Моя недавняя дискуссия с Филиппом Багусом достигла предела насыщения по основным вопросам. Теперь читатели могут составить собственное мнение. Те, у кого есть глаза, — увидели.

Ниже я изложу несколько заключительных соображений.

Что бы произошло, если бы правительство Милея действительно закрыло центральный банк Аргентины, как было обещано, сразу после прихода к власти в декабре 2023 года? Именно с этого вопроса началась наша дискуссия. Это был довольно академический вопрос.

На самом деле, как хорошо известно, Хавьер Милей не закрыл центральный банк Аргентины.

И, разумеется, на то были вполне разумные причины. Можно добавить, что такие причины всегда найдутся. Правительство не хотело сразу ввергнуть страну в тяжёлый экономический кризис в самом начале президентства. Президент не хотел оттолкнуть своих избирателей. Он не хотел вступать в конфликт с (крайне закредитованной) экономической и политической элитой Аргентины типа Капуто, Дасы, Стурценеггера и других, которые и тогда, и сейчас прекрасно представлены в его кабинете.

Подобного рода соображения — отличительная черта умеренного социал-демократического или христианско-демократического «консервативного» лидера, типичного партийного политика, уважаемого члена политической касты. Маленькая проблемка в том, что Хавьер Милей представлял себя как ярый противник всего этого. Он был аргентинским “мистером Либертарианцем”. Он обещал сократить государство настолько, насколько это возможно, закрыть одно государственное учреждение за другим. Afuera! Прочь!

Так зачем же останавливаться, когда речь заходит о центральном банке? Позвольте мне снова процитировать социалиста Яниса Варуфакиса: «Если вы (в отличие от меня) действительно верите в мудрость рынков и хотите освободить Аргентину от политических ограничений, наложенных на рыночный механизм, с какого рынка вы начнёте? Конечно же, с денежного рынка».

И действительно, в ходе своей предвыборной кампании Хавьер Милей сделал закрытие центрального банка одним из самых популярных пунктов своей программы. Многие люди голосовали за него именно потому, что хотели, чтобы это произошло. Само собой разумеется, что этот электорат был бы совершенно разочарован, если бы их избранник вдруг заявил, что он не хочет ссориться со своими новыми друзьями из истеблишмента. Но какой аргумент мог бы вывести его из этого политического тупика?

Большинство политиков стали бы утверждать, что закрытие центрального банка вызвало бы страшную дефляцию, обрушение фондового рынка, рост безработицы и серьёзные экономические трудности почти для всех. Проблема этого аргумента в том, что большинство экономистов австрийской школы вовсе не видят ничего плохого в снижении цен. Даже когда речь идёт о дефляционных кризисах, они, как правило, подчёркивают долгосрочные преимущества такой «дефляционной очистки». Я говорю не только о себе, Джо Салерно и Марке Торнтоне. Хесус Уэрта де Сото и Филипп Багус также известны как активные критики дефляциофобии. Падение цен — это не проблема для экономики в целом. Это краткосрочная проблема для сильно закредитованных агентов (особенно так называемой элиты), но это проблема разового характера, которая быстро исчезает, оставляя после себя экономику, в значительной степени свободную от долгов и более устойчивую, чем прежде.

Одним словом, Милей не мог использовать этот аргумент, не потеряв доверия.

И он им не воспользовался. Вместо этого он заявил, что закрытие центрального банка было бы равносильно гиперинфляции.

С политической точки зрения это было весьма хитро. Австрийцы выступают против центральных банков, в том числе потому, что они приводят к массовому увеличению денежной массы и инфляции цен. Следовательно, если закрытие центрального банка само по себе вызывает то зло, за которое эти банки и подвергаются осуждению, то такая мера начинает выглядеть как контрпродуктивная.

Я не буду здесь обсуждать ошибочное объяснение Милея, почему ликвидация центрального банка должна привести к гиперинфляции. Кристоффер Хансен уже разобрал это с большой ясностью. Когда я услышал это заявление от Милея, я подумал, что этот человек — очень плохой экономист. Конечно же, его никак нельзя считать представителем австрийской школы экономики. Именно поэтому я, вместе с коллегами Рольфом В. Пустером и Хансом-Херманом Хоппе, утверждаю, что Милея нельзя воспринимать всерьёз, когда он высказывается от имени австрийской теории. Он, по всей видимости, просто не знает, о чём говорит.

Но затем появляется мой давний друг Филипп Багус и тоже утверждает — хотя и не совсем теми же аргументами — что закрытие центрального банка действительно повлекло бы гиперинфляцию в Аргентине. Это заставило меня задуматься. Похоже, я мог быть слишком строг к Милею. Возможно, он получил эту идею в ходе обсуждений с Филиппом Багусом или с каким-то другим австрийским экономистом (я был бы признателен профессору Багусу, если бы он прояснил этот вопрос). И я также очень заинтересовался тем, как умный и хорошо подготовленный человек, как Багус, мог прийти к поддержке подобной чепухи. Так и началась наша небольшая дискуссия.

С самого начала профессор Багус защищал безнадёжную позицию. Ему так и не удалось обойти два основных факта. (1) Закрытие центрального банка привело бы к обвалу денежной массы, и этого одного было бы достаточно, чтобы перевесить любое противоположное влияние со стороны других факторов, таких как спрос на деньги. И (2) сам спрос на деньги в значительной степени зависит от ожидаемой динамики денежной массы.

Если бы Хавьер Милей закрыл центральный банк Аргентины в первый день своего президентства, то денежная база (обязательство центрального банка) больше не могла бы расти. Существующие банкноты песо либо остались бы в обращении, либо были бы выкуплены в обмен на активы, находящиеся на балансе центрального банка. Существующие счета наличности в центральном банке либо были бы обменены на банкноты, либо ликвидированы в обмен на активы центрального банка. И весь остальной долг (включая упомянутые профессором Багусом однодневные депозитные инструменты) также был бы ликвидирован в обмен на активы центрального банка.

Иными словами, денежная база либо осталась бы на прежнем уровне, либо — что гораздо вероятнее — значительно сократилась бы. Более того, и это ключевой момент, общая денежная масса (денежная база и депозиты в коммерческих банках) сократилась бы стремительно. Без поддержки центрального банка многие (если не большинство) коммерческих банков обанкротились бы, а оставшиеся были бы вынуждены свернуть кредитную деятельность и нарастить кассовые резервы. (Можно утверждать, что этот процесс уже начался и проявился в росте объёмов однодневных депозитов в завершающей фазе избирательной кампании, когда Хавьер Милей всё ещё обещал закрыть центральный банк.)

Однако коммерческие банки были бы не единственными участниками рынка, которые увеличили бы спрос на песо. Остальные сделали бы то же самое — и очень быстро. Причина в том, что денежная база в песо оказалась бы заморожена, а возможно, даже начала бы сокращаться. А спрос на деньги, несмотря на множество причин, в значительной степени определяется ожидаемыми изменениями в объёме денежной массы. В конце 2023 года спрос на песо снижался. Но это происходило, в том числе, из-за того, что денежная масса (а значит и уровень цен) неумолимо росли усилиями центрального банка. Закрытие центрального банка очень быстро развернуло бы эту тенденцию в обратную сторону.

Вся стратегия аргументации Филиппа Багуса в отношении спроса на деньги сводилась к тому, чтобы максимально заслонить решающую роль ожидаемой динамики денежной массы. Он рассказал нам завораживающую историю о «потере доверия», которая якобы усилилась бы в случае закрытия центрального банка и неизбежно привела бы к гиперинфляции — независимо от того, что происходило бы с денежной массой.

Это показалось мне весьма занимательным. Это напомнило мне книгу Карла Шмитта о политическом романтизме — своеобразной форме поэтической вольности в обсуждении политических вопросов. В высказываниях профессора Багуса я усмотрел форму «экономического романтизма» — историю, которая хотя и не была логически невозможной (в отличие, скажем, от квадратного круга), но явно преувеличивала влияние одного из элементов реальности (спроса на деньги), искажая масштаб и выводя его из гармонии с его реальной ролью в действительности.

Надеюсь, читатели нашли эту дискуссию полезной и познавательной. Я с нетерпением жду заключительных замечаний Филиппа Багуса и благодарю его за то, что он откликнулся на мои возражения.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев