кафедра госуправления, государственный Университет штата Нью-Мексико

Большое спасибо Мюррею Ротбарду и Уолтеру Блоку за их поддержку более ранней версии этого доклада. Мои коллеги, Кэл Кларк, Рагу Ропп и Пол Сагал из Университета штата Нью-Мексико также высказали полезную критику. Джанет Гарсия изящно напечатала рукопись.

Вступление

Главный вопрос, вокруг которого вращается полемика между либертарианскими мыслителями сегодня, как и всегда, звучит как “может ли человек жить в абсолютной анархии, или все же минимальное государство необходимо для максимизации свободы?” Однако, в этой дискуссии упущен вопрос, может ли человек вообще жить вне анархии? Можем ли мы действительно отменить анархию и на ее месте создать правительство? Большинство людей, независимо от их идеологических предпочтений, согласны с тем, что отсутствие анархии возможно, что они живут “при правительстве”, а анархия была бы ничем иным, как хаосом и насилием. ¹

Цель этой статьи состоит в том, чтобы поставить под сомнение это предположение и показать, что вырваться из анархии невозможно, что мы всегда живем в анархии, и что настоящий вопрос в том, в анархии какого вида мы живем, — рыночной анархии или нерыночной (политической) анархии. Кроме того, мы покажем, что политические анархии бывают двух типов — иерархические или плюралистические. Чем в большей степени политическая анархия плюралистична, тем больше она напоминает рыночную анархию. Качество иерархической и плюралистической анархий оценивается с точки зрения их способности минимизировать уровень насилия в обществе. Показано, что плюралистические анархии гораздо менее жестоки, чем иерархические анархии. Мы делаем вывод, что реальный вопрос, который должны решить либертарианцы, — это не выбор между минимальным государством и анархией, а выбор типа анархии, — рыночный или политический, иерархический или плюралистический, — который наилучшим образом способствует максимизации свободы.

I

Анархия — это общественный строй без правительства, подчиняющийся только экономическим законам рынка. Правительство является агентом, внешним по отношению к обществу, “третьей стороной”, обладающей властью принуждать все другие стороны отношений в обществе к принятию своей концепции этих отношений.

Идея правительства как агента, внешнего по отношению к обществу, аналогична идее Бога и его вмешательства в человеческие дела. Для атеиста хорошей аналогией может быть предположение о том, что всемогущие марсиане выполняют ту роль, которую мы обычно приписываем правительству, т.е. имеется внешний разработчик и исполнитель правил поведения, которым мы должны подчиняться.

Однако существование идеи правительства, не является доказательством его эмпирического существования ². Мало кто из нас будет убежден таким аргументом: “Я считаю, что идея Бога возможна, поэтому Бог существует”. Однако именно такова структура аргумента, который лежит в основе всех предположений о существовании правительства. То, что общества могут иметь какую-то форму организации, которую они называют “правительство” не является основанием для вывода о том, что эти “правительства” существуют.

Более пристальный взгляд на эти земные “правительства” показывает, что они не выводят нас из анархии. Они просто заменяют одну форму анархии другой и, следовательно, не дают нам реальное правительство. Рассмотрим, почему это так.

Где бы ни существовали земные “правительства”, анархия официально запрещена для всех членов общества, которые обычно рассматриваются как подчиненные или граждане. Они больше не могут взаимодействовать друг с другом на своих собственных условиях – будь то портовые торговцы или отряд охотников за головами, идущий с добычей в открытой пустыне, или улицы Ньюарка, штат Нью-Джерси. Все члены общества должны принять внешнюю “третью сторону” — правительство — в их взаимотношения как третье лицо, обладающее полномочиями принуждать для исполнения своих решений и полномочиями наказывать несогласных.

Например, если вор на концерте украл у меня кошелек, закон требует, чтобы я полагался в этом вопросе на услуги членов “третьей стороны”, которые поймают его (полицейские), возьмут под стражу (тюремщики), организуют судебный процесс (прокуроры, судьи, и даже государственные “защитники”) будут судить его (группа людей, принудительно призванная в качестве присяжных по решению суда), дадут ему срок или казнят (тюрьмы, палачи). Самое большее, на что я законно уполномочен – это ловить его, но мне запрещено сводить с ним счеты самому. Такие запреты достигли трагикомических масштабов, как в случаях, когда правительство наказывает жертв преступлений за их “чрезмерную” самозащиту, т.е. защиту за пределами, разрешенными “законом”. Короче говоря, я или любой другой подчиненный должен принять решения правительства в своих взаимоотношениях с другими людьми. Мы обязаны подчиняться законам этой “третьей стороны”.

Однако такого механизма “третьей стороны”, который существует для общества не существует для тех, кто сам осуществляет власть правительства. Другими словами, не существует “третьей стороны”, которая писала бы законы и исполняла бы их для лиц, составляющих “третью сторону”. Правители все еще остаются в состоянии анархии в отношениях между собой. Они разрешают внутренние споры сами по себе, без обращению к правительству (внешнему субъекту).

Анархия все еще существует. Только без правительства это была рыночная или естественная анархия, а то, что у нас теперь это политическая анархия, анархия внутри власти ³.

Взять, к примеру, чиновников нашего федерального правительства. Это группа, состоящая из конгрессменов, судей, президента и вице-президента, бюрократов высшего уровня в гражданских и военных учреждениях, а также армии их помощников, которые сообща наблюдают за работой миллионов государственных служащих, которые составляют федеральную администрацию. Все эти люди обеспечивают соблюдение законов, указов, правил и огромного количества разнообразных распоряжений, которым должны подчиняться все члены общества.

Тем не менее, их отношения друг с другом остаются в основном “беззаконными”.

Никто за пределами этой группы не пишет и не применяет правила, регулирующие отношения между ними. Максимум, чиновники могут быть связаны гибкими ограничениями, навязанными “конституцией”, которую они, в любом случае, интерпретируют в свою пользу. Верховный суд, в конце концов, является лишь ветвью правительства и состоит из людей, назначенных правительством и подверженных давлению со стороны других членов правительства. Более того, решения судей исполняются другой ветвью власти, исполнительной, над которой судьи не имеют власти. Кроме того, Конгресс, посредством манипулирования бюджетными ассигнованиями на судебную власть, также оказывает давление, которое судьи должны преодолевать.

Точно так же для конгрессменов нет арбитров “третьей стороны” во взаимоотношениях внутри этой группы или в ее внешних отношениях. Более того, даже даже федеральная бюрократия и все ее составные части обходятся без “третьей стороны” в своих внутренних и внешних взаимодействиях. Короче говоря, если мы заглянем внутрь правительства мы выясним, что правители остаются в состоянии анархии. Они живут в политической анархии.

Анархические отношения правительственных чиновников могут быть проиллюстрированы следующим примером: предположим, что конгрессмену удается перенаправить поток государственных денег в свою частную собственность. Это преступление, кража денег. Но кража у кого? У вас или у меня? Только в том смысле, что мы были принуждены сделать вклад в государственную казну, которую конгрессмен рассматривает как добычу. Эти деньги уже не наши, они принадлежат кому-то другому. Но кому? Возможно, членам правительства, которые имеют право распределять эти потоки ресурсов.

Короче говоря, конгрессмен украл у других чиновников: конгрессменов, бюрократов, президента и т. д. Но что будет с преступлением? Будет ли конгрессмену предъявлено публичное обвинение, будет ли он судим и осужден за его преступление как обычный гражданин, который украл у другого гражданина? Иногда да; но обычно происходит другое –– серия политических маневров на высшем уровне; взаимные угрозы за закрытыми дверями, взаимная демонстрация силы; случаются битвы, в которых либо уничтожается репутация, либо деньги переходят из рук в руки, изменяется русло потока ресурсов, либо доступ к нему.

Переполох вскоре забывается, обвинения сняты или не выдвинуты, и конгрессмен переизбирается на выборах. Иногда, если нарушитель был незначительным общественным деятелем, либо человеком, которого очень уж ненавидят его коллеги, он предстает перед судом и получает минимальный или даже условный срок. В большинстве случаев мелкую рыбешку со дна бюрократии приносят в жертву преступлениям, совершаемым высшими должностными лицами, которые управляют, санкционируют и получают всю прибыль. Но не нужно заблуждаться: здесь нет “третьей стороны”, нет правительства, которое судит и исполняет решения суда. Правители в буквальном смысле берут закон в свои руки и делают то, что за пределами правительства будет считаться “самосудом”.

Короче говоря, общество всегда живет в анархии. Правительство только ликвидирует анархию среди так называемых “подданных” или “граждан”, а среди тех, кто правит, превалирует анархия.

Рисунок 1 иллюстрирует эту ситуацию. Круг слева показывает состояние истинной, рыночной или естественной анархии, при которой все члены общества взаимодействуют в строго двусторонних сделках без вмешательства “третьей стороны”.

Круг справа показывает ситуацию, сложившуюся “при правительстве”. В верхней части мы видим людей, чьи отношения с другими больше не являются двусторонними. Все отношения юридически “треугольные”, в том смысле, что все члены общества принуждаются принять управление чиновников в свои сделки. Однако в нижней части, внутри “правительства” отношения между чиновниками остаются анархическими.

II

Мы показали, что анархия не полностью упразднена правительством, но зарезервирована, так сказать, только для чиновников, среди которых она и правит. В таком случае уместно выяснить, выгодно ли это обществу.

Сторонники и защитники государства утверждают, что без правительства общество было бы в состоянии невыносимого насилия. Таким образом, логично выяснить, в чем заключается влияние правительства на насилие: в том, чтобы увеличить, уменьшить или никак не повлиять на его уровень в обществе.

Является ли политическая анархия менее жестокой, чем естественная или рыночная анархия? Минархисты утверждают, что это так, при условии, что правительство строго ограничено ролью третьего лица в имущественных спорах. Хотя наличие правительства обязательно предполагает использование ограниченного насилия, говорят минархисты, уровень насилия при минимальном государстве будет ниже, чем при естественной анархии.

Рисунок 2 иллюстрирует минархистскую идею. При предоставлении государству минимальных полномочий, уровень насилия в обществе предположительно падает ниже уровня в естественной анархии. Предположим, (учитывая громогласную анти-интервенционистскую позицию минархистов), что если правительство выходит за рамки ограниченного государства, то это больше не приносит дальнейшего снижения уровня насилия — и потому за определенными рамками роста государства начинается рост насилия, который возвращает нас к уровню насилия в естественном состоянии или даже превосходит его. (см. Рисунок 3)

Пунктирные линии показывают возможные эффекты, оказываемые на уровень насилия расширением государства от его минимального состояния.

Этот уровень насилия при политической анархии, вероятно, может превысить уровень насилия при рыночной анархии. Концентрационные лагеря Гитлера и Гулаг Сталина являются свидетельствами насилия в таких масштабах, что вряд ли можно сказать, что естественная анархия будет еще хуже. Политическая анархия национальных государств привела к межгосударственному насилию в таких масштабах, что это должно заставить задуматься даже самого преданного последователя Гоббса.⁴

Третья позиция, возможно, наиболее интересна в теоретическом плане. Эта позиция говорит о том, что отношения между правительством (замена политической анархией рыночной анархии) и насилием определяется третьим элементом — структурой правительства, измеряемой по степени централизации. Чем в большей степени полномочия распределены среди многочисленных политических единиц, тем более плюралистическим является правительство. Чем более централизована структура, т. е., чем больше правительственных полномочий сосредоточено в центре, тем более иерархично правительство. Обратите внимание, что чем более иерархично правительство, тем больше правительство укрепляется в положении конечного арбитра. Другими словами, чем более централизована структура, тем сильнее попытки создания “третьей стороны” внутри самого правительства в обличье богоподобной фигуры, такой как Гитлер, Сталин, Мао или Кастро. Такая “третья сторона”, однако, существует в условиях полной анархии в отличие остальных своих соотечественников и остального мира.

Чем более плюралистична политика страны, тем чаще правители ведут себя не ссылаясь на “третью сторону” и, следовательно, тем больше общество напоминает естественную анархию. Чем менее плюралистична или более иерархична политика страны, тем в большей степени общество оказывается управляемым “внешним” элементом, богоподобной фигурой, ниспосланной с небес истории, религии или идеологии.

Беглый взгляд на современные общества и новейшую историю показывает, что, эмпирически, именно в тех общества, которыми правят такие личности, уровень насилия в форме политической репрессии, принуждения и запугивания самые высокие. И напротив, уровень насилия самый низкий в обществах с очень плюралистической политикой, таких как Швейцария. Это верно даже в “коммунистическом” мире: более плюралистическая политика коммунистической Польши или Югославии менее агрессивны, чем более иерархическая политика Советского Союза. Точно так же в западном мире, более плюралистическая политика США менее жестка, чем политика Италии, где она гораздо более иерархична.

Но почему степень централизации определяет тот факт, что политическая анархия столь жестока в иерархических государствах, таких как Китай или Куба, и относительно мягка – в плюралистических государствах, таких как Индия и Коста-Рика? Ответ может быть прост: централизованные государства более склонны совершать ошибки, чем децентрализованные государства.⁵ Политические ошибки имеют форму ложных представлений о природе двусторонних отношений в обществе и в политике, пример такой ошибки — представления об отношениях между работником и капиталистом, распространенные в коммунистических государствах. Если суждения ошибочны, они не будут приняты одной или обеими сторонами в сделках. Единственный способ для правителей навязать свою концепцию “третьей стороны” – это применение силы, которой в различных условиях будет или не будет сопротивляться оппозиция.

При плюралистическом правительстве неправильные представления о двусторонних отношениях в обществе возникнут с меньшей вероятностью. Это происходит потому, что многочисленные элементы могут самостоятельно взаимодействовать друг с другом, с гражданами и подчиненными, так что становится известно все больше и больше информации о влиянии этих суждений на двусторонние отношения. Кроме того, ошибочные концепции легче обнаружить, поскольку они проявляются в различных автономных политических единицах, каждая из которых имеет политические ресурсы, и которые противостоят друг другу в последовательной серии политических взаимодействий.

В иерархическом правительстве даже членам правительства не разрешено решать споры между собой. Все отношения находятся под юрисдикцией одного верховного лидера. Такой лидер должен поддерживать обширную сеть шпионов и силовиков для достижения такой суперспособности. Конечно, способность одного человека контролировать поведение других довольно ограничена, поэтому даже в гитлеровской Германии, прямо под носом фюрера заключались поистине макиавеллиевские, феодальные сделки. Естественно, это было запрещено, поэтому все жили в состоянии страха, не зная, когда врагам удастся направить внимание Гитлера против них.⁶

Является ли это объяснение хорошим или нет, у нас есть тот факт, что иерархическая политика более жестока, чем плюралистическая. Но если общество с плюралистической политической анархией испытывает меньше насилия, чем общество с иерархическим или “управляемым” правительством, не логично ли выяснить, является ли естественная анархия менее насильственной, чем политическая? Почему связь между правительством и насилием должна быть непрямой? Возможно ли, что эта зависимость линейно возрастает, и таким образом правительство всегда производит больше насилия, чем рынок?

Резюме и заключение

Мы показали, что анархия, как и материя, никогда не исчезает — она ​​только меняет форму. Анархия — это либо рыночная анархия, либо политическая анархия. Плюралистическая, децентрализованная политическая анархия менее жестока, чем иерархическая политическая анархия. Следовательно, у нас есть основания предполагать, что рыночная анархия может быть менее жестока, чем политическая анархия. Поскольку рыночная анархия может превзойти политическую анархию в эффективности во всех других отношениях ⁷ почему мы должны ожидать чего-то другого сейчас? Разве не справедливо было бы ожидать, что рыночная анархия вызовет меньше насилия в отношении прав собственности, чем политическая анархия? В конце концов, рынок является лучшим экономайзером всего — разве он не сэкономит на насилии лучше, чем правительство?

Пока готовился текст этой статьи, я прочитал “Бог и государство” Михаила Бакунина* (New York: Dover* Publications, 1970), и был поражен сходством между аргументом Бакунина против Бога и моим аргументом против правительства. Это неудивительно, поскольку многие предположения, используемые для оправдания правительства, ссылаются на злую природу человека. Это как если бы правительство заняло место Бога на земле, чтобы держать злых людей в узде. Тот факт, что правительства сами состоят из обычных людей, которые остаются в состоянии анархии, похоже, ускользнул от тех, кто придерживается этой точки зрения.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев