Оригинал статьи переведен с итальянского Бернардо Ферреро

До государства

В течение очень длительного времени примитивные люди жили в небольших группах охотников и собирателей. В этот период никакого государства не существовало. Modus vivendi этих кланов был таков: исчерпав все природные ресурсы в определенной области, они перемещались в другое место в поисках продовольствия. Эта система кочевой жизни могла существовать до тех пор, пока человеческий вид был немногочисленным, и большая часть земли оставалась необитаемой. Разумеется, такой способ хозяйствования не был устойчивым, и в течение короткого периода времени интенсификация охоты спровоцировала экологический кризис, который распространился по всей Европе, Ближнему Востоку и Америке и повлек за собой исчезновение 32 видов животных [которые были важным источником пищи].

Исчезновение животных, на которых можно было охотиться, спровоцировало около 10 000 г. до н.э. переход к сельскохозяйственному производству. Фактически, неолитическую революцию можно было бы назвать логичным ответом на исчерпание ресурсов, которое стало результатом интенсивной эксплуатации системы, основанной на охоте и собирательстве. Несмотря на то, что жизнь фермеров была по общему признанию труднее, чем у охотников, поскольку требовала длительного и тяжелого труда на полях, оседлая жизнь деревни позволила накормить гораздо большее количество ртов: благодаря культивированию земли человеческое население значительно увеличилось, образовав первые цивилизации.

Насильственное происхождение государства

По словам историка Уильяма Дюранта:

Сельское хозяйство учит людей мирным способам жизни, ввергает их в прозаическую рутину и истощает тяжелым трудом; такие люди накапливают богатство, но забывают об искусстве и войне. Охотники и пастухи, привыкшие к опасностям и умелые в убийстве, смотрят на войну как на иную форму охоты, которая вряд ли более опасна, особенно когда леса перестают давать им изобильную пищу, либо когда пастбища истощаются, тогда они смотрят с завистью на урожай полей в деревнях, они с легкостью придумывают правдоподобные причины для нападения, они вторгаются, покоряют, порабощают и правят.

Первые государства возникли тогда, когда кочевые племена охотников и пастухов поняли, что систематическая эксплуатация сельскохозяйственных поселений через налогообложение представляет собой гораздо более эффективную и прибыльную систему, чем старая система грабежей и уничтожения. Тот факт, что государство родилось из насилия, подтверждается всеми историческими и антропологическими исследованиями. По этому поводу Фридрих Ницше писал:

Раса завоевателей, агрессивная, мощная и организованная, набрасывается своими ужасными когтями на ничего не подозревающих людей, возможно даже превосходящих по численности, но неорганизованных. Таково происхождение «государства».

По словам социолога Лестера Уорда:

Государство, в отличие от племенной организации, начинается с завоевания одной расы другой.

Аналогично писал австрийский генерал и социолог Густав Ратценхофер:

Насилие – это способ, с помощью которого возникло государство.

и, как заметил Франц Оппенгеймер:

Повсюду мы находим какое-то воинственное племя, которое проникло через границы менее воинственных людей, провозгласило себя правителями и создало свое государство.

Вышеупомянутая концепция государства является социологической, а не политологической. В политологии предполагается, что государство является особым типом политической организации, возникшим в Европе в конце средневековья. В соответствии с более общим определением, используемым в социологии, о существовании государства можно говорить в том случае, когда общество делится на два разных класса: производительное большинство, которое обогащается благодаря использованию экономических средств (производство и обмен), и правящую элиту, которая обогащается посредством использования политических средств (налогообложение и экспроприация). Типичный государственный порядок и неизбежное разделение на социальные классы, которые его определяют, возникают одновременно, по мнению социолога Франца Оппенгеймера, в тот важнейший исторический момент, [когда завоеватель впервые решает спасти завоеванное от немедленного уничтожения для того, чтобы эксплуатировать его вечно](https://mises.org/system/tdf/The State Its History and Development Viewed Sociologically_2.pdf?file=1&type=document).

Борьба между торговцами и бюрократами началась

С этого момента, пишет антрополог Марвин Харрис, производители благ оказываются в состоянии подчинения из которого они больше не могут выбраться:

Впервые на земле появились цари, диктаторы, первосвященники, императоры, премьер-министры, президенты, губернаторы, мэры, генералы, адмиралы, начальники полиции, судьи, адвокаты и тюремщики, а также подземелья, тюрьмы, пенитенциарные учреждения и концентрационные лагеря. Под опекой государства люди впервые узнали, что такое унижение, тюрьмы, преклонение и раболепие. Во многих отношениях рост государства – это нисхождение мира от свободы к рабству.

Рождение государства сопровождалось настоящей классовой борьбой между производителями и бюрократами, борьбой, которая в значительной степени продолжается до сих пор: в то время как первая группа желает сохранить плоды своего собственного труда, вторая стремится завладеть этими плодами силой и установить систему приказов и эксплуатации. Конфликт, который длится на протяжении всей истории, происходит между «людьми свободы» и «людьми администрирования», между социальной властью с одной стороны и государственной властью с другой. Как будет показано в последующих примерах, прогресс или упадок конкретной цивилизации определяется состоянием этой борьбы.

Общества бюрократов

1. Древние империи

Начиная с первых дней письменной истории, подавляющее большинство людей влачило жалкое существование в тиранических империях (вавилонских, египетских, китайских, персидских, индийских, позднеримских, арабских, османских, инкских, ацтекских), которые занимали большие территории. В этих древних империях прогресс был настолько медленным, что оставался незаметным, и причины такой стагнации были следующими: политическая власть в этих империях не нуждалась в инновациях, скорее, инновации подавлялись из-за опасения, что новые открытия разрушат устоявшуюся систему; бюрократическая и военная элита, которая, как правило, приходила к власти посредством насилия, отбирала все произведенные излишки, подавляла любой признак сопротивления; любая автономная социальная организация убивалась в зародыше, и ничто не ускользало от контроля деспота, который был абсолютным владельцем всех благ государства и всех его жителей; наконец, люди не только облагались непосильными налогами, но и принуждались к труду на грандиозных общественных работах, таких как каналы, городские стены, пирамиды и здания.

Эти древние империи были агломератами неграмотных крестьян, которые трудились с утра до ночи, чтобы обеспечить себя скудной едой. Неудивительно, что они находились не в лучшем состоянии, чем их скот, и в то же время они были полностью подчинены своим начальникам, которые владели грамотой и обладали монопольным правом на производство и использование оружия. Тот факт, что эти общества могли существовать тысячи лет, звучит как серьезное предупреждение: не существует никаких встроенных социальных механизмов, которые бы гарантировали обязательный материальный и моральный прогресс.

2. Идеальный пример: китайская империя

Тысячелетняя китайская империя может служить типичным примером замкнутого общества, в котором полностью доминировали касты интеллектуалов и бюрократов. Как пояснил величайший историк древнего Китая Этьен Балаш, конфуцианское государство было абсолютно тоталитарным. Никакой частной инициативы не допускалось, никакое выражение общественной жизни не могло избежать официального регулирования: одежда, частные и общественные сооружения, музыка, вечеринки и даже цвета, которые можно было носить, были под жестким контролем государства. Государство предписывало даже рождение и смерть, оно с ужасающим вниманием смотрело на каждый шаг своих подданных, от колыбели до могилы.

Китай во времена мандаринов представлял собой среду застывших паттернов, характеризующихся традиционализмом и неподвижностью, и поэтому подозрительно относился к любым возможным инновациям и инициативам, не говоря уже о свободных исследованиях и предпринимательстве. Дух изобретательности, не чуждый китайцам, несомненно, обогатил бы страну, но именно государство мешало стране войти в эпоху технического прогресса и экономического развития, уничтожая всякую частную инициативу только потому, что, как считалось, она противоречит интересами бюрократии.

Неудивительно, что на протяжении всей истории Китая технический и экономический прогресс совпал только с фазами относительной слабости центральной власти, например в период сражающихся царств (453–221 гг. до н.э.), вероятно самый богатый и блестящий во всей китайской истории, или в период трех царств (220–280 гг. н.э.). Даже после 907 г. н.э., когда династия Тан рухнула и начался этап бесконечных войн с целью завоевания верховной власти, в течение так называемого периода пяти династий и пяти царств страна наслаждалась расцветом изобретательства и процветания из-за отсутствия централизации.

3. Современный пример: Советский Союз

Коммунистические режимы в нашу эпоху в еще более кровавой форме возродили тоталитарный контроль, столь характерный для древних восточных деспотий. Марксистская идеология с ее радикальной враждебностью к собственности, торговле и свободному предпринимательству показала себя самой подходящей парадигмой для удовлетворения воли к власти паразитических классов. В странах, где политический и бюрократический классы стремились уничтожить производительный сектор, они использовали в этом деле марксистскую идеологию в качестве своей мантры.

Борьба коммунистической бюрократии против продуктивных классов, которая в случае кулачества достигла стадии физического истребления, была осуждена Львом Троцким, Анте Килигой, Милованом Джиласом, Михаилом Восленским. Тем не менее, наиболее проницательный анализ бюрократической эксплуатации, имевшей место при коммунизме, пришел к нам из произведений Бруно Рицци, блестящего итальянского ученого-самоучки. Возможно, Рицци первым понял, что к власти в 1917 году пришел паразитический класс бюрократов. Этот класс состоял из «государственных должностных лиц, полицейских, писателей, профсоюзных мандаринов и всей коммунистической партии», и он продолжал грабить рабочих самым свирепым образом.

Советское государство после 1917 года, как отмечает Рицци, резко раздулось. Бюрократы со своими семьями составляли массу в 15 миллионов человек, которые занимали верхние уровни административной пирамиды. Их единственной задачей было высасывать как можно больше из национального продукта. В колхозах, принадлежащих государству сельскохозяйственных предприятиях, только 37% продукции доставалось работникам, а остальное принадлежало государству, которое затем передавало эту продукцию бюрократии. Государственные чиновники, кроме того, постоянно совершали сделки за счет обычных граждан, устанавливая заработную плату и цены на различные продукты, они рассматривали рабочих как своих «вынужденных клиентов», обязывая их приобретать товары в государственных магазинах с наценкой, которая иногда достигала 120%.

Должностные лица государства, кроме того, имели значительные преимущества за счет того, что они могли аккумулировать капитальные средства, и направлять их в проекты, которые предназначались исключительно для них самих; хорошим примером является штаб-квартира бюрократии, роскошный высотный дом Советов высотой 360 метров (рабочие, тем временем, должны были ютиться в квартирах, средняя площадь которых составляла 5 квадратных метров на человека). Полностью контролируя экономические рычаги, гарантированные крайне агрессивным полицейским государством СССР, бюрократия была действительно всемогущей, и каждое ее действие было направлено на сохранение своей политической гегемонии и ее устоявшихся экономических привилегий.

Общества торговцев

1. Финикийцы и греки

Около 1200 г. до н.э. империи бронзового века (египетская, минойская, микенская, хеттская и ассирийская) вступили в период застоя, вызванного постепенным удушением продуктивной и торговой деятельности. Кризис центральной власти развязал руки коммерсантам на Ближнем Востоке, в основном на территории современного Ливана, которые на своих кораблях начали перевозить разнообразные товары и продукты. Впервые в истории в Средиземноморском бассейне мы видим развитие каталлактической системы, основанной на интегрированном разделении труда, где рынки и порты начали расти вплоть до превращения их в города. Коммерция вскоре стала двигателем инноваций: филистимляне изобрели железо; ханаанцы – алфавит; финикийцы обнаружили стекло и в то же время улучшили лодки, обогатили навигационные знания и системы учета.

«По правде говоря, – пишет Мэтт Ридли, – были ли когда-либо более замечательные люди, чем финикийцы?» Эти древние купцы обеспечивали связь во всем Средиземном море, а также на доступных побережьях Атлантики, Красного моря и на суше в Азии, но у них никогда не было императора и они не известны участием в исторических битвах. Чтобы процветать, финикийские города Тир, Библос, Сидон, Карфаген и Гадир не чувствовали необходимости объединяться в единую политическую сущность и поэтому никогда не выходили за рамки очень скромной федерации.

По словам [Мэтта Ридли](http://library.earth-trekdesign.com/files/ridley matt - the rational optimist.pdf):

Финикийская община – одна из великих нерасказанных историй – нерасказанных, потому что Тир и его книги были уничтожены такими бандитами, как Навуходоносор, Кир и Александр, а Карфаген - Сципионом, поэтому история доходит до нас только через фрагменты описаний их снобистских и завистливых соседей.

Греческое чудо также подтверждает важный урок, впервые сформулированный Дэвидом Юмом, о том, что политическая фрагментация, пресекая распространение политической власти, является настоящим союзником экономического прогресса. Чрезвычайный расцвет греческой культуры между 600 г. до н.э. и 300 г. до н.э., произошел подобно развитию финикийских городов: Милет, Афины и сотни других независимых городов Великой Греции, обогатившихся расширением коммерческих отношений, не являлись частью единой империи. Кроме того, распространение идей, способствовавших росту торговли, породило грандиозные открытия того времени. Урок греческого чуда заключается в следующем: всегда купец открывает дверь философу, а не наоборот, город обогащается, используя внешнюю торговлю и новые идеи. К сожалению, этот период греческого расцвета закончился, как только начали подниматься новые империи: сначала афинская, затем македонская и, наконец, римская.

2. Сообщества средневековой Европы

Падение Римской империи в 476 году н.э. является, пожалуй, самым счастливым событием в истории континента. Благодаря обстоятельствам, которые можно было бы назвать чудесными совпадениями, после неоднократных неудач Карла Великого и германских императоров, Европа никогда не возвращалась к тому, чтобы стать единым политическим образованием. Отсутствие политического единства позволило широко распространять социальные эксперименты, которые породили творческую конкуренцию между тысячами независимых политических единиц, что привело к быстрому экономическому, социальному и культурному прогрессу. Слабость центральной власти была на пользу городам, которые стали в XI веке лидерами политической и коммерческой революции, и на которых еще долгое время будет основываться европейская институциональная структура. Жители городов строили самоуправляемые (снизу вверх) сообщества. Они избежали господства императоров и феодалов, в том числе, ведя войны, которые иногда длились сотню лет. Жители этих коммун ориентировались на экономику, а не на политику, потому что, в отличие от древних городов, в их распоряжении не было большой массы рабов: они оказались вынуждены отказаться от хищничества (которое было обычным средством увеличения собственного благополучия в то время) и заниматься производственной деятельностью и торговлей. Таким образом, средневековый буржуа распространил рыночную экономику за пределы феодального мира, и к 1200 году н.э. Европа была регионом, наводненным рабочими, фермерами, предпринимателями, ремесленниками и торговцами, которые обменивались плодами своего труда на многочисленных ежегодных ярмарках: это был сценарий, отличный от того, который преобладал в других областях цивилизованного мира, где массы по-прежнему подчинялись всемогущей имперской бюрократии.

3. Три современных примера: Голландия, Англия и Соединенные Штаты

Невероятный успех маленькой Голландии и крах испанской империи в 17 веке подтверждают по мнению современных историков превосходство коммерческого общества над бюрократическим. В испанской элите этих лет сложилась новая антибуржуазная идеология, идеология, которая с большим презрением смотрела на накопление богатства за счет работы, направленной на повышение ценности продукта. В результате, испанским бюрократическим государством стали руководить люди, которые были совершенно чужды миру экономики и бизнеса. Они подтолкнули страну к принятию экономической политики, которая привела к катастрофе торговлю и промышленность.

В то же время в Соединенных провинциях все было по-другому. Laissez-faire была консолидированной и полностью легитимизированной практикой, и успех, достигнутый Голландией в результате следования политике свободной торговли, вызвал восхищение, изумление и зависть по всей Европе. В 1670 году голландцы были крупнейшими игроками на международной торговой арене их торговый флот был больше и сильнее, чем у Франции, Шотландии, Германии, Испании и Португалии вместе взятых. Голландия в 1600-е годы была лабораторией, в которой можно было наблюдать и изучать капиталистическое и буржуазное общество в его самой чистой форме. Ее пример показал путь к саморазвитию: игнорирование голландской реальности означало осуждение себя на стагнацию.

Англичане первыми поняли, каким образом процветание Голландии связано со свободой, которой пользовались отдельные лица и экономические агенты, и, имитируя голландцев, они начали строить основу своего мирового господства. В XIX веке Англия приняла в одностороннем порядке ряд мер, открывших для торговли английские гавани по всему земному шару. Этот резкий и беспрецедентный шаг заставил другие государства конкурировать и привел к сокращению таможенных тарифов во всех основных странах. Наконец-то человечество смогло испытать рождение свободной и стабильной рыночной экономики, которая действовала на международном уровне: [эксперимент финикийцев в планетарном масштабе](http://library.earth-trekdesign.com/files/ridley matt - the rational optimist.pdf). Каждая страна, участвовавшая в этом международном разделении труда, выиграла, и это подтверждается тем фактом, что мировая экономика в этот период выросла в 3 раза. Но было две страны с наиболее свободной экономикой, а именно - Англия и Соединенные Штаты, где экономический рост превзошел весь остальной мир: [с 1820 по 1913 год валовой внутренний продукт Англии увеличился в шесть раз, а Американский вырос в 41 раз](http://theunbrokenwindow.com/Development/MADDISON The World Economy–A Millennial.pdf).

Решающим фактором для успеха викторианской Англии и молодых Соединенных Штатов, по мнению экономиста-историка Дейдры Макклоски, была консолидация на социальном уровне буржуазного менталитета, который чтил простого человека, создавшего свое состояние посредством работы, творчества и изобретательности. Ничто, вероятно, лучше не символизирует культурную победу продуктивных классов общества, чем статуя, размещенная в Вестминстерском аббатстве в 1825 году в честь Джеймса Уатта, изобретателя парового двигателя.

Для либертарианской историографии

Из всего этого ясно видно, что великие интеллектуальные и материальные творения, которые на протяжении веков возвышали человеческую цивилизацию, не были продуктом бюрократии, но творениями производителей, торговцев, предпринимателей, некоторые из которых эксплуатировались, подвергались жестокому обращению, а другие были просто забыты. Главными героями человеческого развития являются не императоры, короли, президенты, министры или генералы, которые чаще всего появляются в наших традиционных книгах по истории, а фермеры, ремесленники, предприниматели и торговцы, которые развили многие искусства, техники и профессии. Самые смелые из них защищали свободу и цивилизацию, отказываясь быть покоренными властью своего времени.

Общей темой в истории человечества является бесконечный конфликт между налогоплательщиками и потребителями налогов, что приводит нас к следующему выводу: либертарианские ученые должны рассказывать об исторических событиях сквозь призму деятельности тех людей, которые представляли идеи свободы, а не власти. Цивилизация, о которой следует помнить, была создана теми людьми, которые сопротивлялись власти, а не теми, кто ею являлся.

Перевод Наталия Афончина

Редактор Владимир Золоторев

Оригинал статьи