Экономический рост долгое время не привлекал к себе внимания. Это продолжалось до тех пор, пока экономисты-последователи Адама Смита, историки и другие ученые не придумали теории для его объяснения. Многие из этих теорий основаны на одном факторе, который преподносится как «ответ» на вопрос о причинах роста. Эксплуатация наемного труда, порабощение и эксплуатация африканских рабов, наличие определенных ресурсов, наличие определенной религии и многие другие факторы, один за другим, занимали центральное место в этих теориях. Поскольку все эти теории всегда страдают теми или иными очевидными недостатками, аналитики тратят довольно много времени на опровержение все новых и новых гипотез. Во времена Второй мировой войны в экономической науке даже появился новый подраздел, называемый «экономикой развития», который специализируется на разрешении этих споров, чаще всего путем создания новых математических моделей или эконометрического тестирования различных гипотез. Несмотря на все эти усилия, и продолжающиеся дебаты, главный фактор, который определяет процесс современного экономического роста, едва ли известен даже хорошо информированным специалистам.

Недавно мой старый и очень уважаемый друг Дейдра Макклоски вызвала большой резонанс своей трилогией «Буржуазная эра», в которой она продвигает (опять же) представление о том, что процесс современного экономического роста, или, как она его называет, Великое обогащение, возник главным образом из-за изменения господствующих идей, в частности, из-за культурных изменений, которые начались в Голландии и Великобритании в семнадцатом и восемнадцатом веках. Она уделила большое внимание новаторам и капиталистам, которые вводили технологические и экономические изменения, благодаря которым резко увеличилась производительность труда, а средние доходы в конечном итоге увеличились в 30-100 раз. Макклоски, с ее огромной эрудицией, выступает против всех ранее выдвинутых теорий – накопления материального капитала, накопления человеческого капитала, рабства, улучшения институтов (в частности, гарантирования прав частной собственности), наличия определенных ресурсов, таких как железо или уголь, и всех остальных, и предлагает вместо них собственное объяснение, основанное на культурных и идеологических изменениях, которые часто называют «либерализация» в старом классическом смысле этого термина.

Я очень уважаю достижения Макклоски; на самом деле меня даже пугает удивительная широта и глубина ее взглядов. Однако, рассматривая ее аргументы, я ощущаю определенное дежавю. И не просто потому, что я уже видел такой аргумент в прошлом – она и сама признает, что она реанимировала объяснение, которое имеет длинную и выдающуюся родословную. Мое ощущение основывается на воспоминаниях о моих собственных усилиях в попытках дать хотя бы приблизительное описание процесса экономического роста в моей первой опубликованной книге The Transformation of the American Economy, 1865-1914: An Essay in Interpretation (1971).

В своей небольшой книге я утверждал, что мы можем идентифицировать три различные формы капитала, которые я назвал материальным, человеческим и интеллектуальным. Первая форма – это капитал в традиционном понимании - инструменты, склады, фабричные здания, машины и т.д.; вторая форма – капитал в виде полезных знаний, приобретенной физической формы, ценных навыков и умений и т.д.; и третья форма – технологические и организационные знания, которые могут быть использованы в продуктивной деятельности общества. Мой аргумент заключался в том, что накопление капитала в любой из этих форм по отдельности не могло бы поддерживать процесс постоянного экономического роста, поскольку в этом случае накопление быстро привело бы к уменьшению отдачи. Однако в мире открытых и конкурирующих рынков уменьшение отдачи от накопления капитала в одной из форм отражает возрастающую отдачу от инвестиций в другие формы накопления капитала, где капитал становится относительно более редким. Таким образом, процесс обобщенного накопления капитала состоит не просто в увеличении количества кирпичей, как Макклоски иногда это описывает, а во взаимодействующих инвестициях, сделанных в мультиказуальной ситуации продуктивного взаимодействия разных типов ресурсов.

Но этот трехсторонний процесс накопления капитала сам по себе требует институционального контекста, и особенно обеспечения безопасности прав частной собственности, которые устанавливают достаточно надежные связи между затраченными усилиями и вознаграждением, между инвестициями и их возвратом, какими бы ни были формы этих инвестиций. Кроме того, увеличение численности населения и транспортные усовершенствования делают торговлю доступной большему количеству людей и служат росту интенсивности инвестиций во всех трех формах. Повторю, все эти явления взаимодействуют между собой, например, технический прогресс на транспорте снижает издержки и создает стимулы для расширения рынков, что, в свою очередь, становится причиной дальнейшей специализации и торговли, а это приводит к повышению производительности. «Институты, – писал В. Артур Льюис в «Теории экономического роста» (1970, стр. 57), – поощряют или ограничивают рост в соответствии с защитой, которую они дают вашим стараниям, в зависимости от возможностей, которые они предоставляют для специализации, и в зависимости от свободы маневра, которую они позволяют».

Однако, подходящие институты не возникают и не сохраняются просто сами по себе, вне зависимости от культурной среды и в этом отношении теория Макклоски выражается ясно и решительно. Как отметил Дэвид МакКорд Райт в своей книге «Капитализм» (191, стр. 78): «Люди в капиталистическом обществе делали сбережения и инвестировали, некоторые скажут, это происходило потому, что их собственность была относительно защищена законом. Но, с другой стороны, можно было бы справедливо утверждать, что граждане капиталистического государства настаивали на законной защите собственности, потому что они были теми людьми, которые делали сбережения и инвестировали, или которые когда-нибудь надеялись делать сбережения и инвестировать». Таким образом, для существования институтов должна существовать культура уважения частной собственности, свободного предпринимательства и уважения к инвесторам и новаторам для того, чтобы создавались и поддерживались «правильные» учреждения.

Обратите внимание, однако, что культурные изменения в направлении признания буржуазии и типичной для нее деятельности не имеют смысла, если оставшаяся часть процесса будет подавлена. То есть «нагромождение кирпичей» действительно было необходимым условием роста, равно как и совершенствование человеческого капитала, технологический прогресс и развивающаяся сеть инновационно-дружественных институций, достаточно стабильная, чтобы поощрять предпринимательские ожидания от потенциальных выгод и достаточно гибкая для адаптации к новым обстоятельствам. Все эти факторы совместно полностью изменили экономический ландшафт. Ни один из факторов, взятых по отдельности не был достаточным условием для того, чтобы добиться Великого обогащения – даже в случае полностью буржуазной культуры.

Мы не должны строить все объяснения процесса экономического роста на каком-либо одном факторе. Этот процесс включал с самого начала и продолжает включать сегодня целый набор взаимозависимых и взаимодополняющих факторов, в том числе, накопление материального, человеческого и интеллектуального капитала, институциональную среду, совместимую со стимулами, и культурную среду, в которой те, кто играет ведущие роли в качестве инвесторов, изобретателей и новаторов получают адекватную степень социального уважения. Пусть все эти цветы расцветают в нашем понимании процесса.

Оригинал текста

Перевод Наталия Афончина

Редактор Владимир Золоторев