Я хотел бы рассмотреть связь отношения Хесуса Уэрта де Сото к государству с позицией некоторых других мыслителей. Сначала я поговорю о теории государства, разработанной немецким социологом Францем Оппенгеймером, которую его последователь Альберт Джей Нок применил к американской истории. Согласно этой теории, государство началось как хищническое образование, изымающее ресурсы из общества, и это до сих пор остается его сущностью. В работах Мюррея Ротбарда мы видим завершение этой школы мысли. Затем я поговорю о совершенно ином видении государства, которое представляет Людвиг фон Мизес. К удивлению многих студентов, знакомство которых с австрийской школой началось с Ротбарда, Мизес считал, что государство необходимо, и плохо относился как к теории Оппенгеймера так и к самому Оппенгеймеру. Таким образом, у нас есть два конфликтующих взгляда: с одной стороны, государство — это инструмент хищничества, который следует исключить; с другой стороны, государство необходимо.

Хесус Уэрта де Сото изящно обходит вопрос о том, кто прав — Оппенгеймер или Мизес. Он делает это, сосредоточившись на другом, хотя и связанном вопросе. Его интересы лежат в эволюции права как устойчивого набора правил, которые служат руководством для людей, позволяя им мирно взаимодействовать друг с другом. Когда мы рассмотрим право таким образом, — и это позволяет нам обойти вопрос Мизеса-Оппенгеймера, — ключевой момент окажется в том, что не имеет значения, играют ли государственные чиновники роль в такой правовой системе, до тех пор пока система не нарушается произвольными политическими интервенциями. Разрабатывая свои идеи о праве, де Сото был под влиянием теории Фридриха Хайека о британском общем праве. Как и великий итальянский теоретик права Бруно Леони, он считает, что анализ Хайека может быть применен как к римскому праву, так и к общему праву, и его собственное обсуждение законов о банковском деле выводит на передний план римское право.

Перейдем теперь к Оппенгеймеру и Ноку. Франц Оппенгеймер был немецким социологом, который уехал из Германии после прихода к власти Гитлера в 1933 году. Он преподавал в Соединенных Штатах и умер в Лос-Анджелесе. Он написал книгу “Государство”, которая была опубликована в 1908 году и переведена на английский в 1915 году. Нок написал “Наш враг, государство” в 1935 году. Оппенгеймер и Нок говорили, что существуют два способа приобретения богатства, первым из которых является мирное производство и торговля. Этот способ они назвали экономическими методами. К сожалению, есть и другой способ получить богатство. Это захватить его у тех, кто его произвел. Этот способ они назвали политическими методами. Они определяют государство как организацию политических методов. С этой точки зрения, государство — это хищническая организация, банда грабителей.

Это очень интересная теория, но как мы можем знать, что она верна? История — это не априорная дисциплина. Мы не можем дедуктивно, используя только логику, утверждать, что определенные события должны были произойти. Единственный способ показать, что Оппенгеймер и Нок были на правильном пути — это историческое исследование.

Это именно то, что сделали Оппенгеймер и Нок: они предоставили исторические примеры для поддержки своей теории государства. Оппенгеймер тщательно изучал антропологическую литературу. Большинство государств, описанных в этой литературе, начинались как хищнические группы и, в немногих случаях, когда это не было так, общество создавало государство, чтобы предотвратить хищничество со стороны других. Эти государства также становились хищническими. Он рассмотрел древний мир, провел свое исследование через Средневековье до своего времени. Государство всегда было хищническим либо с самого начала, либо становилось хищническим после своего появления.

Нок в своей книге суммировал теорию Оппенгеймера и применил ее к американской истории. Американское государство, как и все остальные, было хищническим. Нок категорически поддерживал точку зрения Чарльза А. Берда, в его знаменитой книге “Экономическая интерпретация Конституции Соединенных Штатов” (1913). По мнению Берда, Конституция была написана для продвижения экономических интересов определенной группы богатых людей. Американское национальное государство, которое возникло в 1789 году, было хищнической бандой, такой же, как все остальные государства.

Я хочу обратить внимание на логическую структуру аргумента Оппенгеймера и Нока. Когда я обсуждал этот аргумент в одном из своих онлайн-курсов для Академии Мизеса, один из студентов высказал возражение. Он спросил: не было ли в истории примеров обществ без государства? Он был прав: такие общества определенно существовали, но это не опровергает Оппенгеймера и Нока. Их тезис заключается в том, что каждое государство является хищническим. Чтобы опровергнуть это, нужно привести пример государства, которое не было хищническим. В их тезисе не утверждается, что каждое общество имеет государство. Примеры обществ без государства были бы радостной новостью для Оппенгеймера и Нока, потому что это давало бы нам некоторый повод думать, что мы могли бы обойтись и без государства. Мюррей Ротбард в своем классическом эссе “Анатомия государства” показывает свою полное согласие с точкой зрения Оппенгеймера и Нока:

Государство, по словам Оппенгеймера, — это “организация политических методов”; это систематизация хищнического процесса на определенной территории. Ведь преступность, в лучшем случае, нерегулярна и неопределенна; паразитизм непродолжителен, и принуждающее, паразитическое существование может быть прервано в любое время сопротивлением жертвы. Государство обеспечивает законный, упорядоченный, систематический канал для хищничества над частной собственностью; оно делает определенной, безопасной и относительно “мирной” жизненную линию паразитической касты в обществе. Поскольку производство всегда предшествует хищничеству, свободный рынок предшествует государству. Государство никогда не создавалось с помощью “общественного договора”; оно всегда рождалось в завоевании и эксплуатации. Классическая парадигма — это племя, которое делает паузу в своем привычном методе грабежа через убийство завоеванного племени, чтобы понять, что период грабежа будет более долгим и безопасным, а ситуация более приятной, если завоеванному племени позволить жить и производить, а завоеватели будут жить среди них как правители, взимающие стабильную ежегодную дань. Один из методов рождения государства может быть иллюстрирован следующим образом: в холмах южной “Руритании” группе бандитов удается получить физический контроль над территорией, и наконец бандитский вождь провозглашает себя “Королем суверенного и независимого правительства Южной Руритании”; и если он и его люди имеют силу поддерживать это правило некоторое время, вот и всё — новое государство присоединилось к “семье наций”, а бывшие бандитские лидеры превратились в законную знать королевства. (Ротбард (1974), 2009, стр. 15–17)

Как я уже упоминал, Людвиг фон Мизес не был согласен с Оппенгеймером относительно природы государства, хотя это не означает, что он имел иное мнение о том, как возникли государства. Насколько мне известно, он не высказывал никакого мнения по этому вопросу. Скорее, он отличается от Оппенгеймера и его последователей отрицанием того, что государство по своей сути является хищническим организмом. Напротив, общество требует государства для своего выживания. В своей работе “Человеческая деятельность” он говорит:

Анархическое общество будет на милости каждого индивида. Общество не может существовать, если большинство не готово мешать, применяя или угрожая применить насилие, меньшинствам, которые разрушают социальный порядок. Эта власть вверена государству или правительству. Государство или правительство — это социальный аппарат принуждения. У него монополия на насильственные действия. Ни один человек не имеет права использовать насилие или угрозу насилия, если правительство не предоставило ему этого права. Государство в сущности является учреждением для сохранения мирных межличностных отношений. Однако для сохранения мира оно должно быть готово подавлять атаки нарушителей мира. (Мизес (1949) 1998, стр. 149)

Те из нас, кто разделяет интерпретацию Ротбарда, на этом этапе почти непреодолимо захотят подчеркнуть, что Мизес был незнаком с концепцией частных охранных агентств и вместо этого рассматривал анархическое общество как общество без вообще каких-либо принуждающих институтов. Но факт остается фактом: он отвергал анархизм. С точки зрения Хесуса Уэрта де Сото, нам не нужно урегулировать этот спор. Для классически-либерального общества важно наличие законодательства, в рамках которого люди могут планировать свою жизнь, без вмешательства политической системы. Короче говоря, пока существует стабильная система прав собственности, вопрос о необходимости государства имеет второстепенное значение.

Но не просим ли мы невозможного? Как правовая система может возникнуть и поддерживать себя независимо от государства, если государство существует? Если государство существует, то разве не все законы должны издаваться государством и постоянно пересматриваться им? Фридрих Хайек так не думал. Он говорит в «Законе, законодательстве и свободе», том 1: «До открытия Политики Аристотеля в тринадцатом веке и принятия кодекса Юстиниана в пятнадцатом… Западная Европа прошла… [а] эпоху в почти тысячу лет, когда право… рассматривалось как что-то данное независимо от человеческой воли, что-то, что нужно открыть, а не сделать, и когда представление о том, что право может быть сознательно создано или изменено, казалось почти богохульным» (Хайек, 1973, стр. 83).

По мнению Хайека, его точку зрения иллюстрировало развитие общего права в Англии. В Англии право создавалось на основе решений судей по конкретным рассматриваемым ими делам. Эти решения принимались в свете предыдущих решений и постепенно формировалось тело закона. Хайек утверждал, что этот процесс препятствовал росту абсолютной монархии в Англии: «То, что предотвратило такое развитие, была глубоко укоренившаяся традиция общего права, которое не рассматривалось как продукт воли кого-либо, а скорее как преграда всей власти, включая короля — традиция, которую сэр Эдвард Кок защищал против короля Якова I и его канцлера, сэра Фрэнсиса Бэкона, и которую сэр Мэттью Хейл блестяще переформулировал в конце XVII века в противовес Томасу Гоббсу» (Гайек, 1973, стр. 84–85).

Великий итальянский теоретик права Бруно Леони расширил аргумент Хайека, показав, что закон, основанный на явно провозглашенном кодексе законов, может существовать и развиваться независимо от государства. Леони указывает в своей работе “Свобода и закон”, что

Большая часть римских законов не была связана с каким-либо законодательным процессом. Частное римское право, которое римляне называли jus civile, на протяжении большей части долгой истории Римской Республики и Империи было фактически недоступно для законодателей. Известные ученые, такие как покойные итальянские профессора Ротонди и Винченцо Аранжио Руис и покойный английский юрист У. У. Бакленд, неоднократно указывают на то, что «основные понятия, общую схему римского права, следует искать в гражданском праве, наборе принципов, постепенно развивавшихся и совершенствовавшихся в течение многих столетий с небольшим вмешательством законодательного органа». Бакленд также отмечает, вероятно, на основе исследований Ротонди, что «из многих сотен известных leges [законов], не более чем около сорока имели какое-то значение для частного права», так что по крайней мере в классическую эпоху римского права закон, насколько касается частного права, занимает только очень второстепенное положение. (Леони (1961), 1972, стр. 83)

Хесус Уэрта де Сото явно принадлежит к традиции Хайека и Леони. В своей работе “Деньги, банковский кредит и экономические циклы” он ссылается на Леони: “Великий вклад Бруно Леони заключается в том, что он показал, что австрийская теория о возникновении и развитии социальных институтов идеально иллюстрируется явлением общего права и что она уже была известна и сформулирована римской классической школой права” (Уэрта де Сото (1998), 2020, стр. 22). Затем он добавляет: “Короче говоря, Леони считал, что право возникает в результате непрерывного процесса проб и ошибок, в котором каждый индивид учитывает свои обстоятельства и поведение других, а право совершенствуется через селективный эволюционный процесс. Величие классической римской юриспруденции заключается именно в осознании этой важной истины юридическими экспертами и непрерывных усилиях, которые они прилагали к изучению, интерпретации правовых обычаев, экзегезе, логическому анализу, поискам пробелов и исправлению недостатков; все это они проводили с необходимыми стандартами благоразумия и спокойствия” (Там же, стр. 23-24).

Если есть желание, то можно рассматривать изложенную выше позицию как диалектический синтез тезиса и антитезиса “за” и “против” государства. Я предлагаю это только как предположение, надеясь, что читателям это будет интересно. Две оговорки, прежде чем я закончу. Я не пытался решить спор между описанными здесь позициями, а скорее стремился представить их, чтобы читатели могли сформировать свое собственное мнение. Я не скрываю своего собственного мнения, если это интересно, что правильным является подход Ротбарда. Кроме того, утверждая, что видение закона таким образом позволяет избежать вопроса о необходимости государства, я не подразумеваю, что Уэрта де Сото сам в явной форме выдвигал этот тезис. Скорее, мое утверждение состоит в том, что полезно интерпретировать его таким образом. Согласится ли он, если прочтет эту главу, я не рискну утверждать, но надеюсь, что он примет это как дань уважения.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев