«Большинство экономистов — это политические апологеты, маскирующиеся под экономистов», — писал Даг Кейси в одной из своих колонок. «Они прописывают то, как они хотели бы, чтобы работал мир, и придумывают теории, чтобы помочь политикам продемонстрировать их добродетельность и необходимость их стремления к власти».

Кроме того, писал Кейси, «область экономики превратилась в служанку государства, чтобы дать научное обоснование тому, что государство хочет делать». Это, конечно, не новое явление. Людвиг фон Мизес называл университеты своего времени «инкубаторами социализма», но, к счастью, всегда находится небольшая группа студентов, которые сопротивляются государственному промыванию мозгов. Приведённая выше цитата о выдуманных «научных» обоснованиях интервенционизма и социализма, кстати, звучит как точная характеристика Общей теории Кейнса.

Здравый совет Кейси заключается в том, что для того, чтобы быть хорошим гражданином, нужно «стать экономистом для самого себя». Не полагайтесь на рупоры государства в «СМИ» или даже в академической среде для получения экономических знаний. Обучайте себя хотя бы в какой-то степени; для этого не требуется университетский диплом. Всё, что мы делаем в Институте Мизеса, направлено на то, чтобы помочь каждому стать экономистом для самого себя (предпочтительно австрийской школы, а не кейнсианской или посткейнсианской!) и избежать обмана со стороны государства и его придворных экономистов и историков.

Мизес никогда не вступал в Американскую экономическую ассоциацию — объединение ученых-экономистов, основанное в 1880-х годах. Учредительный документ ассоциации дает представление о том, почему. «Государство — это образовательное и этическое агентство, чья позитивная помощь является необходимым условием человеческого прогресса», — говорится в документе. С другой стороны, там говорится: «доктрина laissez faire,, «небезопасна в политике и морально несостоятельна». Так считают моралисты-этатисты, основавшие Американскую экономическую ассоциацию.

Есть исключения, наиболее заметными из которых являются экономисты австрийской школы, но большинство академических экономистов видят себя советниками или потенциальными советниками государства. Это те самые «придворные историки» Ротбарда, только с дипломами по экономике, а не по истории. Их роль такая же, как у всех «интеллектуалов» в наших почти полностью финансируемых государством университетах. Как писал Ротбард: «Большинство [избирателей] должно быть убеждено в том, что их правительство доброе, мудрое и, как минимум, неизбежное. Продвижение этой идеологии… является жизненно важной задачей “интеллектуалов”». Взамен «интеллектуалы» получают государственные должности, гранты, места в престижных университетах, контракты на книги и множество других политических вознаграждений. (Мизес писал, что история, право и экономика — это дисциплины, которые чаще всего используются для того, чтобы ввести общественность в заблуждение относительно якобы доброго, мудрого и неизбежного государства).

Возьмём, к примеру, Федеральную резервную систему (ФРС). Экономист Ларри Уайт опубликовал несколько лет назад статью, где показал, что около 75 процентов всех статей, публикуемых в академических экономических журналах по вопросам денежно-кредитной политики, написаны экономистами, которые так или иначе связаны с ФРС. Как однажды сказал Милтон Фридман: «Если вы хотите сделать карьеру в качестве специалиста по монетарной экономике, лучше не критиковать основного работодателя в вашей области». И они этого не делают.

Если критика и возникает, то это всегда конструктивная критика о том, как ещё лучше заниматься централизованным планированием. Большинство американцев ничего не знают о ФРС, а то немногое, что они знают, формируется преимущественно «придворными историками» ФРС, особенно теми, кто преподаёт экономику в колледжах и университетах. Экономисты австрийской школы (хотя не все) — единственные, кто оспаривает необходимость в ФРС и призывает к её упразднению.

Помимо того, что ФРС является инструментом легального фальшивомонетничества для федерального правительства, она также является придатком огромного пропагандистского аппарата государства. Экономист Эмре Куввету в The Independent Review, писал, что исследования, проводимые этой якобы «независимой» ФРС, всё больше сосредотачиваются на таких темах, как «изменение климата, гендер, раса и неравенство», то есть на повестке дня Демократической партии. Единственное правдивое заявление, которое Джо Байден сделал в качестве президента, было: «Это больше не ФРС Милтона Фридмана».

Всегда считалось, что Нью-Йоркский филиал ФРС является самым мощным и влиятельным из всех филиалов. На своей домашней странице он определяет свою миссию как «желание искоренить неприемлемые неравенства и несправедливость, укоренённые в системном расизме… оставаясь твёрдыми в нашей приверженности работе ради более справедливой экономики и общества». Трудно найти более четкое определение социализма.

Куввет выяснил, что среди сотрудников Совета управляющих ФРС 97 человек являются демократами, и только 2 — республиканцами. «Руководящие должности» в Совете занимают 45 демократов и 1 республиканец. Как я уже говорил, это всего лишь один из пропагандистских инструментов правительства в Вашингтоне.

Примеры экономической лжи

Типичный вводный учебник по экономике большей частью состоит из бесконечных рассказов о «провалах рынка» (проблемах безбилетников, внешних эффектах, монополии и олигополии, монополистической конкуренции, асимметричной информации и так далее) и почти ничего не говорит о предпринимательстве, краеугольном камне капитализма.

Так было не всегда. Когда в 1890 году был принят первый федеральный антитрестовский закон (Закон Шермана), все профессиональные экономисты, которых тогда была очень немного, выступили против нового закона, считая его по своей сути несовместимым с конкуренцией, как показали Джек Хай и я в статье для Economic Inquiry в июле 1988 года, процитировав экономистов того времени. Они рассматривали конкуренцию так же, как экономисты австрийской школы, — как динамический, соревновательный процесс открытий и предпринимательства, и считали, что антитрестовский закон может только нарушить этот процесс и исказить рынки.

К 1930-м годам была изобретена новая и более «научно звучащая» теория «совершенной» конкуренции, утверждающая, что конкурентное совершенство требует однородности продуктов и цен в отрасли, идеальной информации у покупателей и продавцов, отсутствия затрат на вход и выход из отрасли и наличия «множества» фирм, что бы это ни значило.

В течение следующих пятидесяти лет и больше экономисты выдумывали тысячи сказок о том, как именно реальный мир не соответствует этой «совершенной» модели и предлагали регулирование, контроль, национализацию или жёсткое управление со стороны предположительно мудрых и совершенных политиков и бюрократов. Экономист из UCLA Гарольд Демсетц назвал этот предвзятый метод анализа «ошибкой Нирваны»: сравнение реального мира с недостижимым воображаемым раем. Как однажды описал это Ф.А. Хайек: «В условиях совершенной конкуренции нет конкуренции». То есть не может быть ни дифференциации продуктов, ни снижения цен, ни рекламы, ни исследований и разработок, ни выхода на лидирующие позиции нескольких наиболее успешных фирм в отрасли — всех тех компонентов, которые составляют подлинную конкуренцию.

Поколения студентов также учили, что в конце XIX и начале XX века крупномасштабное производство электроэнергии, водоснабжения, телефонных услуг и других подобных продуктов приводило к созданию «естественных» (то есть свободнорыночных) монополий. Затем правительства вмешались и законодательно установили монополии в сфере общественных услуг, якобы для регулирования «в общественных интересах». В своей работе «Миф о естественной монополии» я доказал, что это ещё одна ложь. Во всех этих отраслях существовала ожесточённая конкуренция. Их монополизировало государство, а не свободный рынок, используя соглашения о распределении добычи, в рамках которых государственные и местные правительства делили монопольные прибыли, созданные их же мандатами.

Затем идёт большая ложь о Законе Шермана, который якобы был необходим из-за «повсеместной монополизации» в 1880-х годах, в период индустриальной революции в Америке. В статье для The International Review of Law and Economics я показал, что отрасли, обвиняемые в монополизации в то время, были самыми конкурентными, динамичными, снижающими цены, инновационными и увеличивающими производство в Америке. Целью Закона Шермана было подавление конкуренции, а не её «защита».

Одним из самых нелепых утверждений, которые внушали поколениям студентов, было то, что из-за проблемы безбилетников США тратят слишком мало на «национальную оборону». «Эффективность» якобы требует принудительного налогообложения. Некоторые экономисты защищали коррупцию и мошенничество в Пентагоне на основании того, что это увеличивает расходы на оборону, которые якобы сдерживаются той самой проблемой безбилетников. Кто вообще может назвать расходы Пентагона «эффективными»?

Только в последние десять лет мейнстрим экономической науки наконец-то признал, что масштабные интервенции Нового курса на самом деле сделали Великую депрессию более серьёзной и продолжительной — то, о чём экономисты австрийской школы говорили с самого начала. Это великое откровение было представлено в статье в престижном Journal of Political Economy, написанной профессором Ли Оханианом из UCLA, который в то время был редактором American Economic Review. Лучше поздно, чем никогда.

Нобелевские премии по экономике присуждались за множество теорий «провалов рынка», которые последующие исследования признали несостоятельными. Муж Джанет Йеллен, Джордж Акерлофф, был одним из лауреатов премии за статью 1970 года, в которой предсказывалось, что рынок подержанных автомобилей скоро исчезнет из-за «асимметричной информации» между покупателями и продавцами. Видимо, он никогда не слышал о тридцатидневной гарантии, позволяющей покупателям автомобилей определить, продали ли им «некачественный товар».

Дэвид Кард получил Нобелевскую премию за статью, утверждавшую, что законы о минимальной заработной плате не вызывают безработицы, однако Национальное бюро экономических исследований, пересмотрев его работу, назвало её «глубоко ошибочной». Подобных эпизодов много.

Студентов, изучающих экономику учат, что главная причина загрязнения окружающей среды — это стремление к прибыли, что игнорирует тот факт, что самое опасное загрязнение в мире за последнее столетие, безусловно, происходило в социалистических странах двадцатого века, где частное стремление к прибыли было запрещено. Следствие теории о том, что стремление к прибыли вызывает загрязнение, заключается в том, что для решения этой проблемы якобы нужны мудрые и доброжелательные государственные бюрократы. Это не только игнорирует политическую реальность, но и упускает из виду, что отсутствие прав собственности является основной причиной многих проблем загрязнения, а также то, как предприниматели решают многие проблемы «внешних эффектов», поскольку это приносит прибыль.

В области государственных финансов студентов учат, что налоговые «лазейки» неэффективны, поскольку они якобы создают «искусственные» рыночные искажения. Намного эффективнее, как им говорят, позволить государственным бюрократам тратить больше ваших денег. А ещё есть краеугольный камень кейнсианской экономики — выдумка о «парадоксе бережливости», утверждающая, что сбережения сокращают потребление, что, в свою очередь, уменьшает ВВП, приводя к снижению сбережений. Эта теория десятилетиями оправдывала конфискационное налогообложение доходов от процентов на сбережения.

Интеллектуальным крестным отцом мейнстримной экономики, вероятно, всегда будет считаться Пол Самуэльсон, чей учебник Principles of Economics доминировал на рынке учебников в течение сорока лет, причём почти все остальные учебники того времени просто подражали ему. Государственнический уклон, пронизывающий этот учебник и подобные ему, можно проиллюстрировать словами самого Самуэльсона из издания 1988 года, где он предсказал, что к 2000 году ВВП Советского Союза будет больше, чем ВВП США.

Всё это демонстрирует, почему австрийская экономика сегодня важна как никогда. Экономическая профессия не осталась в стороне от культа политкорректности. На самом деле, она была политически некорректной задолго до того, как это стало популярным, как показывает комментарий Мизеса о том, что университеты его времени были «инкубаторами социализма». Даг Кейси был прав, когда писал, что большинство экономистов — это политические апологеты, маскирующиеся под экономистов. Я лично осознал это ещё будучи студентом, и был поражён, открыв для себя Мизеса и австрийскую школу. Их работы ясно показали, что австрийцы уникальны своей мощной преданностью интеллектуальному поиску истины о том, как устроен экономический мир (и не только), и как неэффективно работают правительства. Они вовсе не стремились быть апологетами класса грабителей.

Оригинал статьи

Перевод: Наталия Афончина

Редактор: Владимир Золоторев