Ф.A. Хайек — эпическая фигура в истории человеческой свободы. Он выступал за свободу в то время, когда большинство интеллектуалов исповедовали идеологию приказов и контроля. Его литературное наследие предоставляет мощные аргументы в пользу деполитизации социального порядка, включая коммерческую жизнь.

В то же время, по моему личному опыту, Хайек является одним из самых сложных для понимания мыслителей.

После его смерти в 1992 году один журнал попросил меня написать статью о жизни Хайека и его работах, а также о том вкладе, который он внес в научное знание. Статья должна была быть рассчитана на обычную аудиторию. Если вы хотите понять как много вы на самом деле знаете — или не знаете — о предмете, трудно придумать способ лучше, чем такое задание.

Я думал, что это будет просто. Я изложил биографию Хайека; упомянул его исследования бизнес-циклов и работы по теории капитала. Но, конечно, его главный вклад в мир социальных наук выражается фразой “проблема знания”. Несмотря на то, что я прочитал большинство его основных работ и его основополагающие статьи о проблеме знания, я был ошеломлен, обнаружив, что в этом месте мне достаточно сложно изложить свои мысли.

Я осознал, что на самом деле я не до конца понял его труды на эту тему. Я изложил основы (знания, необходимые для управления социальным порядком, распределены в умах индивидов и недоступны для планировщиков), но не был удовлетворен тем, что я сделал. Этот дискомфорт был со мной около двадцати лет.

Я пытался понять, как Хайек написал столько работ на эту тему, почему его фундаментальная статья “Использование знаний в обществе” была самой цитируемой статьей во второй половине двадцатого века, почему на основе прозрений Хайека были написаны бесчисленные диссертации, и почему он так долго влиял на бесчисленных ученых в столь многих дисциплинах.

Отчасти проблема заключается в том, что Хайек не всегда писал, демонстрируя логику рассуждения и выводы. Его риторический стиль не назидательный или доктринерский, а исследовательский. Возникает ощущение, что он обдумывает проблему в процессе написания, пытаясь найти правильное сочетание слов, правильную формулировку, правильные примеры, чтобы передать свое понимание — которое, как кажется, всегда разворачивается в реальном времени, а не излагается как конечный продукт для потребления.

Человека, который ищет окончательные ответы и чистую теорию, такой тип повествования может разочаровать. Дополнительная проблема заключается в том, что Хайек местами просто раздражает, противоречит сам себе, одобряя политические программы, противоречащие его собственной теории. Он также имеет привычку отступать от самых непростых выводов из своего собственного нарратива. Если вы ищете в работах Хайека четкое определение таких идей, как свобода или права собственности, вы будете разочарованы. Он часто кажется настолько поглощенным сложностью мира, что уклоняется от ясности, опасаясь, что что-то упустил. Для читателей, ищущих железных выводов и аргументов, его подход может произвести впечатление искусного обскурантизма.

Чтобы понять Хайека и учиться у него, нужно быть готовым думать вместе с ним, пока он пишет. Его работы предполагают открытый ум, готовый думать о сложных вещах, рассматривая их изнутри. Он задает и пытается ответить на набор вопросов, который большинство людей не готовы рассматривать. Мне потребовалось много лет, чтобы понять это.

Что помогло мне понять Хайека? Оказалось, что мне нужно было визуальное применение проблемы знания, что-то, что связало бы теорию с реальностью. Это случилось со мной в баре на одной из самых высоких точек Сан-Паулу, Бразилия, с которой были видны огни города во всех возможных направлениях. Это был мир без конца и края.

Я был потрясен его полной непостижимостью. Это было слишком много для моего разума, потому что это слишком много для любого разума. Откровение ударило меня как сбивающий с ног грузовик: это порядок, который никто не может постичь ни в его совокупности, ни в его частях, и, как таковой, этот порядок никто не может контролировать. Он не может быть создан кем-то конкретным; он создается только в результате длительного и гиперсложного процесса, который движется сознанием индивидов и на разворачивание которого уходят многие поколения.

Ему могут навредить только те, кто пытается его контролировать — а бюрократы и политики в этом городе, безусловно, это делают. Регуляторы могут принимать постановления. Планировщики могут приказывать строить и сносить здания. Они могут грабить тех, кто готов им подчиниться. Но, в конце концов, в этом городе с населением более 11 миллионов человек, даже в присутствии чрезмерного правительства, общество каким-то образом идет своим путем. Как это происходит и почему, требует объяснения.

“Знания об обстоятельствах, которые мы должны использовать, никогда не существуют в концентрированной или интегрированной форме,” объясняет Хайек, “но только как рассеянные кусочки неполного и часто противоречивого знания, которым обладают все отдельные индивиды.”

В этот момент я понял, что все это относится не только о Сан-Паулу. Это касается любого города в мире. На самом деле, это касается любой социального сеттинга, большого или маленького. Речь идет обо всем мире. Только индивиды обладают знаниями, которыми, как кажется социологам и бюрократам могут и должны обладать социологи и бюрократы. Тот, кто стремится контролировать социальный порядок, исходит из того, что уже существуют ответы на все вопросы, на которые еще нет ответа. Хайек копает глубже, чтобы заметить, что мы не можем знать, что мы должны знать, если мы даже не стремимся править миром. Знания рассеяны и, по своей природе, не поддаются сбору.

Является ли мир, который описывает Хайек, миром хаоса и нескоординированной случайности, нигилистического социального порядка с бурлящей непредсказуемостью? Нет. Почему? Из-за существования таких институтов, как цены, нравы, привычки, сигнальные системы культуры и обучения — знаний, которыми мы все обладаем, в основном неосознанно. Это институты, которые не были нами созданы, но они помогают нам максимально продуктивно использовать нашу жизнь.

“Мы постоянно используем формулы, символы и правила, значение которых нам непонятно, — пишет Хайек, — и с помощью которых мы используем знания, которыми сами по себе не обладаем. Мы развили эти практики и институты, опираясь на привычки и институты, которые оказались успешными в своей сфере и которые, в свою очередь, стали фундаментом цивилизации, которую мы построили”.

В том же баре в Сан-Паулу рядом со мной было еще два человека. Они обнимались и целовались. Мне стало интересно, было ли это первое свидание или они уже много лет вместе. У меня не было доступа к этой информации, и ничто из того, что они делали, не давало мне ответа. Казалось, они ухаживают друг за другом, но на каком уровне и каким образом, я не мог знать. И все же эта информация была основополагающей для всего, о чем они оба думали в то время. Чтобы по-настоящему понять эти отношения, я должен был знать не просто что-то, а бесчисленное количество информации, которую я не мог знать.

Более того, это общество двух людей было непонятно даже для них самих. Частью искры их отношений был эмоциональный танец, в который они пускались прямо на месте. Их близость была средством доступа, пусть неполного и краткого, к истинному духу интеллектуального и эмоционального состояния другого. Они могут приблизиться друг к другу всеми доступными способами, но никогда полностью не достигнут того единства, к которому стремится настоящая любовь.

Несмотря на это, оба человека в этом обществе, состоящем из двух человек, стремились к идеалу с тоской и любовью, координируя свои действия с помощью общих сигналов, языка и символов. И тем самым они создали свой собственный микропорядок, как и все остальные в этом баре, как и каждый из 11 миллионов жителей этого города, как и каждый из 7 миллиардов людей на этой планете.

Мы все стремимся к индивидуальности в той или иной форме, но также стремимся и к связи с другими людьми. Мы можем создавать институты, чтобы сделать это возможным, но в основном мы сами встраиваемся в них. Институты возникают из структуры нашего общего опыта, выбираются, а не навязываются, и мы тяготеем к тем, которые работают, и избегаем тех, которые не работают, в постоянно развивающемся процессе открытия.

Предположим, вы решили спланировать мир. “Если мы обладаем всей необходимой информацией, — пишет Хайек, — если мы можем исходить из заданной системы предпочтений и если мы обладаем полным знанием доступных средств, то остается чисто логическая проблема”. Нам нужно только ввести нужные данные в нашу калькуляцию и отдать приказ. Проблема в том, что такое решение предполагает, что неразрешимая проблема — получение этой информации — уже решена.

Каково значение этого откровения? Оно уничтожает столетие — или многие столетия — интеллектуальных претензий. Социальный порядок строится путем координации планов. Если эти планы исключительно персональны, радикально индивидуализированы и субъективизированы, а также если они координируются только через развитые институты, никем конкретно не созданные, мечты потенциального хозяина вселенной терпят крах.

Самый очевидный вывод является также самым мощным с политической точки зрения. Источником порядка является не правительство, хотя люди продолжают верить в это, несмотря на все доказательства. Бюрократический класс и политики, которые его поддерживают, не более и не менее умны, чем мы с вами. Они обычные люди, не обладающие особым умом. Поскольку правительство имеет законное право грабить, оно коррумпировано и эксплуатирует людей. Оно отбирает у людей вещи. Вот и все. Оно не является источником чьего-либо порядка.

Что же тогда является источником социального порядка? Это наш индивидуальный разум, каким бы несовершенным он ни был при вынесении суждений о нашем мире. Свобода — это единственный реальный вариант. Все остальное основано на лжи — “претензии знания”, как сказал бы Хайек. Все, что подрывает эту свободу, — а этим занимается любое государство, — равносильно нападению на сам источник социального порядка.

“Если мы можем согласиться с тем, что экономическая проблема общества в основном сводится к быстрой адаптации к изменениям в конкретных обстоятельствах времени и места, — заключает Хайек, — то из этого следует, что окончательные решения должны быть оставлены людям, знакомым с этими обстоятельствами, которые непосредственно знают о соответствующих изменениях и о ресурсах, немедленно доступных для их удовлетворения.

Мы не можем ожидать, что эта проблема будет решена путем передачи всех этих знаний в центральный совет, который, после интеграции всех знаний, издает свои приказы. Мы должны решить ее с помощью какой-то формы децентрализации. Но это решение только часть нашей проблемы. Нам нужна децентрализация, потому что только так мы можем гарантировать, что знание конкретных обстоятельств времени и места будет оперативно использовано”.

Меня привлекает использование Хайеком терминов “немедленно” и “оперативно”. Этими словами он показывает главного врага всех тех, кто хочет контролировать мир: течение времени. С течением времени происходят изменения, а с изменениями приходят новые и новые знания. Даже если бы удалось каким-то образом получить полный снимок мира со всеми существующими знаниями, к тому времени, когда их можно будет использовать в каких-либо целях, чтобы изменить направление движение мира, эти знания устарели бы и, следовательно, стали бы бесполезными. Даже при самых благоприятных обстоятельствах планировщики смогут планировать только прошлое.

Вот такая проблема знаний. Она касается не только способности планировать экономику. Она касается всей нашей жизни. Речь идет о способности планировать и направлять ход развития цивилизации. Эта способность управлять миром, даже самой малой его частью, всегда и везде будет ускользать от нас. Это прекрасное понимание, потому что оно раскрывает истину о человеческой свободе.

Свобода — это не просто один из способов организации общества. Это единственный способ.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев