссолини с поста премьер-министра. В Германии никого выше Гитлера не было, потому что монархия была упразднена. Если бы монархия в Германии сохранилась, ситуация была бы совершенно иной. То есть у Гитлера был бы вышестоящий начальник. Трудно поверить, что любой из Гогенцоллернов смирился бы с политикой, которую проводил Гитлер. В любом случае было бы очевидно, что Гитлер проиграл войну для Германии. Его можно было бы отстранить от власти так же, как Муссолини. Но это было невозможно, потому что немецкая демократия упразднила монархию.

Идея заключалась в следующем: «монархия — это плохо», — за исключением британской монархии, — «республика — это хорошо» и «немецкая монархия — это очень плохо». Немного примитивно, не правда ли? Почему такая идея восторжествовала? Из-за профессора Принстона, президента Принстона, американского «гения».²⁶

И вот, наконец, началась война. К концу 1916 года голодная блокада действительно начала сильно вредить Германии, и немцы решили, что должны её прорвать так или иначе. Они объявили о неограниченной подводной войне вокруг Британских островов, и в апреле 1917 года Америка наконец вступила в войну.

До того, как мы вступили в войну, общественное мнение было сосредоточено на проблемах не только с Германией, но и с Англией. Англия во многих отношениях нарушала наши права нейтральной стороны. Американские корабли, перевозившие продовольствие, по международному праву должны были иметь возможность входить в немецкие порты. Однако американские корабли, перевозившие любые грузы между Нью-Йорком и Роттердамом — двумя нейтральными портами — останавливались британцами и не допускались дальше. Почта снималась с американских кораблей, так как она, каким-то образом, могла способствовать военным действиям Германии. Таким образом, по многим основаниям Британия нарушала права нейтральной стороны, и американцы время от времени выражали своё недовольство этим. Общественное мнение состояло в следующем: «Ну хорошо, Германия творит плохие вещи, мы с этим разбираемся. Британцы тоже делают незаконные вещи, и мы с этим разбираемся».

Человеком, сменившим Брайана на посту государственного секретаря, стал Роберт Лансинг, ещё один юрист с Уолл-стрит. После войны Лансинг написал мемуары, и вот что он в них говорил:

В ходе взаимодействия с британским правительством, у меня всегда была уверенность, что в конечном итоге мы станем союзниками Великобритании, и поэтому нельзя позволить, чтобы наши споры достигли той точки, когда дипломатическая переписка уступила бы место действиям.²⁷

Как только мы присоединились бы к британцам, мы, предположительно, также приняли бы некоторые из их политик и практик, потому что наша цель заключалась бы в том, чтобы уничтожить моральный дух немецкого народа экономической изоляцией. Это бы привело к нехватке самых необходимых вещей, учитывая, что цель британской блокады заключалась в том, чтобы заставить гражданское население капитулировать из-за голода. Вот что сказал Лансинг, бывший государственный секретарь — человек, который был государственным секретарем Вильсона, когда мы вступили в войну, и во время Парижской мирной конференции:

Все было погружено в многословие. Это было сделано с преднамеренной целью. Это обеспечило сохранение противоречий и оставило вопросы [между Великобританией и Соединенными Штатами] неурегулированными, что было необходимо для того, чтобы оставить эту страну свободной в своих действиях, даже незаконных, когда она вступила в войну.²⁸

Это довольно откровенное, поразительное признание. Когда вы читаете, что в годы перед Второй мировой войной американцы стал ужасными изоляционистами и ксенофобами, прячущими голову в песок, помните, как именно поступали лидеры с американским народом во время Первой мировой войны. Это эквивалентно тому, как если бы современные американские лидеры сегодня признались в том, что солгали о наличии оружия массового уничтожения в Ираке. Учитывая, что сам государственный секретарь открыто признал то, что было сделано, естественно, что американцы с подозрением относились к ещё одному крестовому походу в Европу в исполнении другого либерально-демократического президента.

Влияние войны на Америку

В своей книге «Кризис и Левиафан» Роберт Хиггс описывает многие события, произошедшие с американской экономикой во время войны. Железные дороги были национализированы, впервые был введен контроль над ценами и заработными платами. В Вашингтоне, округ Колумбия, впервые в истории США был введён контроль над арендной платой. Была создана Военно-промышленная комиссия под руководством Бернарда Баруха, которая контролировала большую часть производства Соединённых Штатов. Также была введена воинская повинность.

На мой взгляд, эти гуманитарные либералы действительно очень гуманны и сострадательны — пока вы не встанете у них на пути. Тогда их уже ничто не остановит. Нет ничего такого, чего они не готовы сделать с вами.

Джозеф Стромберг упоминал, что Первая мировая война была хуже с точки зрения гражданских свобод, чем Вторая мировая война — за исключением, конечно, интернирования американских японцев. 120 тысяч американских японцев, из которых 80 тысяч были гражданами США, были помещены в концентрационные лагеря. (Это были не лагеря смерти, но концентрационные лагеря в традиционном понимании этого термина.) Большинство из проживавших в США японцев хотели стать гражданами, но японцы, родившиеся в Японии, не могли получить гражданство. Почему их отправили в лагеря? По подозрению, что они могут спровоцировать или совершить акты шпионажа и саботажа.

Верховный суд поддержал это решение.²⁹ Все либералы в Верховном суде, такие как Феликс Франкфуртер и Хьюго Блэк, считали это совершенно нормальным. Логика была следующей: «Где в Конституции говорится, что нельзя взять 80 тысяч американских граждан по этническому признаку — граждан, не обвинённых ни в каком преступлении и даже не подозреваемых в каком-либо преступлении, — и отправить их в концентрационные лагеря? Это абсурдно. Конечно, Конституция позволяет делать что-то подобное». Или, как говорят в наши дни: «Билль о правах — это не самоубийственный пакт». Поэтому, если вы хотите бросить всех этих японских бакалейщиков, флористов, рыбаков и торговцев рыбой в лагеря в Аризоне и Арканзасе, у вас есть полное право это сделать.

Это было самое худшее, что произошло в Америке во время Второй мировой войны.³⁰

Однако, в целом подавление гражданских свобод во время Второй мировой войны было не таким жестоким, как в Первую мировую. В Первую мировую войну тысячи людей были арестованы за нарушение Законов о шпионаже и подстрекательстве (Espionage and Sedition Acts) на основе абсолютно надуманных обвинений, как это было в случае с Юджином Дебсом. Однако, я думаю, причина, по которой ситуация была относительно мягче во Вторую мировую войну, заключается вот в чём: во время Первой мировой войны те, кто втянул нас в войну, действительно боялись того, что может произойти внутри страны. Мы никогда раньше не отправляли армию призывников за океан. Армия на Филиппинах была добровольческой. Мы никогда не отправляли массовую армию в Европу. Немцы составляли очень большую часть американского населения, и многие из них были относительно недавними иммигрантами. Существовали города с преимущественно немецким населением, такие как Цинциннати, Сент-Луис и Милуоки. Это были люди, которые гордились — и вполне обоснованно гордились — своей культурой, своим наследием и связями с Германией. Не зная, что произойдёт в Америке во время этой войны, союзники Вильсона действовали настолько жестоко, насколько это было возможно.

Были официальные «патриоты», и Менкен рассказывал о Джордже Криэле, который был главой первого американского правительственного агентства по пропаганде. Криэл нанял историков, чтобы те писали пропагандистские рассказы об истории Германии, о том, как началась война и так далее. Менкен ссылался на Криэла и его «стадо из 2000 американских историков», что, на мой взгляд, является очень точным выражением.³¹ Были также добровольные «патриоты», например, дирижёры симфонических оркестров в Нью-Йорке, Филадельфии и других городах. Они объявили, что не будут исполнять произведения ни одного немецкого композитора на протяжении всей войны. Некоторые вещи выглядят просто смехотворно. Говорить по-немецки в общественных местах было запрещено в целых штатах, таких как Айова. В других штатах было запрещено использовать немецкий язык по телефону. Просто безумие. Это как «freedom fries» сегодня.³² Бедный американский народ.

Случай Юджина В. Дебса особенно интересен. Мы все знаем, что Вудро Вильсон был «гуманным и сострадательным» человеком, святым и мучеником. Мы ведь это знаем, правда? Однако был любопытный случай — помимо тысяч других людей, которые были арестованы. (Лютеранские пасторы арестовывались вообще без каких-либо разумных оснований.) Случай Юджина Дебса был особенно интересен, потому что он был очень известной фигурой. Он был главой Социалистической партии Америки. Социалистическая партия набирала сотни тысяч голосов на выборах. Она была очень значительной политической силой, особенно на западе страны. На одном из выступлений в Огайо Дебс сказал собранию социалистов, что причина, по которой мы вступили в эту войну, заключается в банкирах.³³ Что он имел в виду? Как только в Европе разразилась война, JP Morgan — дом Морганов — стал поставщиком для британцев и организовал финансирование британских военных потребностей. Как позже свидетельствовал один из вице-президентов дома Морганов после войны: «С самого начала мы считали себя агентами Британии».³⁴

Так вот, была это главная причина вступления в войну или нет — это сказал социалистический лидер Дебс: что именно банкиры втянули нас в войну. Кто-то из аудитории записал его слова и отправил их федеральным властям, которые заявили, что Дебс нарушил Законы о шпионаже и подстрекательстве (Espionage and Sedition Acts), запрещающие вмешательство в процесс вербовки для вооружённых сил. Дебс не говорил ни о каком насилии и не призывал к насилию в своей речи. Я не думаю, что он говорил хоть что-то о призыве на военную службу. В любом случае, в аудитории не было молодых людей призывного возраста, которые бы пожаловались или были бы указаны как лица, чьё патриотическое рвение было якобы подорвано этой речью.

Дебса судили и приговорили к десяти годам заключения в федеральной тюрьме в Джорджии. Когда война закончилась, узники совести были в каждой стране — инакомыслящие, которые были арестованы. В других странах их одного за другим помиловали, но не в Америке. Вильсон был болен в то время, и к нему приходили люди, говоря: «Вы знаете, Дебс тяжело болен, он может умереть в федеральной тюрьме. Почему бы вам не помиловать его, а также некоторых других?» У нас есть совершенно ясное свидетельство его генерального прокурора, Александра Пальмера, который был фанатичным попирателем гражданских свобод и провёл известные рейды Пальмера. Пальмер сказал: «Почему бы вам не помиловать Дебса?» На это Вильсон ответил: «Я никогда не помилую Дебса. Он вонзил нож в спину нашим солдатам своей речью».³⁵

Дебс не был помилован Вильсоном. Его помиловал Уоррен Хардинг. Был ли Уоррен Хардинг великим президентом? Считают ли его великим президентом историки или, как Вильсона, «почти великим»? Нет. Он считается, возможно, худшим президентом после Никсона или близким к этому. Но Хардинг не был мстительным, самодовольным и лицемерным человеком, каким был Вильсон. Хардинг помиловал Дебса и других людей, находившихся в тюрьме, сказав, что они не имели злого умысла и, в целом, это довольно хорошие парни. Поэтому, если вы когда-нибудь услышите или прочитаете, как Вудро Вильсона хвалят как великого либерала, как сострадательного и гуманного человека, случай Юджина Дебса — это то, что стоит вспомнить.

Оригинал статьи: https://mises.org/podcasts/history-struggle-liberty/9-first-world-war

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев