Австрийская экономическая школа — это научная традиция, представляющая собой совокупность теорий, объясняющих, как функционирует экономика. Экономисты-австрийцы разрабатывают априорные теории то есть выводят объяснения логически из прочных исходных посылок (например, «аксиомы действия» у Людвига фон Мизеса). Это означает, что теория является истинной и, следовательно, может использоваться для выявления реальных причинно-следственных связей в наблюдаемых явлениях. Таким образом, экономическая наука для представителей австрийской школы — это фреймворк для понимания окружающей действительности.

Другие экономические школы полагаются на данные для формирования теорий, что превращает их теории в совокупность проверяемых гипотез. Их выводы менее убедительны, поскольку анализируемые данные всегда являются выборкой (а не всей совокупностью), используемые показатели и метрики — лишь косвенные индикаторы, а теории описывают корреляции, а не причинные связи. Такие теории не являются ни истинными, ни универсальными.

Благодаря априорному подходу, экономисты австрийской школы могут использовать свою теорию как инструмент для интерпретации и понимания экономических процессов. Именно поэтому они с полной уверенностью утверждают, например, что кредитная экспансия — увеличение количества денег в обращении — приведёт к росту рыночных цен, если все остальные факторы останутся неизменными. Однако теория австрийской школы не может предсказать, как быстро это произойдёт или какие именно цены вырастут и в какой степени. Известно лишь, что это произойдёт неизбежно.

Это также означает, что теория австрийской школы имеет гораздо более узкий охват по сравнению с мейнстримной экономикой. Последняя стремится разрабатывать «теории», объясняющие всё, что связано с имеющимися данными, однако такие теории могут быть опровергнуты (фальсифицированы) при появлении новых данных, указывающих на иную интерпретацию. Австрийцы не могут и не пытаются выходить за рамки того, что можно логически вывести, что делает их экономическую теорию истинной, но ограничивает её применение: она не способна детально объяснить конкретные явления или предсказать точные результаты (например, «измеренная инфляция цен в следующем году составит 4,6%»).

Экономисты австрийской школы делают прогнозы, но только на основе установленных причинно-следственных связей. Их теория не допускает количественных предсказаний или указания точных сроков.

Понимание денег

Поскольку австрийская экономика основывается на теории и дедуктивных выводах, определения должны быть чёткими, краткими и использоваться последовательно. Это также означает, что некоторые количественные по природе феномены, которыми мы пользуемся в повседневной жизни, не имеют однозначных определений. Концепция «денег» — один из таких примеров.

Деньги определяются как средство обмена, которое широко принимается (то есть универсально используется). Биткоин, безусловно, является средством обмена, но таких средств много. Хотя использование биткоина значительно расширилось, он пока не стал полноценными деньгами. Тот факт, что «многие» магазины принимают биткоин в качестве платежного средства, или что ваши друзья готовы принимать его за долги, ещё не делает его деньгами.

Деньги — это то, что можно использовать для обмена на товары без необходимости искать тех, кто их принимает. Для использования денег не требуется конвертация в другое средство обмена (например, доллары или евро).

Кроме того, деньги не определяются какими-либо присущими им свойствами. Мейнстримная экономика часто утверждает, что деньги обладают такими характеристиками, как делимость, взаимозаменяемость и способность сохранять ценность. Хотя это действительно распространённые (и, возможно, важные) функции денег, они не определяют их суть.

Деньги — это то, что используется в качестве средства обмена и повсеместно принимается в этой роли. Именно «денежность» делает деньги деньгами.

Карл Менгер объяснил, что такое деньги и откуда они берутся, в своём эссе «О происхождении денег» (1892). Он отмечает, что бартерная торговля (прямой обмен) затруднительна и связана с высокими издержками, поэтому использование косвенного обмена позволяет получать значительные выгоды.

Например, если у меня есть лишние яблоки, и я хотел бы получить апельсины, но у вас есть апельсины, а яблоки вам не нужны, прямой обмен невозможен. Однако, если вы согласны принять бананы, а кто-то другой готов обменять бананы на яблоки, я могу обменять свои яблоки на бананы, а затем бананы на апельсины — даже если бананы мне лично не нужны. В этом случае бананы служат средством обмена.

Менгер указывает, что разные товары обладают различной продаваемостью (рыночной ликвидностью), то есть некоторые товары легче и чаще принимаются в обмен, чем другие. Возможно, что вместо бананов можно использовать груши, которые также пригодятся для обмена на хлеб или яйца. Однако продавцы хлеба и яиц могут не принимать ни яблоки, ни бананы (и даже апельсины).

В таком случае мне будет выгоднее обменять излишек яблок на груши, а затем использовать их для получения того, что мне нужно. Таким образом, и бананы, и груши выступают в роли средства обмена, но груши обладают большей продаваемостью.

Менгер продолжает: поскольку груши обладают более высокой продаваемостью, всё больше людей будут обменивать свои товары на груши, что увеличит спрос на них как на средство обмена. Это, в свою очередь, сделает груши ещё более полезными для обмена. В какой-то момент большинство или даже все участники экономики начнут обменивать свои товары на груши. В этот момент груши становятся деньгами.

Пример кажется ясным, но остаётся неопределённым, в какой момент средство обмена становится деньгами. На сегодняшний день (ноябрь 2024 года) биткоин ещё не является общепринятыми деньгами. Однако он может выполнять эту роль в некоторых конкретных ситуациях или среди определённых групп людей.

Теорема регрессии

Теория денег не является полной лишь на основании определения их смысла. Необходимо также объяснить ценность денег. Проще говоря, деньги стоят столько, сколько за них можно купить, то есть у денег существует множество цен (столько, сколько существует товаров, которые можно на них приобрести), и эти цены меняются со временем. Вопрос заключается в том, откуда берётся эта ценность денег как средства обмена — что её определяет?

Людвиг фон Мизес задался этим вопросом и пришёл к выводу, что спрос на деньги (то есть готовность людей отдавать товары за деньги) определяется их ожиданиями относительно покупательной способности денег. Мы храним деньги, потому что предполагаем использовать их в обмене. Эти ожидания базируются на том, что деньги могут купить завтра, исходя из того, что они могут купить сегодня.

Точно так же в прошлом мы формировали ожидания покупательной способности денег сегодня на основе того, что они могли купить вчера, и так далее.

Мизес показал, что этот процесс не является бесконечной регрессией, поскольку логически должен был существовать начальный момент — время, когда товар, который впоследствии стал деньгами, ещё не был деньгами.

В приведенном выше примере я придаю бананам ценность не потому, что хочу съесть бананы, а потому, что ожидаю, что смогу использовать их в обмене. Я рассуждаю о пользе и ценности бананов как средства обмена и основываю свою догадку на том, что я слышал от человека с апельсинами. Но поскольку груши оказываются еще более продаваемыми, я ценю их выше бананов как средство обмена и, следовательно, продаю свои яблоки за груши. Когда «все» начинают использовать груши для обмена, они становятся деньгами. И они ценятся из-за их ожидаемой покупательной способности.

Если мысленно вернуться в прошлое, можно увидеть, что груши как деньги имеют гораздо большую рыночную ценность, чем груши как потребительский товар (до того, как они стали деньгами). Это связано с тем, что груши стали деньгами: спрос на них значительно вырос, поскольку их начали использовать как основное средство обмена. Насколько вырос? Это можно узнать, сравнив разницу между спросом (а следовательно, и рыночной ценой) на груши, когда они стали деньгами, и спросом на груши как потребительский товар до этого.

То же самое можно сказать и о бананах, хотя они так и не стали деньгами. Поскольку я ожидал, что смогу обменять бананы на апельсины, я оценил (а значит, предъявил спрос) на бананы и продал яблоки, чтобы получить их, даже если сам не хотел их потреблять. Поскольку бананы использовались как средство обмена, рыночный спрос на них и их цена возросли.

Вернёмся к биткоину

Как это применимо к биткоину? Теория помогает понять, что происходит на самом деле. Биткоин, безусловно, является средством обмена, но он пока не является деньгами.

Некоторые (возможно, многие) ожидают, что биткоин станет деньгами, и поэтому приобретают его, что увеличивает спрос. Другие рассматривают биткоин как инвестиционный актив, предполагая, что его цена вырастет или, по крайней мере, не потеряет своей ценности. Это также увеличивает спрос на него.

Однако существует разница между высоким спросом и статусом денег: быть деньгами предполагает высокий спрос, но высокий спрос не делает товар деньгами.

Высокий спрос означает лишь повышение цены, но не то, что биткоин общепринят и используется как основное средство обмена.

Многие вещи пользуются высоким спросом, но это не делает их средствами обмена. Они используются либо как потребительские товары, которые удовлетворяют наши потребности напрямую, либо как инвестиционные активы, которые, как ожидается, сохранят или увеличат свою ценность.

Наш спрос на деньги (наличные) не связан ни с потреблением, ни со спекуляцией — он (в основном) обусловлен их использованием в обмене. Иными словами, мы предъявляем спрос на деньги и приобретаем их, чтобы от них избавиться, то есть использовать их как средство получения того, что нам действительно нужно — они являются средством обмена.

Это рассуждение можно применить к держателям биткоина, которые продают свои фиатные деньги (наличные) или берут кредиты, чтобы купить биткоин, который они затем хранят как актив. Возможно, они планируют использовать его для обмена, когда он станет деньгами, или просто хотят заработать на спекулятивной прибыли.

В обоих случаях биткоин не используется как средство обмена — держатели используют наличные деньги (доллары, евро и т.д.), чтобы приобрести биткоин.

Решение «купить и держать» может увеличить (и действительно увеличивает) спрос на биткоин, но то же самое произошло с туалетной бумагой во время пандемии. Однако это не сделало туалетную бумагу средством обмена.

Даже если спрос на туалетную бумагу превысил бы предложение настолько, что люди начали бы покупать её на чёрном рынке, это всё равно не превратило бы её в средство обмена — она бы оставалась лишь востребованным товаром.

Конечно, высокий спрос может привести к тому, что товар начнёт использоваться в качестве средства обмена, но покупка и хранение товара в надежде, что спрос на него вырастет, а его рыночная цена повысится, — это косвенный и малоэффективный способ сделать его деньгами.

Существуют более прямые и эффективные способы превратить товар в деньги — использовать его в обмене и для обмена, то есть применять его как деньги.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев