Утопический социализм – термин, веденный Марксом и Лениным для очернения врагов Маркса и Ленина. Идеология Анри де Сен-Симона о промышленном классе, противопоставленном классу бездельников, вдохновила утопический социализм.

Капиталисты считались важной составляющей промышленного класса. Сен-Симон не поощрял классовые конфликты. Его учеником был Огюст Конт. Конт основал социологию и доктрину позитивизма. Он считается первым философом науки.

“Основные течения марксистской мысли” Колаковского – незаменимый труд о марксизме и марксизме-ленинизме. Он описывает марксизм как “величайшую фантазию двадцатого века”. Маркс стремился к тому, чтобы человеческая раса достигла подлинного человеческого достоинства. Человек достигнет контроля над своей судьбой только путем создания плановых обществ. Невидимой руки не существует. Человек должен стать сознательным хозяином природы. Все будет спланировано. Это освободит человечество.

Книга Троцкого «Литература и революция» утверждала, что средний человеческий тип достигнет уровня Аристотеля. Ленин первым внедрил сталинскую плановую систему общества — коммунизм.

Лекция 8 из 10 из книги Ральфа Райко _История: Борьба за свободу.

(Эта стенограмма отредактирована для ясности и удобочитаемости. Вопросы и ответы в конце лекции опущены. Примечания добавлены Райаном МакМакеном)

Я хочу сказать несколько слов, чтобы закончить разговор о так называемых “утопических социалистах”. Вы помните, что это определение было придумано Марксом и Лениным, чтобы очернить своих врагов. Последними из этих ранних французских социалистов – и, безусловно, самым влиятельными – были представители школы Анри де Сен-Симона. Позвольте мне еще раз упомянуть работу Александра Грея “Социалистическая традиция”, которая очень важна для разговора об Анри де Сен-Симоне и его последователях, самыми важными из которых были Бартелеми-Проспер Энфантен и Аманд Базар ¹

Сен-Симон – известная аристократическая фамилия во Франции. Анри был представителем дворянства. Сен-Симон был очень своеобразным человеком. Во время инфляции ассигнаций он процветал, спекулируя валютой и зарабатывая таким образом деньги. Но затем он потерял свое огромное состояние и начал писать довольно жалкие письма коронованным особам Европы, сообщая им, что умирает от голода, и прося прислать ему денег, которые так и не поступили. Затем он каким-то образом возродил свое состояние. Он жил в Париже, в районе Политехнической школы: это был один из выдающихся научных центров Европы, который был создан примерно в то же время. Сен-Симон любил общаться с учеными и математиками, обедать с ними и так далее. Это важно для понимания его философии. Важным фактом также является то, что Сен-Симон, а также его последователи, очень заинтересовались работами теократических консерваторов, как их иногда называли, особенно Жозефа де Местра и Луи де Бональда.

Де Местр и де Бональд, конечно же, отвергали Французскую революцию. Они отвергали французское Просвещение. Они были гораздо более консервативны и куда более реакционны, чем Эдмунд Берк. Берк был сторонником свободного рынка и свободного британского общества. Эти же теократические консерваторы, особенно влиятельный де Местр, хотели вернуться не к старому режиму, существовавшему до 1789 года, а к Средним векам. Де Местр, с моей точки зрения, был умным человеком, но его идеи были в корне ошибочны. Этих теоретиков называют теократами, потому что они сетовали на отсутствие власти и иерархии в современном обществе. Они выступали за создание центров власти с Папой Римским во главе. Они были “ультрамонтанами” в католической традиции, то есть стремились к верховенству Папы.

Они были частью движения, которое идеализировало Средневековье . Их Средневековье не было тем Средневековьем, о котором мы говорили здесь, – предприимчивым Средневековьем городов или Средневековьем начала европейской и мировой торговли. Средневековье, о котором мы здесь говорили, – это Средневековье, породившее свободные институты. Напротив, можно сказать, что де Местр и де Бональ следовали противоположному представлению, протестантскому и просветительскому стереотипу Средних веков как общества полной стабильности и приверженности статус-кво. Именно такое общество они считали наиболее желательным, особенно после всех бедствий и потрясений революционного периода.

В поисках истоков революционной философии, которая, по их мнению, привела к крайностями Революции и эпохи террора, они обратились к фигурам, которых считали первыми настоящими революционерами. Первым революционером по их мнению, конечно же, был Люцифер, восставший против самого Бога. Консервативные теократы также обратили свой взгляд на Рене Декарта, который был родоначальником современной философии с ее идеей систематического сомнения, но прежде всего они выступали против реформаторов Протестантской Реформации. Именно они, по мнению теократов, начали подрывать традиционное европейское общество.

Взгляды сен-симонистов

Сен-симонисты, начиная с самого Сен-Симона, находили эту консервативную точку зрения очень увлекательной. Сен-Симон согласился с тем, что да, в современной истории что-то не так. Во французском Просвещении, а также у французских революционеров есть серьезные недостатки. Однако искать общество стабильности, иерархии и авторитета нужно не в прошлом, а в будущем. Откуда должен был бы взяться этот новый авторитет? Кто должен был составить эту новую иерархию? Сен-Симон понял – или думал, что понял, – что новый авторитет должен быть найден в современной науке, а новая иерархия должна состоять из сторонников научного мировоззрения.

У Сен-Симона был ученик, человек, который был его личным секретарем, а затем ушел в самостоятельное плавание, этого человека звали Огюст Конт. Именно сен-симонизм в лице Конта заложил основы позитивизма, точки зрения, которая гласит, что единственное настоящее достоверное знание о мире можно получить с помощью методов естественных наук. Хайек рассматривает этот вопрос в важной книге “Контрреволюция науки”.² Первая половина книги посвящена методологии и философии – возможно, это несколько сложное чтение. Наиболее увлекательной, на мой взгляд, является вторая часть, посвященная фактической истории этой философии позитивизма. Он рассказывает о сен-симонистах, об Огюсте Конте и о последствиях их идей.

Огюст Конт ввел в обиход термин “социология” и идею о том, что так называемые социальные науки должны подражать методам естественных наук. Это означает, например, что в экономике нам не нужна наука, которая строится априорным путем, как настаивали великие классические мыслители XIX века и особенно австрийская школа. У нас должна быть наука, которая собирает факты, статистику и т. д. и таким образом строит теории по аналогии с естественными науками. Поскольку единственное достоверное знание приходит через методы естественных наук, то конечно, вы не можете получить никаких знаний из религии, из традиции, из истории. Это можно сделать только современным научным способом.

Как и в естественных науках, знание — это сила. Фрэнсис Бэкон громко провозгласил эту истину. Как только естественные науки накапливают достаточно знаний, мир попадает под наш контроль, и мы можем делать с ним всё, что захотим — в медицине, гражданском строительстве, в эксплуатации природных ресурсов. Мы используем методы естественных наук, их выводы, чтобы управлять природой. Точно так же, если у нас есть социальная наука, основанная на методах естественных наук, то эти знания становятся силой, а эта сила — властью над человеком и обществом. Идея заключалась в том, что в будущем возникнет класс людей, которых – не утруждая себя эвфемизмами – мы можем назвать “жрецами позитивизма”.³ Они будут пропитаны философией позитивизма, позитивной социальной науки, и они будут знать, как применить ее в социально-инженерном ключе, чтобы переделать общество, переделать природу человека. Все человеческие проблемы в конечном итоге можно было бы решить так же, как технические инженерные проблемы решаются естественными науками. Преступность? Ну, мы бы исследовали причины преступности, ее корни. Затем мы начнем бороться с этими причинами и корнями преступности, и в конце концов преступности не станет. Все, что для этого нужно, – иметь о предмете достаточно знаний.

Период, о котором мы говорим, первые десятилетия XIX века, был временем, когда многие исследователи предлагали свою философию истории. Я рассказывал вам о школе индустриалистов и их философии истории — о хищнических и угнетаемых классах. Так вот, у сенсимонианцев тоже была своя философия истории, которая гармонировала с их теорией: история чередуется двумя фазами. Существует органическая фаза, за которой следует критическая фаза.

Органическая фаза характеризуется стабильностью, ощущением наличия авторитетов в обществе, социальной гармонией и подчинением индивида сообществу. Таким образом, органическая фаза обеспечивает комфортный, психологически привлекательный «кокон» для индивида. Индивид не должен беспокоиться — общество говорит ему, как жить, что правильно, что неправильно. Никаких вопросов, которые могли бы вызвать тревогу, не возникает.

Сен-Симоновская теория истории

Сенсимонисты считали что в каждой из предыдущих органических фаз существовала преобладающая философия, и, к сожалению, она была неадекватной. Например, в архаической Греции примерно до пятого века до нашей эры существовала вера в богов и в гомеровских героев, ритуалы, связанные с богами. Существовала общая вера в право вождей править, и это обеспечило структуру органической фазы греческого общества. Однако за этим последовал период философов. В этот новый период такие люди, как Сократ – своего рода типичный философ, – начали подвергать все сомнению.

Главный вопрос республиканцев: что такое справедливость? Ну, в органическом обществе все интуитивно, инстинктивно знают, что такое справедливость, что хорошо и что плохо. Но теперь философы захотели обосновать эту точку зрения. Вы говорите, что это справедливость. Почему? С точки зрения Сен-Симона, это положило начало разрушению органической фазы и появлению критической фазы. Это было необходимо, потому что старые идеи – идеи, основанные на существовании греческих богов и богинь – были не совсем адекватны. Поэтому было необходимо, чтобы старая система освободила место для критической фазы. Однако человеческие существа не могут жить в критических фазах. Они не созданы для этого. Это создает слишком много беспокойства, вопросов и проблем.

Современным примером разницы между органической и критической стадией может быть проблема воспитания детей. Кто знает, как правильно воспитывать детей в нашем обществе? Когда-то люди очень хорошо представляли себе, как воспитывать детей. В моем районе приходил “Анджело” и “ломал тебе ноги”, если ты поступал нехорошо. Нам говорили: “Подожди, сейчас твой отец вернется домой”, и я думаю, что это неплохо работало.

Но в наше время существует множество противоречащих друг другу способов воспитания детей. Если современные молодые пары имеют в жизни какой-то моральный якорь – это хорошо. Но если они – типичный продукт так называемого “либерального” образования в Америке, возникают реальные проблемы.

Иными словами, это критическая фаза эволюции нашего общества, в которой люди не уверены в своих силах. Итак, за критической фазой античного общества последовала органическая фаза – по мнению сен-симонистов, – а именно средневековый католицизм. Появилось уверенность, чувство правильности вещей. Вы можете увидеть это, например, в любом из великих средневековых произведений, скажем, в _"Божественной комедии_" Данте.[^4] В обществе – то есть в социальной структуре феодализма – существует одна религия, и в рамках этой религии Папа находится на самом верху. Существует великая цепь бытия, на вершине которой находится Бог, затем ангелы, затем Папа, затем короли, затем дворяне, а затем обычные люди. Среди обычных людей отец в семье управлял матерью, затем родители управляют детьми, а люди управляют животными. Такова была великая цепь бытия, идущая от самого верха до самого низа.

Согласно сенсимонианцам, которые, как и все в то время, имели очень упрощенное представление о том, какой была эпоха Средневековья, средневековая иерархия обеспечивала необходимую органическую фазу. Однако, как и в случае с греческими богами, средневековый католицизм не смог устоять перед критикой и критическим мышлением. Поэтому появилась протестантская Реформация. Если это кажется вам слишком быстрым переходом, то это потому, что сенсимонианцы не были хорошими историками.

Появилась протестантская Реформация, а затем, случилась более важная вещь — произошел подъем современной науки. Средневековый синтез был разрушен, и за этим последовал критический период. Этот критический период длился несколько столетий. Французское Просвещение является хорошим примером такой фазы, которая, с точки зрения сенсимонианцев, разрушила все, и не создала ничего особенно положительного.

Французская революция продемонстрировала, что в политике наступило время для создания новой органической стадии общества — и это будет последняя стадия общества. Общей чертой философий истории такого типа было то, что они не только описывали, как развивалась история до текущего момента, но и утверждали, что либо сейчас, либо очень скоро будет достигнута конечная стадия. Это объяснялось тем, что теперь у нас есть авторитетная и всеобъемлющая философия — позитивизм — которая может обеспечить необходимое постоянство. Этот новый позитивизм предполагает применение современных научных методов ко всем социальным и человеческим вопросам.

Согласно сенсимонистским идеям, мы сможем решить все проблемы, созданные критическими фазами, устранить связанные с ними тревоги и конфликты и войти в органическую фазу, которая станет постоянной. Обществом будут управлять позитивистские мыслители и позитивистские жрецы, использующие методы позитивной науки. Это должно повлиять на все аспекты общества.

Последней работой Сен-Симона стало “Новое христианство”, потому что оказалось, что позитивизм – это еще один аспект “истинного христианства”.⁴ Истинное христианство не имеет ничего общего ни с конкретными доктринами, ни с конкретной литургией, ни с конкретными службами в той или иной религии. С точки зрения сен-симонистов, истинное христианство – это просто послание Иисуса: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Позитивисты – правители общества – будут использовать методы естественных наук для достижения цели истинного христианства: тотального человеческого братства между людьми одной нации и, в конечном счете, всего мира.

Возможно, сам Сен-Симон и не был, строго говоря, социалистом, но его последователи определенно были таковыми. Они были самыми последовательными и на какое-то время самыми известными социалистами в Европе. Сен-Симон умер в 1825 году. Всего через несколько лет после его смерти его последователи, сен-симонисты, начали проводить в Париже серию знаменитых лекций. На лекции приходили сотни и сотни людей, в том числе сотни и сотни представителей элиты, и даже иностранцы. Например, Генрих Гейне, немецкий поэт, посетил эти лекции, которые затем были опубликованы под названием “Изложение доктрины Сен-Симона”, которая в значительной степени была доктриной последователей Сен-Симона, а не самого Сен-Симона.⁵

Здесь они сформулировали большинство аргументов против современного капитализма: современный капитализм — это новая форма феодализма. Теперь это власть владельца фабрики над его наемными рабами. Современный капитализм неизбежно приводит к депрессиям и экономическим циклам, и это свойственно капитализму, как таковому. Конкуренция по своей природе чрезвычайно расточительна. Какой смысл в том, чтобы две разные компании строили железные дороги из Парижа в Лион, если можно собрать ученых, инженеров и экспертов, чтобы определить лучший маршрут между Парижем и Лионом? Эксперты могут построить такую дорогу и исчезнет ситуация, когда поезда двух конкурирующих компаний ходят наполовину пустыми. Тогда можно было бы создать процветающую железнодорожную компанию, выстроенную специалистами. Сенсимонисты предложили идею, согласно которой эксперты в различных областях могли бы объединиться и составить планы для всей экономической жизни общества. Таким образом, сенсимонисты фактически стали авторами идеи централизованного экономического планирования.

В конце 1820-х и в 1830-х годах сен-симонизм на некоторое время стал очень успешным в Европе; это была своего рода “волна будущего”; это было то, о чем размышляли, что перенимали все, кто интересовался модными идеями. Карл Маркс, молодой парень, живший в Рейнской области, водил знакомство с одним пожилым человеком по имени фон Вестфален, мелким дворянином. Уже в подростковом возрасте Маркс интересовался новыми идеями, и одной из главных тем, которые он обсуждал с этим господином, были идеи сен-симонистов. Впоследствии, когда Маркс женился на его дочери, Вестфален стал тестем Маркса. Я хочу сказать, что Карл Маркс интересовался модными идеями и познакомился с сен-симонизмом. Таким образом, в 1830-х и начале 1840-х годов была заложена основа для появления марксизма.

Маркс и марксизм

Как говорит Мюррей Ротбард в начале своего многостраничного раздела о Марксе в конце второго тома “Истории экономической мысли”, Маркс был коммунистом.⁶ Ротбард имеет в виду, в частности, то, что Маркс был коммунистом до того, как стал кем-то другим. То есть он был коммунистом до того, как стал экономистом. Фактически, он изучал экономику для того, чтобы рационализировать свой коммунизм. Это хорошо известно людям, которые изучали жизнь Маркса.

К 1844 году он уже написал, но не опубликовал “Экономические и философские рукописи”, которые иногда называют “Парижскими рукописями”. Они были обнаружены лишь много позже, примерно в 1930-м году, а затем опубликованы и на некоторое время создали целую индустрию под названием “марксистский гуманизм”.⁷ То есть тот же Маркс, но не детерминистичный и чуть более гуманистичный. Теперь эти тексты легко найти в печати, и если вы прочитаете “Экономические и философские рукописи 1844 года”, то там вообще нет никакой экономики. Все, что там есть, – это игра с гегелевскими категориями. Есть то, что иногда называют философской антропологией, занимающейся природой человека и жонглирующей ее аспектами в философском ключе, не имеющими никакой связи с эмпирической реальностью, и уж точно никакой связи с экономикой. Лишь в середине 1840-х годов, Маркс впервые заинтересовался экономикой под влиянием другого молодого немца, с которым он познакомился, Фридриха Энгельса.

Позвольте мне сказать кое-что о литературе на эту тему. Я уже упоминал Александра Грея, у которого также есть несколько очень хороших глав о Марксе, марксизме и разных марксистах. А в прошлый раз я упоминал книгу Мартина Малиа о Советском Союзе.⁸ Книга, о которой я хочу сейчас рассказать, касается как Советской России, так и марксизма. Лешек Колаковский в свое время был польским коммунистом. Однако он перерос это, стал критиком коммунизма и в 1970-х годах написал великолепный трехтомный труд под названием “Основные течения марксизма”.⁹ Он был выдающимся ученым и знал все необходимые языки. Первый том посвящен истокам марксизма, Марксу и Энгельсу. Второй том посвящен мыслителям Второго Интернационала, таким как Ленин, например. Третий том посвящен марксистам двадцатого века. На мой взгляд, это одна из величайших работ по интеллектуальной истории двадцатого века.

Недавно мы стали свидетелями глупости и предвзятости многих американцев в отношении иностранцев, когда они начали насмехаться над французами, Францией и французской культурой.¹⁰ Есть американцы, которые насмехаются над поляками, над великим польским народом. Лешек Колаковский — хорошее противоядие от такого рода предрассудков. Он даже сегодня остается человеком огромных знаний, и его трехтомник, на мой взгляд, незаменим для всех, кто интересуется марксизмом.. Думаю, для многих тех, кто рассказывает польские анекдоты и так далее, станет сюрпризом, что среди величайших логиков XX века были поляки. Именно благодаря этому поляки смогли взломать немецкие шифры, передать свои наработки англичанам и сыграли важную роль в том, что британцы смогли перехватывать немецкие секретные сообщения.¹¹

Еще одно ключевое понятие в мышлении Маркса – “отчуждение”. По поводу этой идеи Пол Крейг Робертс пишет очень интересные вещи в своей книге “Отчуждение и советская экономика”.¹² В раннем, “гуманистическом” Марксе – в “Экономическо-философских рукописях”, например, – он постоянно говорит об “отчуждении”. Однако спустя некоторое время Маркс утрачивает интерес к этой теме и начинает говорить в знакомых терминах об историческом детерминизме, базисе и надстройке, а также о том, как одна фаза общества неизбежно следует за другой. Поэтому можно было бы заключить, что ранний гуманистический Маркс, который делает акцент на отчуждении, не столь важен.

Робертс показывает, что эта концепция, хотя она и не использовалась Марксом в явном виде в последующие годы, лежала в основе всего, что он делал впоследствии, а также в основе советского эксперимента. Так что книга Робертса, на мой взгляд, является очень важной работой в области марксистской науки. Она довольно краткая, но с очень важными выводами.¹³

Чего добивался Маркс? Было бы ужасной ошибкой – и Ленин это понимал, именно поэтому он ненавидел социалистов-ревизионистов – сводить марксизм к идее, что при социализме трудящимся будет гораздо лучше, что социализм более эффективен, что он принесет всеобщее процветание и что он покончит с классовым господством. Да, Маркс верил в эти вещи, но больше всего он верил в то, что впервые человечество сможет обрести подлинное человеческое достоинство, чего не было до сих пор. Почему? Потому что до сих пор человеческая история была случайной. Люди совершали поступки, но часто их действия приводили к последствиям_, противоположным_ тем, которых люди хотели. Например, никто не хочет кризисов, но капиталистическая система такова, что люди действуют – в ограниченном смысле – рационально, и кризисы случаются. Почему это так? Потому, что человек не контролирует свою судьбу и не будет контролировать ее до тех пор, пока не наступит время, когда общество будет полностью планируемым.

Этот аспект планирования – не просто способ повышения эффективности. Это способ утвердить человеческое достоинство и человеческий контроль над человеческими делами. В трудах Маркса и Энгельса не так уж много сказано о том, каким будет будущее общество, но этот момент, безусловно, ясен. Вот что писал Маркс о стадии коммунистического общества, непосредственно предшествующей исчезновению редкости: “Свобода в этой области может состоять только в том, чтобы социализированные люди, объединённые производители, рационально регулировали своё взаимодействие с природой, подчиняя его своему общему контролю, вместо того чтобы быть подвластными ей.”¹⁴

Вы понимаете, о чем он говорит? Он говорит не о грозах или землетрясениях. Он говорит о том, что ход истории подобен слепым силам природы, которым люди вынуждены подчиняться и терпеть – это события и страдания, которых они никогда не планировали.

Энгельс выразил эту мысль более четко. Это длинная цитата, но я надеюсь, что вы сможете проследить за ее смыслом и понять, к чему он клонит:

«С захватом обществом средств производства отменяется товарное производство, а вместе с ним и господство товара над производителями. Анархия в общественном производстве сменяется сознательной организацией по плану. Вся сфера жизненных условий, окружающих человека и до сих пор управлявших им, теперь подчиняется власти и контролю людей, которые впервые становятся настоящими, сознательными хозяевами природы, потому что они становятся хозяевами своей собственной социальной организации. Законы их собственной социальной деятельности, которые до этого момента противостояли им как чуждые законы природы, управляющие ими, затем применяются людьми с полным пониманием, и так люди овладевают ими. …Только с этого момента люди начнут делать свою историю сами, с полным осознанием; только с этого момента социальные причины, которые они запускают в действие, будут в основном и в возрастающей пропорции приводить к результатам, которые они намеревались достичь. Это скачок человечества из царства необходимости в царство свободы.»¹⁵

“Товарное производство” – это другое название рыночной экономики, а “господство товара над производителем” – это идея так называемой “невидимой руки”. Для Энгельса, однако, не существует никакой “невидимой руки”, это полная “анархия производства”, термин, введенный сен-симонистами и повторенный Энгельсом.

Энгельс также говорит: «…делать свою историю сами с полным осознанием». То есть всё, что будет происходить в истории, будет заранее спланировано. Энгельс продолжает: «Это скачок человечества из царства необходимости в царство свободы». В другом месте Энгельс называет это концом предыстории человечества. До этого момента история человечества была почти как история обезьян, только с человеческими существами, не контролировавшими свою судьбу. Только с полным сознательным планированием экономики и общества люди смогут управлять своей судьбой и своей историей.

Это и было конечной целью коммунистического общества, которую понимал Ленин, и которую понимали другие большевики, особенно Троцкий.

Бакунин и социалисты

Маркс умер в 1883 году, а Энгельс — в 1895 году. Они прожили долгую жизнь, написали множество работ. Они участвовали в революционной деятельности, когда это было возможно, особенно в 1848 году, но Европа в целом оставалась относительно спокойной. Когда в 1871 году началась Парижская коммуна, они подумали, что, возможно, это начало революции. Однако это была не марксистская революция, а скорее якобинское, а местами даже прудонистское восстание в Париже, которое в итоге не привело к значительным результатам. Таким образом, реальная революционная деятельность, в которой могли участвовать Маркс и Энгельс, была ограниченной. Они участвовали в создании Первого Интернационала, Международного товарищества рабочих, но он распался из-за конфликта между сторонниками Маркса и Михаилом Бакуниным и анархистами.

Бакунин был милым старым психом-анархистом, который разъезжал по миру в середине 19-го века. Он умер в 1870-х годах. Бакунин пытался разжечь революцию везде, где бы он ни находился. Бакунин отправлялся в ту или иную страну, изучал язык до уровня, достаточного для того, чтобы обращаться к толпе с речами, и пытался поднимать восстания. Ему так и не удалось добиться большого успеха. Он был в Дрездене во время Саксонской революции 1849 года, где слушал Девятую симфонию Бетховена в исполнении оркестра, которым дирижировал Вагнер, и тогда Бакунин сказал: “Как жаль, что и это должно быть уничтожено”.¹⁶ Он говорил много подобных безумных вещей. С другой стороны, он никогда никого не убивал.

Он был заключен в тюрьму царем и сбежал из Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, после чего попытался снова вернуться в Европу, чтобы начать революцию. Он выбрал длинный путь через Сибирь, так как это было менее опасно, чем столкновение с полицией. Бакунин приехал в Америку, огляделся и сказал что-то вроде: “Зачем я трачу время на эту анархию? У них здесь уже анархия. Где здесь правительство?”¹⁷

Он путешествовал по Европе, постоянно писал памфлеты. Он перевел “Коммунистический манифест” на русский язык. Некоторое время он был поклонником Маркса и затем — Энгельса, но затем постепенно разочаровался в них. Бакунин был первым критиком марксизма, который поднял вопрос о “новом классе”. Этот вопрос стал одним из основных в критике марксизма. Самым известным, хотя и не самым глубоким критиком в этом направлении был югослав Милован Джилас, написавший в период после Второй мировой войны книгу под названием “Новый класс”.¹⁸ Именно поэтому анархисты настаивали на том, что государство должно быть полностью и немедленно упразднено. Они говорили, что альтернатива заключается в том, что небольшая группа коммунистов получит контроль над государством, и какие есть основания полагать, что они когда-нибудь откажутся от своей власти? Как говорил сам Маркс, коммунисты – это авангард пролетариата, потому что они знают об историческом процессе больше, чем пролетариат. Маркс предполагал, что эта группа должна получить контроль над государством.

Бакунин заметил, что в Манифесте коммунистической партии сельское хозяйство предполагается организовать с помощью огромных армий сельскохозяйственных рабочих. Бакунин сказал, что армия подразумевает наличие солдат и офицеров, и что же мы видим? Мы видим огромные армии, работающие на полях и плантациях. А что мы получаем в итоге? Мы возвращаемся к римским латифундиям. Мы имеем новую систему рабства под управлением нового правящего класса.

Маркс не хотел этого слышать. Переписка между Марксом и Энгельсом – я не читал ее, за исключением некоторых теоретически важных писем – полна этнических и расовых оскорблений, в основном, социалистических и анархистских оппонентов.¹⁹ Однако и сам Бакунин утверждал, что позиция Маркса очень типична для евреев и немцев, тогда как сам Бакунин был русским и не евреем.²⁰ Это несколько забавно, но анализ Бакунина является частью интересного эпизода в истории радикализма XIX века. Бакунин действительно основал несколько центров анархизма, в основном в Испании. Анархисты появились во время гражданской войны в Испании, а также в Италии, но победил марксистский социализм. Именно марксистский социализм, марксистская идея в конце концов взяла верх над великой социал-демократической партией Германии, СДПГ, которая, как вы знаете, существует и по сей день и является правящей партией в Германии.²¹

Постмарксистский социализм

К концу XIX века основными теоретиками марксизма в основном становятся немецкие социалисты. После смерти Энгельса один из лидеров немецких социалистов, Эдуард Бернштейн, начинает публиковать работы, которые сначала выражают сомнения, а затем становятся критическими по отношению к марксизму, хотя Бернштейн был очень близок к Энгельсу. Бернштейн говорит следующее: мы живем в конце девятнадцатого века. У Маркса был определенный сценарий краха капитализма. Рабочий класс будет становиться все беднее и беднее. Капитализм не в состоянии содержать своих рабов в рабстве. Предприятий будет становиться все меньше и меньше, и в конечном итоге останется лишь несколько очень крупных предприятий. Средний класс исчезнет. Бизнес-цикл будет становиться все более и более разрушительным, и тогда, наконец, коммунисты организуют рабочий класс, общество восстанет и произойдет социалистическая революция.

По словам Бернштейна, ничего подобного не происходит.²² Рабочие не становятся все беднее и беднее – отнюдь нет. Конечно, есть много бедняков в плену глубокой нищеты, но у нас самый обеспеченный рабочий класс, который когда-либо существовал в Европе. Есть очень крупный бизнес, но появляется все больше и больше мелких предприятий, которые служат кормушкой для крупного бизнеса. В любом случае, есть акционерные общества, что означает, что хотя и существует крупный бизнес, но у этого большого бизнеса могут быть тысячи и тысячи владельцев. Бизнес-цикл существует, но не похоже, что он становится хуже, чем был в прошлом. Так что же нам делать?

Судный день для капитализма, похоже, не наступает, и Бернштейн говорит, что мы должны пересмотреть марксизм, поэтому его труды являются истоками ревизионистского марксизма. Он говорит, что не будет никакого “Der Tag” – никакого “дня”, когда капитализм падет и будет заменен социализмом.²³ По мнению Бернштейна, мы должны работать над постепенными реформами через профсоюзы и через государственное регулирование.

Если задуматься, ревизионизм Бернштейна, осуждаемый крупными социалистическими теоретиками, фактически является тем, что сегодня называют “социализмом” — в отличие от того, что стало “коммунизмом”. Бернштейн и другие лидеры немецкой социал-демократической партии, а также Роза Люксембург, Бенито Муссолини и другие, все были членами Второго Интернационала, который был марксистским объединением. Один из российских членов, Ленин, был возмущён этим ревизионизмом. Он задавался вопросом: как мы сможем создать марксистское, полностью спланированное общество, которое впервые гарантирует человеческое достоинство и свободу? Как это возможно через небольшие уступки, которые капиталисты делают профсоюзам и через государственное регулирование? Для достижения радикально отличного спланированного общества, о котором писал Маркс, необходима всеобъемлющая революция. Это и есть социалистическая цель. Поэтому Ленин выступал против ревизионизма, настаивая на более чистом толковании марксизма.

Ревизионизм означает разные вещи. Это не имеет отношения к ревизионизму в историческом смысле, как к переписыванию истории. Здесь речь идёт о ревизионизме в контексте истории социалистической мысли. Ревизионизм стал одним из самых серьёзных, если не самым серьёзным, ругательством, которое социалисты и коммунисты могли бросить друг в друга. Например, во время советско-китайского раскола 1960-х годов, когда советское руководство и Мао находились в конфликте, Мао обвинял Никиту Хрущёва и других советских лидеров-социалистов в ревизионизме.

Коммунистическая мечта об абсолютно плановом обществе

В конце девятнадцатого века многие люди в западных странах считали, что социалистическая революция неизбежна. И действительно, в Германии социалистическая партия с каждым годом становилась все более влиятельной, набирала голоса и депутатов в Рейхстаге.

Повсюду формировались социалистические партии. В Италии настоящим радикальным факелом и врагом ревизионистов был молодой социалист Бенито Муссолини. В России существовало относительно небольшое социалистическое движение. После революции 1905 года оно стало легальным, но его марксистские лидеры настаивали на свержении царя, убийстве царя и так далее, а это было _не_легально. Поэтому некоторым из них пришлось покинуть страну, как это сделал Ленин.

В начале 1914 года Ленин выступил с речью в Цюрихе, где он находился в эмиграции, и сказал примерно следующее: “Вы, молодые социалисты, которые меня сейчас слушают, вы будете теми, кому придется нести факел социалистической революции. Я уже в годах, а до сих пор ничего не произошло”. Марксистская партия в России, по сути, раскололась на две секции – ленинскую, большевиков, и вторую, меньшевиков, – и насчитывала всего несколько тысяч человек. Ленин не сказал этого прямо, но как, во имя небес, они могли бы свергнуть императорскую царскую армию — регулярную армию численностью два миллиона человек с резервами, насчитывающими ещё многие миллионы? Как эти несколько тысяч большевиков могли бы это сделать?

Что ж, история пришла на помощь Ленину. Точнее, на помощь Ленину пришла война, ужасная европейская война, о которой я расскажу завтра утром. Большевики не смогли уничтожить самую большую армию в мире – царскую армию. Царскую армию уничтожила немецкая армия. Именно это позволило большевикам захватить власть в раздробленной, развалившейся России в том решающем 1917 году. Ричард Пайпс на основе не только новейших документов, но и документов, известных ранее, убедительно показал, что так называемая Октябрьская революция – то, что коммунисты десятилетиями называли Великим Октябрем или Красным Октябрем, – была просто государственным переворотом, совершенным несколькими тысячами красногвардейцев.²⁴ Это произошло, прежде всего, в Петрограде, а затем в некоторых других российских городах. Затем последовала гражданская война.

(Пайпс также написал очень хорошую книгу о роли собственности в истории.²⁵ Это замечательная книга, хотя бы потому, что в ней гарвардский профессор – помимо Боба Нозика – впервые упоминает Айн Рэнд).

Пайпс, которого не следует путать с его злым и извращённым сыном Дэниелом Пайпсом, показывает, что именно государственный переворот позволил большевикам прийти к власти. Большевики победили в Гражданской войне в России и установили режим, который впоследствии пытались назвать “военным коммунизмом”. Однако Пол Крейг Робертс с полной убедительностью, по моему мнению, доказывает, что это не был «военный коммунизм». Это не была система экстренных мер для решения задач гражданской войны и продолжающейся войны с Германией. Это был коммунизм. Это было именно то, что Ленин и все другие большевики понимали под коммунизмом..²⁶

Они пытались сделать все возможное, чтобы просто упразднить рынок. Будучи подлинными марксистами, они пришли к власти именно с этой целью: упразднить товарное производство. Что они и сделали. В результате, конечно, произошла катастрофа. Были и другие плохие вещи, но отмены рынка оказалось достаточно, чтобы поставить советский режим на край пропасти. Ленин это понимал. Он всегда был очень хорошим тактиком.

Этот военный коммунизм означал отмену всех частных экономических операций, такие операции назывались “спекуляцией”. Если вы пойдете на окраину города и принесете несколько своих книг, чтобы обменять их на мешок картошки, который привезет крестьянин, и вас поймают за этим занятием – то вас может расстрелять на месте новая советская тайная полиция. Ленин понимал, что вся эта коммунистическая система, как он говорил, была преждевременной. Именно тогда, в 1921 году, он ввел Новую экономическую политику модифицированного социализма и капитализма – то, что Горбачев пытался реализовать в последние годы советской власти, но не смог.

Я хочу дать вам представление о том, к чему на самом деле стремились коммунистические лидеры. Это можно найти в книге Льва Троцкого “Литература и революция”.²⁷ Она известна, прежде всего, благодаря нелепыми предположениям о том, что в конечном итоге произойдет в коммунистическом обществе.

Он пишет: “Средний человеческий тип поднимется до высот Аристотеля, Гете или Маркса. А над этим хребтом будут возвышаться новые вершины”.²⁸ Как я заметил однажды в разговоре с моим другом, “это был бы очень тяжелый урок”. Эти строки цитирует, в частности, Людвиг фон Мизес. Но эти последние несколько страниц очень поучительны, потому что Троцкий был, в общепринятом интеллектуальном смысле, самым блестящим из большевиков. Роберт Конквест также не без оснований называет его самым свирепым.

Троцкий, безусловно, обладал интеллектуальной гибкостью. Он понимал взаимосвязь идей, и именно это он видел как цель, к которой стремились, как основную цель большевистской революции, как главную цель введения коммунизма в России: в конечном итоге должно произойти то, что «человек освободится от мистицизма и всякой другой интеллектуальной неопределенности, и его усилия будут направлены на перестройку общества и самого себя в соответствии с его собственным планом».²⁹ Кстати, обратите внимание – и это прослеживается у Маркса и Энгельса, о которых я уже говорил, – на это странное представление о том, что человечество – это некая единая личность – “человек” – у которого есть единый план перестройки “самого себя”. Очевидно, эти люди всерьез так и думали.

Например, Троцкий пишет: «Незаметное, муравьиное, складывание кварталов и улиц, кирпич за кирпичом, из поколения в поколение, уступит место титаническим сооружениям городов-деревень с картой и компасом в руках».³⁰ Это своего рода урбанистическое обновление в огромных масштабах, и идея городов-деревень стала стандартом у современных архитекторов, которые по сути были коммунистами. Троцкий продолжает: «Коммунистическая жизнь не будет формироваться вслепую, как коралловые острова, а будет строиться осознанно, проверяться разумом, направляться и корректироваться».³¹

Даже чисто физиологическая жизнь станет объектом коллективных экспериментов: “Человеческий вид, консолидированный homo sapiens, снова войдет в состояние радикальной трансформации, и в своих собственных руках станет объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки”.³²Хорошо, что геном не попал в руки этих людей.

По мнению Троцкого, станет возможной “коренная перестройка традиционной семейной жизни”, а что касается размножения, то “человеческий род еще ползает на четвереньках перед Богом, королями и капиталом, чтобы затем покорно подчиниться мрачным законам наследственности и слепого полового отбора!”³³

Понимаете? “Слепой половой отбор” – это то, что происходило до сих пор – ну, вы знаете, история с мальчиками и девочками. Это – слепой половой отбор. Все будет спланировано. Еще от Троцкого: “Человек поставит себе целью овладеть своими чувствами, поднять свои инстинкты на высоту сознания, сделать их прозрачными, протянуть провода своей воли в потаенные глубины и тем самым поднять себя на новую ступень, создать более высокий социальный биологический тип, или, если угодно, сверхчеловека”³⁴

Это высшая степень тотального планирования. Последовательное, шаг за шагом, развитие всего, что происходит в обществе, сознательно планируется заранее. Я думаю, что Троцкий сделал эту марксистскую идею несколько более явной. Марксистская идея – это не просто лучшее жилье, лучшее здравоохранение и тому подобные вещи. Это тотальное планирование. Это метафизика. Малия и Колаковски это понимали.

Ну, Троцкий проиграл свою борьбу со Сталиным за лидерство после смерти Ленина. Сталин, безусловно, не был таким интеллектуально гибким мыслителем, как Троцкий, и у него были свои проблемы. Однако, прежде чем перейти к планированию полной психобиологической природы человека, необходимо было наладить производство базовых вещей, таких как чертежная бумага и тому подобное, с чем советский режим так и не смог справиться. Поэтому Сталин был надолго поглощён экономическими проблемами.

Советская коммунистическая угроза в Европе

Важно понять одну вещь, которая не зависит от современных исследований и открытия советских архивов, но подтверждается такими исследованиями и открытием архивов, – это то, что сталинская система была заложена в самом начале Лениным.

Первые трудовые лагеря, например, были созданы при Ленине, как и советская тайная полиция, ставшая впоследствии НКВД и, наконец, КГБ. Все это было введено в действие Лениным под названием “ЧК”. В прошлый раз я упомянул одну вещь, которая будет иметь большое значение: Коминтерн – Коммунистический Интернационал – был создан и введен в действие Лениным. Это была организация всех коммунистических партий мира. В разных местах существовали социалистические партии, социалистические движения и фракции. После захвата коммунистами власти в России Ленин предложил всем этим различным социалистическим группам присоединиться к его новому Коммунистическому Интернационалу и сменить название на “Коммунистическая партия”. Например, КПФ, Коммунистическая партия Франции, КПСС, КПСК, КПК, Коммунистическая партия Китая, и так далее. Они подчинялись положениям и правилам Коминтерна, и время от времени у них проходили съезды. Коминтерн не делал никакого секрета из своей программы. Программа – это не что-то такое, что должно расследовать ФБР, потому что цели Коминтерна можно найти в газетах. Он открыто провозглашает, что его цель – свержение каждого буржуазного правительства в мире путем выборов – что не слишком вероятно, ведь буржуазия отреагирует на это, или силой, когда это будет необходимо. Эти буржуазные правительства должны быть заменены коммунистическими правительствами.

Ленин был в достаточной степени марксистом, чтобы понять, что, согласно его теории, нельзя установить коммунизм в одной относительно отсталой стране – а Ленин считал Россию относительно отсталой. Однако революция в России должна была стать толчком к мировой революции. Затем революция произойдет в Германии, Великобритании, Америке и других развитых странах. И тогда у вас будет мировое коммунистическое сообщество. Таким образом, целью Коминтерна было вызвать эти революции повсюду. По понятным причинам его больше всего интересовала Германия. Кто контролирует Россию и Германию, тот близок к контролю над всем континентом. Великобритания могла бы оставаться на периферии, но, овладев Европой, затем колониями европейских стран, мировая революция действительно могла бы развернуться всерьез.

Коминтерн представлял смертельную угрозу для всех, кто не был коммунистом в Европе, включая социалистов, таких как немецкая СДПГ (Социал-демократическая партия Германии), которая разорвала связи с Лениным.

Это имело крайне неблагоприятные последствия. В наши дни история фашизма, например, итальянского фашизма или немецкого нацизма (национал-социализма, иногда называемого разновидностью фашизма), часто преподносится так, как будто эти явления возникли в вакууме. Например, в случае Германии упоминается, что в предшествовашей нацизму немецкой истории были элементы, указывающие на склонность к авторитаризму. В случае Италии обсуждается «итальянская проблема» и слабость итальянского государства. Однако далеко не всегда ясно подчеркивается, что итальянский фашизм, несомненно, а немецкий национал-социализм в значительной степени стали реакцией на коммунистическую угрозу.

Это можно наглядно продемонстрировать на примере Италии, где Итальянская социалистическая партия стала ленинистской партией и открыто угрожала революцией в стиле Ленина. Итальянские фашисты, поддерживавшие Муссолини, не имели значительного влияния, пока общество всерьез не испугалось этой угрозы. Люди опасались захвата фабрик ленинистскими профсоюзами и захвата земель фермеров реки По поселенцами под руководством сторонников Ленина. Заявления лидеров Итальянской социалистической партии о том, что революция по ленинскому образцу вот-вот произойдет, усилили позиции итальянских фашистов, которые начали получать поддержку от среднего класса и бизнеса.

Без коммунистической угрозы Муссолини ничего бы не добился. В значительной степени это относится и к национал-социалистам в Германии. Для многих американских историков не имеет особого значения, что в реальных событиях того времени вы были бы немцем, итальянцем, поляком или испанцем во время Гражданской войны, и что вам пришлось жить на одном континенте с силой, которая говорила вам, что ее цель – насильственное свержение вашего правительства, чтобы навязать вашей стране систему, которая была в России ³⁵

Польско-советская война 1919–1920 годов была частью этого плана. Когда война между новой Республикой Польша и Красной Армией, возглавляемой и организованной Троцким, началась, советские войска вторглись в Польшу. Как теперь известно из архивных документов, о которых писал Ричард Пайпс, Ленин ожидал, что польские крестьяне и рабочие встретят Красную Армию с распростёртыми объятиями.³⁶ За казнь священников и помещиков были назначены награды. По пути проходили казни, и Ленин с соратниками предвкушали появление Красной Польши. Однако польский народ под командованием генерала Юзефа Пилсудского встретил Красную Армию на Висле и остановил её. После этого было достигнуто временное компромиссное соглашение между Россией и Польшей, но с тех пор поляки, как можно себе представить, жили в страхе перед возможным захватом большим соседом. Люди знали, что происходило в Советском Союзе: массовый голод 1921 года при так называемом военном коммунизме, массовый террор, включая Красный террор ЧК, и открытые, масштабные попытки советского правительства уничтожить христианство. Люди осознавали, что влечёт за собой этот коммунистический режим. Многие из них, опасаясь советской угрозы, бросались в объятия демагогов, таких как Муссолини, а затем Гитлер.

Преступления нацистов были одними из самых ужасных событий в истории, и я думаю, мы знаем о них очень много. Во многих случаях нас достаточно информируют о них. В моём случае я стараюсь быть в курсе, и буквально каждый день своей жизни — через то, что я читаю, через интернет и так далее — я слышу о таких вещах, как Холокост. Я уверен, что не забуду об этом. Однако преступления советского коммунизма упоминаются гораздо реже и занимают значительно меньше места в сознании людей. Среднестатистический человек не имеет ни малейшего представления о них. Я не думаю, что средний человек вообще слышал о Колыме или Воркуте, где находились огромные лагеря рабского труда. Средний человек, безусловно, не слышал об украинском Голодоморе и голоде на Северном Кавказе, которые унесли — мы точно не знаем — шесть, семь или восемь миллионов жизней.

Уолтер Дюранти, лживая, двуличная крыса, который был корреспондентом New York Times и получил Пулитцеровскую премию за свои репортажи из Советского Союза, говорил, что никакого голода не было. В частном порядке, когда ему пришлось отчитываться перед британской разведкой, он сказал, что погибло, вероятно, около 10 миллионов человек.

Дюранти выиграл Пулитцеровскую премию для газеты “Нью-Йорк Таймс” в 1932 году. Сейчас идет движение за то, чтобы отобрать у него Пулитцеровскую премию, по примеру того, как Бэнкрофтовскую премию отобрали у Майкла Беллсайлеса, этого лживого историка из Эмори, который сказал, что в ранней Америке ни у кого не было оружия, и что поселенцы ненавидели оружие. Идея состоит в том, что кто-то из Колумбийской школы журналистики должен подумать о том, чтобы отобрать у Дюранти премию посмертно.³⁷

Почему так произошло? Есть очень хорошая книга Анны Эпплбаум “Гулаг”.³⁸ Гулаг, как вы, наверное, знаете, – русская аббревиатура – системы лагерей принудительного труда.³⁹ Александр Солженицын, который был там заключенным, написал три тома под названием “Архипелаг Гулаг”, и концепция там заключается в том, что эти лагеря были разбросаны как архипелаг островов по всей территории так называемого Советского Союза.⁴⁰ На самом деле, концентрироваться на Гулаге неправильно. Большинство жертв советского коммунизма погибло за пределами ГУЛАГа. Например, во время голодоморов или постоянных расстрелов.

Энн Эпплбаум — замечательная, блестящая журналистка и более того, очень хороший историк. Она уже писала на эту тему ранее. В одной из своих статей она указала, что несколько лет назад президент Клинтон посетил Минск, столицу того, что раньше называлось Белой Россией, а сейчас носит название Беларусь. Клинтон услышал, что недалеко от Минска находится большое место массовых захоронений, где, как оказалось, действительно были убиты тысячи, вероятно, десятки тысяч человек, казнённых советскими властями в сталинское время. Клинтон попросил президента Беларуси отвезти его туда, чтобы он мог что-то сказать об этом. Однако президент Беларуси ответил: «Нет, мы не хотим выносить наше грязное бельё на публику. Нет нужды возвращаться ко всем этим старым событиям. Всё это уже в прошлом, давайте просто двигаться дальше».⁴¹

А теперь сравните это с тем, как относятся к преступлениям нацистов: мемориалы и музеи возводятся по всему миру — и можно сказать, что так и должно быть. Но в случае с коммунистическими преступлениями никто не хочет знать о местах, где миллионы страдали и погибали. Именно поэтому такие люди, как Энн Эпплбаум, считают необходимым рассказать об этом, донести эту информацию до людей.

В целом, это соответствует настроению многих россиян. Их идея заключается в том, что обсуждение преступлений Сталина бросает тень на Россию, ведь, по сути, да, многие россияне действительно были соучастниками этих преступлений. Это касается и восточноевропейских стран. Так что мы имеем совершенно разное отношение к Советам и к нацистам. Что касается преступлений Гитлера, на них постоянно направлен свет прожекторов. А в отношении советских преступлений преобладает отношение: “Давайте забудем об этом. Оставим это в прошлом.” Тем не менее такие исследователи, как Эпплбаум или великий британский историк Роберт Конквест, который ещё до открытия советских архивов занимался этими вопросами, всё же раскрывали эти темы. И для любого, кто хочет изучить этот вопрос, существует достаточно богатая литература.⁴²

Однако одна из причин, по которой мы до сих пор мало знаем об этом, а тем более не знали тогда, когда всё это происходило, заключается в весьма своеобразной предвзятости со стороны интеллектуалов.

Оригинал статьи: https://mises.org/podcasts/history-struggle-liberty/8-planned-society

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев