Государство — это трансформер, принимающий разные облики в разные эпохи в зависимости от ресурсов, традиций, технологий и географии. История знает теократические деспотии, феодальных властителей, эксплуататорские рабовладельческие режимы, имперские автократии, мирные республики, маломасштабные демократии, монархии с «божественным правом», кровавые партийные диктатуры и многое другое.

Какова форма государства в XXI веке? Существуют разные мнения, и сама реальность ещё продолжает разворачиваться перед нами в виде неожиданных потрясений и «великих перезагрузок». Но, по-видимому, это некая форма всемогущей управленческой технократии — как будто в реальности воплотились самые мрачные прогнозы мыслителей XX века, предсказывавших подобное развитие событий после Второй мировой войны.

В этой системе избранные народом представители сведены к роли второстепенных фигур — марионеток, чья главная задача — поддерживать иллюзию того, что прежние институты всё ещё функционируют, а голос народа по-прежнему имеет значение.

На деле государство состоит из трёх отдельных слоёв, которые можно условно назвать глубинным, серединным и поверхностным. Все три играют ключевую роль в обеспечении и сохранении гегемонии над населением как внутри страны, так и за её пределами.

Глубинный уровень — это структуры, действующие преимущественно вне поля зрения общественности благодаря юридическим механизмам засекреченной информации. Это службы безопасности и разведывательные агентства, тесно переплетённые с централизованными правоохранительными органами. В США сюда входят множество учреждений, включая ФБР, Министерство внутренней безопасности (DHS), ЦРУ, АНБ, Совет национальной безопасности (NSC), Агентство по кибербезопасности и безопасности инфраструктуры (CISA) и многие другие, включая их ответвления в фондах и частном секторе — как известные, так и неизвестные. Термин «глубинный» указывает как раз на скрытный характер их деятельности.

Следующим идёт слой среднего государства, чаще всего называемый административным государством. В США он состоит из более чем 400 гражданских агентств с более чем двумя миллионами сотрудников, чьи должности защищены профсоюзными нормами и федеральным законодательством. Избранный президент может назначать несколько сотен человек на руководящие посты в этих агентствах, однако вся реальная власть и институциональные знания принадлежат карьерной бюрократии, которая знает, что побеждает в любых конфликтах. Политические назначенцы приходят и уходят.

Наиболее любопытный и наименее обсуждаемый слой — это поверхностное государство. Это сектор, ориентированный на потребителя, преимущественно частный по форме собственности (часто представленный на бирже) и в основном пользующийся доверием широкой публики. Он не только подчиняется государственным указам, но и играет огромную роль в их формировании. Поверхностное государство включает известные бренды и лоббистские структуры во всех отраслях — от медицины и фармацевтики до СМИ, цифровых технологий, энергетики, транспорта и национальной обороны.

Некоторые секторы поверхностного государства довольно очевидны: Boeing, Lockheed Martin, General Dynamics, Raytheon и Northrop Grumman. Менее очевидны другие прямые бенефициары государственной щедрости и юридической защиты, активно занимающиеся рекламой, такие как Pfizer, Moderna и многие другие фармацевтические компании. Их огромные рекламные бюджеты позволяют удержать потенциальных критиков из мейнстрим-СМИ и культурной сферы на безопасном расстоянии.

Компания Amazon, которую все так любят, получает выгоду от многомиллиардных государственных контрактов. Например, в июле 2021 года Amazon Web Services получила контракт от Агентства национальной безопасности на сумму около 10 миллиардов долларов. Через шесть месяцев компания выиграла контракт на 724 миллиона долларов с Коммерческой облачной программой ВМС США. Amazon также была выбрана в качестве основного хоста для облачного проекта Joint Warfighting Cloud Capability с потенциальной ценностью 9 миллиардов долларов.

Дело не только в контрактах, как таковых — проблема в выгодах, полученных благодаря принудительному контролю над населением. Amazon и все стриминговые сервисы, а также онлайн-платформы для обучения получили огромную выгоду от закрытия миллионов малых предприятий, начиная с 2020 года. Эти закрытия, а также разделение всей рабочей силы на «важную» и «неважную», наряду с мандатами на вакцинацию, были реализованы через отделы по работе с персоналом во всех средних и крупных компаниях. HR-службы выступали в роли инструмента реализации политики серединного и глубинного государства через поверхностное.

Многие медиа-ресурсы также можно считать частью глубинного государства, поскольку они играют ключевую роль в формировании общественного согласия. 25 февраля 2020 года доктор Нэнси Мессонье из CDC (сестра Родa Розенстайна из ФБР, которого Трамп пытался заставить уволить директора) провела пресс-конференцию с ведущими журналистами New York Times, Washington Post и других изданий, сообщив им, что грядут локдауны (подробнее об этом — здесь). Все эти издания мгновенно подхватили эту новость и начали публиковать истерические материалы о надвигающемся вирусе.

Никто в CDC (Центре по контролю и профилактике заболеваний) не спрашивал администрацию Трампа — они просто начали делать это, как будто избранная власть вообще не имеет значения. Страна впала в истерию, и все крупные СМИ тут же включились в цензурирование информации: сначала по поводу утечки из лаборатории, затем — масок, потом — социальной дистанции и, наконец, — вакцин. Можно сказать, что с самого начала они действовали как государственные агентства, и то же самое касается Facebook, старого Twitter, LinkedIn и прочих.

Всё это — характерные признаки поведения «поверхностного государства».

Но этим дело вовсе не ограничивается. К “поверхностному государству” относятся и, казалось бы, безобидные продавцы некоторых продуктов, например, молока, за которыми стоит молочная лобби-группа, тесно сотрудничающая с Министерством сельского хозяйства. В последние месяцы федеральные органы вместе с департаментами на уровне штатов начали кампанию против органических ферм, продающих сырое молоко и другие необработанные молочные продукты. Они проводят рейды, изымают продукцию и выдают предписания о прекращении деятельности. Молочное лобби уже много лет последовательно поддерживает такие действия как способ монополизировать рынок и избавиться от конкурентов.

Никогда бы не подумал, что безобидный галлон молока может быть частью деятельности поверхностного государства, но вот мы дожили и до такого. И эта часть регулярно получает поддержку от медиа-структур поверхностного уровня, таких как New York Times, которая недавно пыталась убедить читателей в том, что употребление сырого молока и защита права на его продажу якобы являются «правыми» взглядами, хотя десятилетия истории этого вопроса прочно ассоциируются с левыми.

Можно также вспомнить и вашего семейного врача, которому, как теперь известно, выплачиваются премии за количество назначенных пациентам вакцин, а также других фармацевтических препаратов, многие из которых финансируются Национальными институтами здравоохранения (NIH) и утверждаются подконтрольным фармкомпаниям Управлением по контролю за продуктами и лекарствами (FDA). Это является способом реализации государственной политики, а ее реализатором является приятный человек в белом халате, которому вы платите за прием. Является ли это тоже частью поверхностного государства? При определённых условиях — да, это вполне справедливое предположение.

Захват технологической отрасли государственными агентствами (или наоборот — агенств отраслью) просто поразителен. Когда в 1990-х Microsoft начал получать контракты на компьютеры для государственных школ, никто не придал этому значения. Прошло тридцать лет — и та же компания заключила тесное партнёрство с Министерством обороны, включая контракт на $10 миллиардов на облачные вычисления и контракт на $21,9 миллиарда на создание устройств дополненной реальности для армии США. Так что когда пришло время активно поддерживать локдауны — что по сути было операцией в сфере биозащиты — компания Microsoft полностью задействовала свои платформы, включая, конечно же, LinkedIn. И так по всей индустрии.

Теперь о финансах. Если считать скрытую сторону Федерального резерва частью глубинного государства, а финансовые и монетарные регуляторы Министерства финансов — срединным уровнем, можно ли тогда считать банки и финансовые институты вроде BlackRock и Goldman Sachs частью поверхностного государства? Несомненно. Именно так система и устроена: каждую компанию втягивают в общее пространство принуждения и контроля.

Когда тотальный контроль над населением станет возможным через финансовую блокировку по политическим причинам, произойдёт это именно через институты поверхностного уровня, просто исполняющие приказы, спущенные сверху. Потребитель никогда не узнает, кто именно отдал приказ и зачем.

И наконец — университеты. Академическая среда не просто хранила молчание, когда тоталитарное государство захватило власть в 2020 году и после. Она активно участвовала в происходящем: студентов, платящих за обучение, превращали в заключённых, запирали по комнатам, заставляли носить маски, а затем — делать уколы, которые никому не были нужны. Два выпуска лишились нормального студенческого опыта. Профессора и администраторы, решившиеся выступить, сталкивались с насмешками, изоляцией и даже увольнением.

Некоторые частные гуманитарные колледжи оказывали героическое сопротивление, но элитные вузы — как государственные, так и частные — оказались полностью вовлеченными в этот процесс. Поверхностное государство? Несомненно.

Подумайте об этом с точки зрения планирующего аппарата технократического управленческого государства. Каков самый жизнеспособный путь к всеобъемлющему и устойчивому контролю над населением? В идеале вы хотели бы, чтобы все политические задачи поднимались вверх по цепочке производства: от глубинного государства — через срединное — и, наконец, реализовывались поверхностным государством, доходя прямо до потребителя в рамках рыночно ориентированной экономической структуры. Это помогает замаскировать принуждение и позволяет преподносить каждую вопиющую картелизированную меру как результат человеческого выбора — и, значит, как нечто полностью добровольное.

Обратите также внимание на неспособность традиционных идеологических систем даже просто понять масштаб коррупции — не говоря уже о том, чтобы разобраться, как устроен сам механизм.

Левые полагают, что государство и общественные институты служат народу, а не богатым и влиятельным. Но всё обстоит наоборот: они в конечном счёте обслуживают самые состоятельные корпорации и зависят от них.

Правые считают, что частный сектор — это дерзкий и независимый игрок, но реальность такова, что огромная часть бизнеса зависит от государственного контроля, приветствует его и сама же помогает его осуществлять.

Либертарианцы продолжают мыслить в рамках бинарной оппозиции «рынок против государства» — конструкции, существующей лишь в теории, но не в реальности.

Если мы действительно хотим реформировать систему и положить ей конец, нам необходимо более трезвое понимание того, как она работает. Начать стоит с осознания: большинство секторов, которые мы привыкли считать служащими обществу, на самом деле обслуживают узкий круг интересов — в ущерб всем остальным. Глубинный, срединный и поверхностный уровни — такова структура системы, находящейся в состоянии войны со свободой. Это система изначально задумана как непроницаемая, вечная и всё более навязчивая.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев