Пишущий в Chronicles о своих «якобы соратниках по позору» Пол Готфрид высмеивает склонность сваливать в одну кучу все аргументы, с которыми не согласен, и относиться к ним так, словно они по сути одно и то же лишь потому, что противостоят им всем. Например, «воковские левые» и «воковские правые» объединяются под общим ярлыком «woke». Критики «woke» в одну категорию записывают палеоконсерваторов (традиционных правых, которых они классифицируют как woke right) и неомарксистов критической теории (woke left). Таким образом, нам предлагается поверить, что нет подлинной разницы между анархо-капиталистом Хансом-Херманом Хоппе и франкфуртским марксистом Юргеном Хабермасом, равно как нет разницы между палеоконсервативным интеллектуальным историком Полом Готфридом и журналистом Такером Карлсоном. Для их критиков — которые видят себя центром всего — все эти люди всего лишь разные разновидности «woke»: одни ближе к левым, другие к правым. Готфрид поясняет:

Они даже пытаются объединить всех «плохих» слева и справа от истеблишмента, опираясь на когда-то популярную идею, которую я слышал от своих университетских преподавателей в начале 1960-х годов. Согласно этим учителям, «крайности сходятся», и у этих крайностей больше общего друг с другом, чем с теми милыми людьми посередине, которые их отвергают.

Как объясняет Коннор Мортелл, эти критики «действуют так, словно использование одного и того же или похожего инструментария означает, что группы имеют одно и то же или похожее значение». Более того, они обращаются с политическими ярлыками так, будто их значение (то есть значение, основанное на собственном определении критиков) признаётся всеми как универсальный стандарт. Например, эти критики называют себя «классическими либералами», но их идеи настолько сильно отличаются от идей, изложенных Людвигом фон Мизесом в Liberalism in the Classical Tradition, что приходишь к выводу, что термин «классический либерал» явно не является универсальным даже среди его сторонников.

Ключевой спор среди современных классических либералов касается понятий национализма, целостности национальных границ и легитимности пограничного контроля. По их мнению, национализм и пограничный контроль мешают свободным рынкам и индивидуальной свободе. Однако, классический либерализм по Мизесу не стремится давать ответы на вопросы национальной идентичности. Мизес подчёркивал, что либерализм — это материальная доктрина, которая направлена исключительно на внешнее благополучие и не занимается напрямую внутренними, духовными и метафизическими потребностями людей:

Либерализм — это доктрина, целиком направленная на поведение людей в этом мире. В конечном счёте, она не имеет иной цели, кроме продвижения их внешнего материального благосостояния, и напрямую не касается их внутренних, духовных и метафизических нужд.

Чувство национальной принадлежности или верности нации во многом возникает из «внутренних, духовных и метафизических» ценностей, а не основывается исключительно на анализе материального благосостояния или экономических результатов. Ротбард подчёркивает это в эссе Nations by Consent:

“Нация”, разумеется, — это не то же самое, что государство, и эту разницу прекрасно понимали более ранние либертарианцы и классические либералы, такие как Людвиг фон Мизес и Альберт Джей Нок. Современные либертарианцы часто ошибочно предполагают, что индивиды связаны друг с другом исключительно через сеть рыночного обмена. Они забывают, что каждый человек неизбежно рождается в семье, в языке и культуре. Каждый рождается в одной или нескольких пересекающихся общинах, обычно включая этническую группу, со своими ценностями, культурами, религиозными убеждениями и традициями. Человек, как правило, рождается в “стране”. Он всегда рождается в определённом историческом контексте времени и места, то есть в конкретном районе и на определённой земле.

Задача здесь не в том, чтобы исследовать определение национализма у Мизеса, а в том, чтобы подчеркнуть: классический либерализм не может сказать человеку, должен ли он, в какой форме и в какой степени заботиться о своей семье, языке, культуре, этнической принадлежности или религиозных убеждениях, равно как и о том, как выражать эту приверженность или какое значение придавать этим вещам. Многие люди глубоко озабочены подобными вопросами, тогда как другие хотели бы жить в мире без наций и без национальных границ. Те, кто настаивает, что верность нации — это «woke right», называют себя единственными «истинными» классическими либералами, но ирония в том, что именно они отвергли ключевой принцип классического либерализма — возможность философских и моральных разногласий именно по таким вопросам. «Привратники», самоназначившие себя арбитрами классического либерализма, приписывают этой идеологии конкретную интерпретацию — свою собственную — основанную на их видении социального прогресса. Как замечает Готфрид: «Наши критики часто оправдывали свои усилия по маргинализации нас, ссылаясь на наше упрямое противостояние тому, что они считают социальным прогрессом».

Эта форма социального прогресса теперь отстаивается тем, что Готфрид называет «Conservative Inc.», и включает в себя феминизм, гендеризм и «государственное поклонение Мартину Лютеру Кингу-младшему». Нам, по словам «привратников», говорят, что всё это — ценности классического либерализма, и любой, кто их отвергает, является экстремистом — либо woke left, либо woke right.

Готфрид признаёт, что «идея о том, что крайности сходятся, может быть верна в некоторых случаях». Например, многие отмечали сходство фашистских и коммунистических политик, которые обе опираются на тиранию для максимизации власти «тотального государства». Но Готфрид также указывает на различия этих крайностей, которые зачастую являются противоположностями:

Как историк, я никогда бы не спутал консерваторов XIX века, выступавших за традиционное иерархическое и предпочтительно аграрное общество, с социалистическими революционерами. Сущности, которые могут быть одинаково неприемлемы для позднейших исторических критиков, не становятся по своей природе похожими лишь из-за этого факта… даже неопытный юноша может понять, что не все фигуры прошлого и настоящего, с которыми кто-то не согласен, говорили или делали одно и то же. Проведение параллелей имеет смысл только тогда, когда они показывают поразительное сходство. В противном случае это неуклюжие или тенденциозные начинания. Даже если бы я неделю размышлял над этой проблемой, я не смог бы объяснить, почему нарушители порядка в Лос-Анджелесе или Сиэтлская автономная зона, возникшая во время “Лета любви” 2020 года, должны напоминать мне о южном плантаторском классе.

В этом и заключается трудность: то, что считается «поразительным сходством», во многом зависит от того, на чём человек хочет сделать акцент. «Центристы», которые классифицируют своих оппонентов слева или справа как «woke», ищут сходство в языке и формах, так что, например, каждый, кто жалуется на «системный расизм», оказывается woke: жалобы на расизм против чёрных — woke left, а жалобы на расизм против белых — woke right. Они воспринимают все восстания как одинаковые: «Лето любви» Black Lives Matter — то же самое, что и отделение южных штатов (ведь это всё просто восстания!). В некоторой степени вполне естественно выделять то, что хочется видеть, и замалчивать неудобные факты. Как выразился Макалей, говоря об этой склонности историков: «Не утверждая больше, чем он может доказать, он акцентирует внимание на всех обстоятельствах, которые поддерживают его позицию, и легко скользит мимо тех, что ей противоречат». Люди, разумеется, будут подбирать аналогии и примеры так, чтобы подчеркнуть нужный им аргумент. Но если зайти слишком далеко, можно доказать сходство чего угодно с чем угодно, и сама цель аналогий теряется. Вместо того чтобы прояснять аргументы, аналогии начинают скрывать истину.

Готфрид утверждает, что самопровозглашённые центристы — проводя тенденциозные аналогии и классифицируя своих консервативных оппонентов как woke right — стремятся изолировать тех, с кем они не согласны, «свалив всех кого они ненавидят в один “мусорный контейнер” экстремистов». Хотя они описывают себя как «классический либералов», их ряды состоят из прогрессивистов академического толка, которые исключают всех, кто не разделяет их собственной системы определений. Это слабость всех форм прогрессивистского либерализма, на что указывает Дэвид Гордон в своём эссе The Problems of Public Reason: прогрессивистский либерализм «уважителен и ненасильственен — по отношению к тем, кто принимает его принципы. Те, кто находится за пределами “пула легитимации” этих сторонников, не считаются». Он действительно терпим к инакомыслию, но только внутри собственных рядов. Все остальные — это «woke right».

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев