Введение: Наука и познание

Основная задача эпистемологии состоит в том, чтобы построить теорию, которая описывает знание и процесс его достижения. Эпистемология охватывает природу и нюансы познания: его функцию, его действие и его границы. Систематическое стремление к познанию и пониманию можно назвать наукой или, как говорили в старину, философией. Это стремление должно основываться (rooted) на эпистемологической теории - понимании знания и различных способов его получения.

Существуют практически бесконечные области научного исследования, от метеорологии до анатомии, но все они могут быть отнесены к одной из двух категорий. Экономика, главная тема настоящей работы, - это «социальная» наука наряду с такими областями, как история и социология. В отличие от «естественных» наук, таких как физика и химия, социальная наука изучает поведение, взаимодействие и выбор людей. Хотя обе они стремятся понять и объяснить определенные аспекты реальности, социальные и естественные науки категорически отличаются друг от друга. Только имея последовательную эпистемологическую основу можно различить эти два основных типа науки и сделать возможным получение систематических знаний о мире, людях и их взаимодействиях.

Людвиг фон Мизес и праксиология

За свою долгую карьеру Людвиг фон Мизес — ученый в области социальных наук и основатель современной австрийской школы - сделал научные прорывы, которые имеют последствия, далеко выходящие за рамки узкого направления экономики. В основе проекта Мизеса лежит теория познания и понимание человеческого поведения как выбора. Поскольку эта теория подходит к социальной науке уникальным и новым способом, Мизес использовал термин «праксиология», чтобы описать и отделить его от других. Праксиология изучает логические последствия человеческой деятельности, а также дает более общее представление о природе самой науки. Роль, которую знания играют в человеческой деятельности, жизненно важна для мизесианского понимания эпистемологии, и, - более узко, - экономики. Теория знания Мизеса определила его подход к науке, который состоял в установлении все более четких границ между двумя способами научного исследования. В эпистемологической теории, предлагаемой в настоящей работе, будут использованы понятия и термины праксиологии, проанализированы важные различия в знаниях и продемонстрирована система взглядов, с которой можно приступать к научной деятельности. Как мы увидим, работа Людвига фон Мизеса проложила путь для большей части этого анализа.

Априори против апостериори

Первая задача, которую нужно решить, создавая основу (эпистемологической теории — прим. ред.) - определить разницу между «априорным» и «апостериорным» знанием¹. Априорное и апостериорное представляют два пути, которыми можно получить знание или проверить его: путь логической дедукции и путь эмпирических наблюдений. Достижение апостериорных знаний требует определенного опыта или данных о наблюдениях какого-либо рода, в то время как априорные выводы могут возникать при отсутствии таких данных. Например, обратите внимание на то, что ни один объект не может быть одновременно полностью черным и полностью белым. Это может быть проверено априорно, только с использование дедукции, потому что «полностью белый» и «полностью черный» являются взаимоисключающими свойствами. Из-за этого взаимного исключения можно предположить, что ни один объект не может одновременно проявлять оба свойства. Это пример закона противоречия, в котором говорится, что ни один объект или сущность не может одновременно обладать двумя противоположными свойствами. Это пример истины или знания, которое может быть проверено до любого опыта. С другой стороны, знания, полученные посредством опыта, наблюдения и тестирования, считаются апостериорными. Тот факт, что вода течет под гору, или что апельсины содержат витамин С, может быть подтвержден только определенным опытом. Без данных, полученных во время наблюдения, нет возможности проверить или опровергнуть апостериорную истину. Чтобы найти ответы на апостериорные типы вопросов, необходимо провести тесты и наблюдения, собирать и исследовать данные.

Априорное знание, однажды установленное, истинно во все времена и во всех местах, подобно примерам логики и арифметики. Напротив, апостериорные истины являются гипотетическими и предварительными, что означает, что будущие наблюдения могут опровергать их. В свете более убедительных доказательств, новых данных или нововведений в способах измерений, эмпирические знания потенциально могут быть пересмотрены и переформулированы. Знание, полученное из таких наблюдений, теоретически фальсифицируемо или потенциально опровергаемо новыми данными.

Чтобы избежать путаницы, следует отметить, что, хотя априорное знание может быть проверено как истинное только посредством дедукции, «строительные блоки» наших понятий и языка первоначально постигаются через чувства, эмпирически. Как только такие понятия изучаются, возникает вероятность, что они могут быть использованы для обнаружения и установления новых высказываний, которые являются правдивыми априорно. Таким образом, априорное знание не является знанием, полученным до приобретения любого опыта, а является тем, что может быть проверено на истинность логически, при отсутствии каких-либо конкретных эмпирических данных. Чтобы признать априорную истину, явно требуется какой-то предшествующей жизненный опыт, но, как только она признана, сразу становится ясно, что такое знание истинно только в силу логики. Чтобы проиллюстрировать это: в нашем примере с «черным и белым» нужно уже знать значение слов «черный» и «белый», прежде чем станет возможным утверждать, что объект или сущность не может проявлять оба взаимоисключающих свойства одновременно.

Таким образом, дороги к знанию могут быть разделены на два разных вида: априорные и апостериорные. Это важное различие будет служить основой для дуалистической эпистемологии, которая демонстрирует фундаментально «двойственную» природу знания, приобретаемого и проверяемого двумя различными способами (modes) познания.

Очевидные истины и закономерности в естественных науках

Априорное знание достигается путем рассуждения и размышления о том, что является очевидно верным. Очевидная истина - это та истина, которая не может быть истолкована иначе, например, закон противоречия. Чтобы оспаривать очевидную истину, нужно делать это на основании логического построения, а не неких данных, полученных в ходе эмпирического наблюдения. Примером может быть элементарная математика. Некто, пытающийся опровергнуть равенство «2 + 2 = 4», на основании новых передовых данных, окажется в довольно неловком положении. Экономист австрийской школы и философ-рационалист Ханс-Херманн Хоппе приводит еще один пример очевидной, априорной истины:

Всякий раз, когда два человека A и Б участвуют в добровольном обмене, они должны ожидать от него выгоды. И они должны иметь противоположный порядок предпочтений для товаров или услуг, которыми они обмениваются, а именно А должен оценивать то, что он получает от Б, более высоко, чем то, что он сам ему дает, а Б должен оценивать то же самое противоположным образом².

Апостериорное знание, напротив, связано с материальным миром, законы которого должны быть найдены эмпирическими средствами. Естественные науки в основном состоят из этого типа знаний. Например, в физике гипотезы подтверждаются или опровергаются только данными, полученными из эмпирического наблюдения. Ученые изучают эти данные и узнают о некоторых постоянно действующих отношениях причин и следствий, то есть, о законах, которые регулируют и «направляют» все события в природе. Наблюдательная наука не может не заметить, что в природе есть константы, и что природные явления можно понять, используя данные, собранные во время прошлых наблюдений, поскольку эти явления регулярны. В этом смысле апостериорные причинно-следственные законы могут быть описаны как «механические», поскольку они предсказуемы и остаются стабильными с течением времени.

Ученые естественных наук проводят эксперименты, подвергая свой объект исследования контролируемому стимулу, наблюдая и измеряя полученный результат. После повторения серии тестов наблюдатель надеется извлечь из своих данных некоторую общую закономерность между причинами и следствиями, которая позволит ему получить из этого тренда эмпирический закон. Поскольку апостериорное знание зависит от конкретных наблюдений и опыта, всегда возможно, что вновь собранные данные опровергнут существующие эмпирические законы. Теория в естественных науках существует только до тех пор, пока текущие данные не опровергнут ее.

Причинные связи также могут варьироваться в степени их постоянства. Например, физические законы строги и постоянны, в них практически невозможны отклонения, тогда как в науках, подобных биологии, можно обнаруживать только частные закономерности. Метод естественных наук называется индукцией - иначе известной как «причинный вывод», где общие законы выведены из серии тестов и наблюдений над рассматриваемым явлением³. Законы физики особенно важны здесь, потому что каждое природное явление подчиняется им. В то время как законы биологии или химии имеют свою более узкую область применения, законы физики применимы к каждому природному событию. Именно этот бэкграунд регулярности позволяет индуктивным наукам - и повседневному опыту - успешно понимать причинно-следственные связи между различными явлениями и делать точные прогнозы относительно будущего таких явлений. Таким образом, метод индукции принципиально отличается по своей природе от логической дедукции; они различны, это отдельные способы познания.

Анализ, синтез и априорный синтез

Помимо деления на априорное / апостериорное, утверждения можно различать как «аналитические» и «синтетические». Аналитическим утверждением является то, которое относится исключительно к определениям, например такое: «Все холостяки не состоят в браке». Хотя это утверждение верно и логично, оно полностью зависит от лингвистической конвенции. Утверждение, чья истинность зависит только от определения, также известно как «тавтология». Напротив, синтетическое утверждение - это то, что раскрывает нечто сверх того, что может быть выведено из отдельных значений слов, используемых в нем. Например, истинность или ложность утверждения «дети предпочитают конфеты овощам», определяется не смыслом слов «дети», «предпочитают», «конфеты» и т.д. Его истинность зависит от дополнительных фактов и наблюдений, а не тем, что мы можем найти в словаре.

Если утверждение является аналитическим, оно не дает никакой новой информации и относится только к значениям слов, используемых в этом утверждении. Поскольку аналитические утверждения относятся только к языковым конвенциям, они не могут дать новой по отношению к самим терминам информации. Напротив, если утверждение является синтетическим, оно сообщает нам что-то новое, относящееся к свойствам, сущностям или концепциям, помимо слов, используемых в нем.

Большинство, если не все апостериорные утверждения также являются синтетическими, поскольку они всегда ссылаются на информацию, внешнюю по отношению к используемым терминам⁴. Они называются синтетическими апостериорными суждениями и снова отсылают нас к эмпирическим знаниям, о которых говорилось выше. Аналитические утверждения, в отличие от них, всегда доказуемы априорным способом — как в примере с «холостяками» - потому что для проверки тавтологии не требуется дополнительной информации. Как только человек узнает смысл слова «холостяк», ему не нужно долго исследовать неженатых мужчин для того, чтобы убедиться, что они действительно холостяки. Помимо самого определения, дополнительная информация не требуется, и, пока слово продолжает использоваться в том же значении, аналитическое утверждение останется верным, делая его поддающимся проверке априори, но не более полезным для обнаружения новой истины.

Хотя эти различия могут показаться незначительными, фундаментальное различие между двумя наборами терминов - «априорное / апостериорное» и «анализ / синтез» - заключается в том, что первый определяет, требуется ли конкретный опыт для проверки утверждения, в то время как второй выделяет утверждения, которые касаются только соглашений об определении.

Наконец, и это самое главное, знание может быть синтетическим (не тавтологическим) и, в то же время, априорным (поддающимся проверке до любого конкретного опыта). В следующем разделе, посвященном эпистемологии и социальной науке, априорный синтез будет иметь большое значение. В отличие от пустых (аналитических) определений или фактов, полученных эмпирическим (апостериорным) наблюдением, априорный синтез является совершенно уникальной и особой разновидностью познания.

Некоторые из вас, возможно, думают: это невозможно, это содержит в себе внутреннее противоречие. Как можно получить новые синтезированные идеи только путем логической дедукции? Означает ли это какое-то всезнание - способность открывать новые факты о мире исключительно силой разума? Первоначально это может показаться странным, но для того, чтобы полностью понять, возможен ли такой способ определения истины, почему это так важно для эпистемологии, и как это может быть применено в науке, необходимо исследовать различные типы феноменов⁵.

Человеческая деятельность, телеология и «естественные» явления

Две основные ветви науки исследуют два разных типа событий или феноменов. Естествознание стремится объяснить широкий круг наблюдаемых событий, от климата и химических реакций до биологических процессов в живых существах. Целесообразное поведение или «деятельность», однако, является уникальным исключением.⁶ Целостное исследование деятельности входит в сферу социальных наук.

Деятельность может быть описана как «телеологическая» по своей природе. Деятельность означает поведение, осуществляемое индивидом в свете некоего концептуального понимания причинно-следственных связей и того, как они влияют на достижение им своих целей. Следовательно, любое изменение наблюдаемой реальности можно охарактеризовать либо как «естественный» феномен, либо как феномен телеологический, вызванный актором, который сознательно вмешивается в естественный ход событий в мире.⁷

Область естественных наук состоит, прежде всего, из апостериорно синтезированных знаний. Физические законы, такие как закон гравитации, действуют на основе постоянных причин и следствий и, потому называются причинно-структурированными. Знание о таких причинно-следственных закономерностях приобретается через особый опыт, с использованием научного метода индукции. Будущие наблюдения могут, опять же, искажать или опровергать выводы, полученные из прошлых наблюдений, поскольку индукция устанавливает только гипотетические истины. Хотя можно неоднократно постулировать гипотезу, невозможно достичь абсолютного знания через индуктивный метод. Тем не менее, несмотря на неспособность индукции достичь абсолютной уверенности в отношении отдельных причинно-следственных связей, принцип причинности должен рассматриваться как управляющий всеми событиями, происходящими во внешнем, материальном мире. В этом контексте Мизес пишет:

Человеческий ум не способен размышлять о необусловленных причинами изменениях. Человек не может не предполагать, что каждое изменение вызвано предыдущим изменением, и вызывает дальнейшие изменения⁸

В противоположность этому, область синтетических априорных знаний имеет дело с деятельностью. Деятельность может быть понята только тогда, когда концептуальное существо (т. е. актор) делает то, что логически необходимо для его собственной природы. Здесь особенно полезно понимать деятельность как телеологическую или целенаправленную⁹.

Телеология - это отрасль философии, которая имеет дело с целью, которая, в свою очередь, внутренне присуща концепции и процессу выбора (choice-making). Когда существо делает осознанный выбор в отношении своего поведения, оно демонстрирует, что ценит определенное положение дел выше доступных альтернатив. Выбор подразумевает цель, и, поскольку деятельность всегда предполагает выбор, это считается целенаправленным феноменом (purposeful phenomenon). Таким образом, социальная наука, поскольку она стремится понять события телеологического типа, должна изучать деятельность целеустремленных существ - она должна изучать поведение акторов.¹⁰

Хотя области естественных и телеологических феноменов различны, они неразрывно связаны между собой. Во-первых, ничто не может быть сказано или понято в окружающем мире без использующего концепции телеогического существа, испытывающего этот опыт. В то же время, существование деятельности предполагает некоторую внешнюю реальность, в которой эта деятельность имеет место. Хотя абстрактная концептуальная мысль не имеет ощутимого, конкретного существования, она является продуктом материального тела, подчиненного каузальным законам природы. И, конечно, акторы полагаются на регулярность причинно-следственных законов, чтобы успешно достичь своих целей.

Когда акторы делают выбор, используя свои знания и предпочтения, они преднамеренно воздействуют на причины в мире ради получения конкретных следствий. Если бы акторы не могли оперировать надежными каузальными законами, действие было бы невозможно. Актор никогда не мог бы предсказать последствия своего поведения на основе прошлого опыта, и поэтому достижение его целей должно было бы происходить без каких-либо ожиданий, без понимания того, что конкретная причина приводит к определенному эффекту. Без стабильной причинно-следственной внешней реальности каждое действие создавало бы новые, уникальные эффекты, о которых не могло бы быть сделано систематическое предсказание. Акторы существовали бы в состоянии случайного потока, в котором любой тип планирования или предсказания был бы невозможным. Суммируя - мир, в котором осуществляется деятельность, управляется (и должен управляться) на основе причин и следствий.

Вопрос о том, управляется ли деятельность в конечном итоге только лишь каузальными законами, выходит за рамки настоящей работы; однако ответ на этот вопрос не влияет на логические истины, предлагаемые праксиологией. Независимо от того, что говорят нам эмпирические данные о конечном источнике деятельности, сами участники не могут избежать логических и аргументативных неизбежностей, навязанных им их собственным концептуальным характером. Теперь, имея знания об эпистемологических различиях между типами знаний, а также понимание того, как науки должны применять эти типы знаний к различным областям явлений, мы можем углубиться в содержание праксиологии - ряда взаимосвязанных синтетических априорных аксиом.

Праксиология, аксиома действия и категории деятельности

Утверждение «человек действует» должно находиться в области синтетического априорного знания: оно логически истинно, но оно также предлагает нечто, помимо простого определения. Если кто-то попытается опровергнуть это утверждение, известное как «аксиома¹¹ действия», он неизбежно подтвердит его в ходе своего отрицания, потому что отрицание само по себе является своего рода действием. Это называется перформативным противоречием. Когда человек демонстрирует обоснованность утверждения самим актом его отрицания, утверждение становится аксиоматическим. Нельзя отрицать аксиому, не вовлекая себя в самоотрицание. Первоначально сформулированная покойным экономистом Людвигом фон Мизесом, аксиома действия служит синтетической априорной отправной точкой для всего изучения праксиологии. В дополнение к неоспоримым аргументам, аксиомы могут также служить в качестве основания, из которых могут быть получены дополнительные идеи.

Любая последовательная теория знания должна рассматривать действие как обязательную начальную точку — любые эпистемологические дискуссии с необходимостью проходят в контексте конкретных действий. Таким образом, начав с аксиомы действия, мы можем экстраполировать тот факт, что действие должно включать использование «средств», предназначенных для достижения конкретных «целей». Желания или стремления актора описываются как его цели, тогда как его средства состоят из знаний (особенно знаний о причинах и следствиях), навыков и ограниченных ресурсов, которые он использует для достижения своих целей. Например, если цель состоит в том, чтобы пойти в библиотеку, актор может решить использовать транспортное средство, различные дороги и свои знания / умение управлять машиной - все это средства, помогающие ему добраться туда.

«Средства» и «цели» неразрывно связаны с действием, и они непосредственно следуют из аксиомы действия. Каждое возможное действие может быть описано или выражено в терминах цели, на которую нацелен актор, и средств, которые он использует для достижения этой цели. В кантовской манере Мизес определяет понятия средств и целей как «категории действия», то есть компоненты, логически подразумеваемые (implicit) в самой концепции действия. Поскольку целенаправленное поведение не может происходить без использования средств для достижения целей, они считаются категориями действия. Другими словами, категориями являются «существенные элементы» действий. Таким образом, не только сама аксиома действия является синтетической априорной истиной, но и каждая из категорий, полученных из нее. Они одинаково бесспорны, поскольку их отрицание тоже должно повлечь за собой противоречие. Концепции ценности, выбора, предпочтения, стоимости, прибыли и убытков также являются категориями действий, каждое из которых подразумевается в целенаправленном поведении и в его средствах. Хоппе подробно описывает, почему эти синтетические априорные категории являются аксиоматическими и неотъемлемо содержатся в аксиоме действия:

Любая попытка опровергнуть обоснованность того, что как утверждает Мизес, подразумевается в самой концепции действия [категории], подразумевает, что необходимо достигнуть цели, не применяя средств, исключив действия, нести расходы, не будучи уверенным в достижении или не достижении желаемой цели и, таким образом, получении прибыли или убытка. Таким образом, невозможно оспаривать или опровергнуть обоснованность идеи Мизеса. Фактически, ситуация, в которой категории действий перестали бы существовать, никогда не могла бы наблюдаться и обсуждаться, поскольку наблюдение и обсуждение сами по себе являются действиями.¹²

И еще:

Все эти категории, которые мы знаем как основу экономики - ценность, цель, средства, выбор, предпочтение, издержки, прибыль и убытки - подразумеваются в аксиоме действия.¹³

В другом месте Хоппе утверждает, что аксиома действия и ее категории не являются «самоочевидными» или тавтологическими, и что их толкование дает нам новое синтетическое знание, которое с логической необходимостью является истинным. Это приводит нас к самой сути того, что означает для истины быть одновременно синтетической и априорной. Могут ли они быть такими или нет эксплицитно понимается сразу же, как только кто-то пытается опровергнуть эти идеи, ведь такое опровержение не может быть последовательным.

Прогнозирование, наблюдение и реагирование

Телеологические концепции цели и выбора не наблюдаемы для наших пяти чувств. Следовательно, при изучении феноменов человеческой деятельности нельзя руководствоваться только эмпирическими данными. Эмпирическая наука изучает каузальные закономерности, и это позволяет делать прогнозы на основе прошлых наблюдений. Из-за уникальных концептуальных свойств своего объекта изучения, общественные науки не могут поступать таким образом. Например, в естественной науке химии могут быть сделаны предсказания о химических реакциях, эти предсказания основаны на наблюдениях и испытаниях, проведенных с некоторыми химическими веществами в прошлом. Если бы кто-то попытался применить тот же метод к феномену действия, он скоро узнал бы, что ни один человек не реагирует на внешние события стандартно. Стимул - или причина - который вызывает конкретный ответ - или эффект - у одного актора может радикально отличаться от другого из-за их уникальных предпочтений, ценностей и наборов знаний. То же самое справедливо даже для одного актора в разные моменты, так как его ценности и наборы знаний постоянно изменяются с течением времени. Человек может определить будущие действия другого человека только в одном случае — если действие действительно продиктовано исключительно наблюдаемыми причинными силами, и если возможно учесть все наблюдаемые факторы, влияющие на этого человека. Это должно включать в себя генетическое строение данного субъекта, конфигурацию его мозга и то, как он зависит от всех типов стимулов, физических возможностей его тела, окружающей среды и т. д. Наблюдатель также должен понять, как этот огромный набор факторов влияет друг на друга, и только тогда он может надеяться экстраполировать предсказание чужих действий с уверенностью. В настоящее время это, конечно, вне технических возможностей человечества. Однако, возможность такого предсказания никак не влияет на понимание действия, полученное из праксиологии, а также никак не влияет на установленные ею эпистемологические границы. Хорошей аналогией было бы думать о праксиологии как о формуле, а об эмпирических наблюдениях как о переменных. Необходимо понимание праксиологии для того, чтобы осмысленно и согласованно интерпретировать эмпирические экономические данные, и только посредством праксиологии могут быть сформулированы неоспоримые экономические законы или принципы.

В праксиологии действие понимается не посредством использования эмпирических данных, а только посредством априорных рассуждений или «размышлений» о необходимых, аксиоматических истинах (т. е. аксиоме действия и ее категориях). Чтобы проверить истины праксиологии, не нужно идти дальше выводов, сделанных при помощи собственных размышлений, что делает эмпирические данные совершенно ненужными. Благодаря выгодной позиции действующего лица, наблюдатель находится в уникальном положении для того, чтобы размышлять о концепции действия - позиции, в которой он никогда не сможет находиться, наблюдая за любыми внешними, природными явлениями. (Существование и специфические черты природных явлений можно изучить только через индуктивный научный метод).

Поскольку все наблюдения человека являются следствием выбора, нельзя предпринять какие-либо эмпирические наблюдения за действием, не предполагая его существования и справедливости всех его категорий. Любая попытка наблюдать за действием сама по себе является действием, управляемым ценностью и целью, использующим ограниченные средства и нацеленным на достижение желаемой цели, действием, предпочитаемым другим альтернативным действиям, и тем самым означающим потерю определенных возможностей. Поэтому нельзя надеяться на то, что можно выйти за рамки своего статуса актора и наблюдать за действием каким-либо иным образом, противоречащим идеям праксиологии. Эти идеи имеют логический приоритет перед любыми эмпирическими данными, поскольку наблюдение само по себе логически должно соотноситься со структурой и самим существованием действия в целом.

Если индивидуум попытается наблюдать за действием человека, он увидит только существо, движущееся определенным образом. Ничто о выборе, ценности, издержках, прибыли, средствах или конечных целях никогда не станет очевидным для восприятия внешнего наблюдателя. Хотя цель может быть концептуально выведена из наблюдений за движением тела актора, цель сама по себе никогда не просматривается и не понимается как результат простого наблюдения. Только размышляя над логическим, концептуальным характером действия, можно его по-настоящему понять. Таким образом, никто, кроме актора, не может получить доступ к такой информации.

Яркий пример такого рода размышлений можно найти в признании того, что каждое мыслимое действие состоит из средств, предназначенных для достижения целей. Это не очевидно для эмпирического наблюдения, но вытекает из размышлений о характере действия. Нет необходимости, и вообще невозможно провести измерения и тесты, чтобы доказать, что действия всегда используют средства и нацелены на результат. Чтобы проверить это требование, нужно лишь подумать о том, что значит действовать для достижения цели (что-то, что все акторы с необходимостью способны делать).¹⁴ Это может проиллюстрировать фундаментальное различие между фактами, полученными с помощью эмпирического наблюдения, и аксиоматическими истинами, полученными и проверенными через рефлективные рассуждения.

Таким образом, мы видим подтверждение того, что действие концептуально отличается от всех других явлений. В отличие от любого другого типа событий, можно получить логическое представление о действии до любого конкретного опыта, открывая новую, не тавтологическую информацию. Это фундаментальное различие, на котором построено все здание праксиологии, и оно имеет серьезные последствия для научного исследования в целом и для социальной науки в частности.

Понятие синтетической априорной истины - кажущееся противоречивым - становится полностью жизнеспособным и действительно необходимым, когда человек начинает изучать природу целевого поведения. Нельзя отрицать истинность праксиологических утверждений, поскольку акторы неявно демонстрируют их обоснованность при любой попытке отрицать их, а также при любых попытках наблюдать ситуацию, которая не соответствует им.

Знание, истина и аргументация

С принятием идеи целенаправленного поведения следующей задачей для исследования становится жизненно важная роль, которую играют сами знания в деятельности, а также роль, которую играет язык в формулировании утверждений, их понимании и проверке их истинности.

Знание - это продукт концептуального разума, который сортирует сенсорные данные и объединяет их в единый опыт, позволяя актору ориентироваться и понимать окружающую среду. Сознательное использование средств для достижения целей или результатов требует использования знаний и технических ноу-хау, без которых целенаправленное поведение было бы невозможным. Прежде чем кто-то начнет действовать, он должен сначала определить свою текущую ситуацию, определить более предпочтительное положение дел и, наконец, определить, каким образом он может достичь этого состояния своим поведением. Актор должен выяснить, какие изменения он должен внести в мир, чтобы добиться желаемых эффектов, т. е., для достижения своей цели. Этот процесс включает в себя «фильтрацию» сенсорных данных через разум актора, в ходе которого извлекается соответствующая информация и, с помощью умения концептуализации, знания структурируются явным и конкретным способом, подходящим для реализации целей.

Ошибки, конечно, всегда возможны, а знание о некоторых причинно-следственных связях или фактах о мире может быть, в действительности, не совсем верным. Тем не менее, знание - правильное либо нет - это больше, чем просто сенсорные данные, это данные интерпретируемые и концептуализируемые целенаправленным, совершающим выбор (choice-making) агентом.

Единственный способ сформулировать и выразить концептуальное знание - это язык, вербальный или символический. Действительно, трудно даже представить концептуальное мышление, полностью отстраненное от языка, поскольку язык дает понятиям выразительную форму, присваивая их значение формам, символам и звукам. Субъект, использующий язык, не может обойтись без использования языка при формулировании своих идей; язык является для него основной способностью выражения любого знания, информации или общей концепции.

Утверждение истины (truth-claim) или аргумент - это утверждение или отрицание какой-либо грани реальности или некоторых причинно-следственных связей в ней. Если два носителя языка имеют разногласие относительно правдивости утверждения, они могут прибегнуть к обмену аргументами, для того, чтобы его разрешить. Обе стороны высказывают свои точки зрения, и каждый сравнивает утверждения другого с некоторым стандартом действительности. Аргументация - это неотъемлемый результат способности актора классифицировать сущности и свойства в концептуальную структуру. Без возможности организовывать понятия не только аргументация, но и сама деятельность стали бы совершенно невозможными.

Итак, существует способ выражения понятий с использованием звуков и символов, которые другие носители языка могут понять как значимые. Если бы кто-то пытался отрицать, что язык имеет смысл, он оказался бы в перформативном противоречии. Возражение против любого данного утверждения подразумевает, что возражающий считает свои слова значимыми, что прямо противоречит содержанию возражения: «язык не имеет смысла». Поскольку существование аргументации аргументативно неоспоримо, мы можем считать это аксиомой. Другими словами, никто не может убедительно аргументировать невозможность другого аргументировать.

Точно так же некто не может отрицать то, что ему известно значение проверки истинности, так как такое отрицание демонстрирует владение такими знаниями. Чтобы оспорить любое утверждение, говорящий должен обратиться к определенному стандарту истины - иначе на каком основании он мог бы что-либо оспаривать? Чтобы поддерживать любую позицию или подрывать позицию противника, в процессе аргументации необходимо использовать истинные утверждения. Следовательно, язык, аргументация и проверка истинности (truth-validity) являются значимыми понятиями и если некто собирается выступать «за» или «против» чего либо, он неизбежно использует их.

Утверждения, сделанные в ходе аргументации, далее проверяются или опровергаются, в первую очередь при помощи логики. Заявляя о справедливости любого утверждения, актор предполагает некоторый объективно-определяемый стандарт истины. Если бы, напротив, каждый человек мог иметь свою «собственную истину», было бы бессмысленно спорить об истинности любого утверждения. Аргументы имеют смысл только в том случае, когда участники осознают, что требования к знаниям должны соответствовать некоторому базовому стандарту проверяемости, а не просто основываться на собственных субъективных прихотях.

Таким образом, в качестве проверки на истинность могут использоваться хотя бы логические законы существования («Что-то существует»), идентичности («Вещи имеют отличительные свойства, которые отделяют их от всех других существующих вещей») и противоречия («Если вещи имеют особые тождества, они не могут одновременно демонстрировать взаимоисключающие свойства» или, проще говоря, «A не может быть одновременно A и не A»).

Когда кто-то говорит о том, что что-то верно, он имеет в виду, что это принципиально согласуется с этими основными логическими законами. Для проверки конкретного утверждения могут потребоваться дополнительные эмпирические данные, однако, если утверждение прямо противоречит логическому закону, оно должно быть немедленно отклонено как ложное. Логические законы, следовательно, содержатся в самой концепции аргументации.

Например: во время аргументации невозможно избежать утверждения, что нечто существует; то есть, само существование сущностей, объектов и материи неоспоримо. Для того, чтобы вообще быть высказанным, аргумент должен быть приведен некоторым субъектом. Также аргументация имплицитно подразумевает тот факт, что существование состоит из более чем одной однородной вещи; это подразумевает разнообразие сущностей и свойств. Язык и, следовательно, аргумент, потеряют всякий смысл, если нельзя провести различия между элементами реальности. Чтобы отрицать или утверждать что-либо, используя язык для аргументирования, некто должен имплицитно принимать разнообразие вещей и явлений, которые описываются различными словами и концепциями. Наконец, объекты и вещи не могут одновременно содержать 100% одного свойства и 100% другого взаимоисключающего свойства. Другими словами, противоречие не может встречаться в реальности, поскольку каждый существующий объект имеет свой собственный уникальный набор свойств, который отличает его от всех других объектов. Независимо от прикладываемых усилий, каждый мыслимый аргумент будет имплицитно основываться на этих трех логических законах, поскольку они лежат в фундаменте значения истины. Опять же, даже если кто-либо, в конечном счете, ошибается в отношении истинности какого-либо утверждения, для того, чтобы выразить это утверждение, все равно должны применяться все те же предпосылки.

Как и в более широкой концепции действия, необходимым компонентом аргументации является знание. Определение истинности и последующее использование этого знания является важным элементом выбора, независимо от того, действительно ли выводы конкретного актора оказываются верными. То же самое справедливо и для аргументации.

Не имея способности различить правду и ложь, нельзя сформулировать аргументы, и вообще невозможно участвовать в каком-либо процессе выбора. Как и со средствами и целями, знание - это категория деятельности, потому что нельзя представить себе деятельность, которая не содержала бы знания в качестве необходимого ингредиента. Это может считаться особым типом категории «средство», но знание, тем не менее, имеет важное значение для концепции действия.

Кроме того, поскольку знание проверяется на достоверность, оно служит активной или «положительной» функцией при выборе. Средства и цели - нейтральные категории, поскольку все, что с ними можно сделать, - это просто заполнить их конкретным содержанием данного действия. Знание, с другой стороны, является истинным или ложным, правильным или неправильным. Определение истинности конкретных утверждений является неотъемлемой частью того, как актор строит свои действия.

Знание полезно только в том случае, если оно может предоставить субъектам средства для достижения их целей, лежащие в области причин и следствий. Если кто-либо действует, руководствуясь неправильным знанием о последствиях своей деятельности, вероятность того, что он действительно достигнет своих целей, сильно уменьшится. Средства, цели и предпочтения актора определяются на основе того, что он знает о своих собственных ценностях и о текущей ситуации, в которой он находится. В свою очередь, окружающие обстоятельства будут влиять на знания каждого актора, его предпочтения и решения, поскольку разные ситуации предлагают уникальный опыт и уникальные препятствия, которые должны быть преодолены. Мы можем заключить, что конечная роль знаний заключается в том, чтобы дать возможность субъектам добиться успеха в достижении своих целей.

Задача эпистемологии традиционно заключается в изучении природы знания. Истинная функция знания, как мы увидели, определяется природой человека как существа, делающего выбор. Акторы используют знания, чтобы выбирать между правдой и ложью для обеспечения эффективности своей деятельности. Можно также с помощью языка сформулировать знания в виде утверждения, истинность которого может быть принята или отвергнута на основании имплицитных логических аксиом и, если в этом есть необходимость, на основании эмпирических данных.

Эпистемология также задается вопросом, существует ли более одного типа знания, и если да, то чем оно отличается, где заканчивается одно и начинается другое? Мы обнаружили, что «деятельность» - это единственная область исследования, которая может дать синтетические априорные открытия. Это еще раз иллюстрирует дуалистический характер нашей эпистемологии - есть только два пути для получения новых знаний: дедукция и эмпирическое наблюдение.

Кант, дуализм и эмпирицисты

С помощью идей праксиологии может быть успешно разрешено старинное утверждение эмпирицистов о том, что дуализм приводит к форме метафизического идеализма.¹⁵

В зависимости от своей интерпретации, работы традиционных рационалистов, таких как Готфрид Лейбниц и Эммануил Кант, по всей видимости, подразумевают, что внешняя реальность должна соответствовать разуму, а не наоборот. Это явно влечет за собой своего рода идеализм, когда мысль либо создает, либо искажает реальность.

В отличие от эмпирической модели зеркалоподобного ума, вдохновленной такими мыслителями, как Дэвид Юм и Джон Локк, где все знания получаются исключительно из сенсорных данных, традиционная рационалистическая модель предлагает активный ум, который взаимодействует с реальностью своими собственными структурами априорного знания. Эта ментальная структура, по мнению Канта, состоит из различных «категорий мышления». Например, Кант рассматривал принцип причинности как одну из таких категорий. Он справедливо полагал, что существование причины и следствия не должно наблюдаться через чувства, а скорее, что оно обязательно осознается до любого конкретного наблюдения. Действительно, как предполагает Мизес, человеческий разум не может даже помыслить понятие наблюдаемого изменения действительности, которое не было следствием какой-либо предшествующей причины. Рационалист объясняет причинность, считая ее частью логической структуры человеческого разума, а не чем-то, что можно увидеть, услышать или почувствовать. Поэтому для Канта и Мизеса принцип причинности является априорной предпосылкой, а не эмпирическим фактом (который можно подтвердить или опровергнуть путем опыта).

Точно так же, как праксиология использует термин «категория» для обозначения логически важного элемента или компонента, традиционное рационалистическое понятие категорий также состоит из истин, которые с необходимостью являются «предустановленными» ингредиентами опыта. Принцип причинности, несмотря на то, что его невозможно наблюдать, не может быть отделен от какого-либо человеческого опыта; его существование неоспоримо. Наряду с причинностью Кант считал «время» и «пространство» также категориями мысли, исходя из предпосылки, что человек не может ничего переживать или наблюдать, не подразумевая при этом существования времени и пространства. Ни в коем случае не может быть ситуации, полностью лишенной пространства, и никакой опыт не может произойти за пределами неумолимого потока времени.

Поскольку необработанные данные наблюдений - это не что иное, как световые фотоны, звуковые волны, сенсорные текстуры и т. д., все они по своей сути не структурированы логически или концептуально. Категории Канта - это концепции, которые помогают уму организовать такие чувственные данные во что-то, понятное разуму. Другими словами, концептуальное существо не просто использует только сенсорные данные; оно организовано и интегрировано с априорными предпосылками (в терминах Канта категориями мысли). Эта идея приводит нас в самую суть понимания человеческой рациональности как способности концептуального понимания, которая находится за пределами простого чувственного познания.

Главное рационалистическое утверждение состоит в том, что человеческий разум должен соприкасаться с наблюдаемой реальностью посредством своего инструментария. Кант называл это «многообразием апперцепции», где человеческий разум фильтрует сырой сенсорный опыт через категории мышления, что приводит к единому концептуальному пониманию. Чтобы последовательно понять множество данных, бомбардировке которыми постоянно подвергается человек, ум человека, как считал Кант, должен с самого начала упорядочить сознательный опыт причинно, временно и пространственно.

На это утверждение эмпирицист может возразить, что если бы такая априорная структура мышления действительно существовала, до или независимо от всего опыта, то каким образом эта структура могла бы иметь какое-либо отношение к реальному, наблюдаемому существованию? Если бы рационалисты были правы, это означало бы, что человеческий разум должен был бы создать нашу реальность в соответствии с этой логической структурой, или что ум искажает реальность, превращая ее во что-то иное, чем то, чем она есть на самом деле. Другими словами, эмпирики утверждают, что единственный путь для рационалиста - это перенять некоторые черты идеализма и признать, что структура человеческого разума искажает реальность, чтобы сделать ее понятной.

Однако в свете праксиологической теории мы можем дополнительно уточнить понятие активного ума как такого, который ограничен категориями деятельности. На основе этой идеи мы теперь можем ответить на возражение эмпирициста.

Деятельность отличается от других явлений тем, что она одновременно существует как в телеологическом царстве мысли, так и в естественном царстве существования. Можно сказать, что деятельность является промежуточной средой между этими царствами, средой, в которой концептуальная мысль встречается с наблюдаемой реальностью. Таким образом, деятельность - это внешняя реализация внутренних знаний и предпочтений — преобразование некоторых аспектов окружающего мира с целью достижения более предпочтительного положения дел.

Категории действия - средства, цели, ценность, выбор, знание, принцип причинности и т. д. - неизбежно появляются после того, как смысл действия сформулирован, выражен и его последствия известны. Следовательно, категории деятельности, как и «категории мысли» Канта не являются свободно плавающими плодами ума без связи с действительностью, а уходят корнями в очень реальную и неоспоримую концепцию целенаправленного поведения.

Теперь мы можем видеть, что идеалистические ментальные категории Канта становятся праксиологическими категориями деятельности. Разница здесь заключается в том, что с праксиологической точки зрения акцент делается на понятии действия, которое имеет непосредственное отношение к внешней реальности. Традиционные рационалисты сосредоточились исключительно на природе разума и опыта, тогда как праксиология объединяет концептуальную мысль с ее функцией в действии, тем самым связывая абстрактную мысль с конкретной реальностью, в которой действие должно совершаться. Мизес комментирует это так:

Основной недостаток традиционных эпистемологических попыток заключается в том, что они игнорируют праксиологические аспекты. Эпистемологи рассматривали мысль, как будто это отдельное поле, отрезанное от других проявлений человеческой деятельности. Они занимались проблемами логики и математики, но они не видели практических аспектов мышления¹⁶

Кантовские свободно-плавающие категории времени, пространства и причинности непосредственно содержатся в категориях деятельности и целях. Таким образом, результат достигается только после использования некоторых средств; когда прошло время. Кроме того, все действия должны выполняться в какой-то физической среде, неизбежно понимаемой любым актором в виде пространственной структуры. Даже если для достижения цели не использовались физические движения, действия должны происходить где-то в пространстве. Таким образом, все действия подразумевают использование места в пространстве и время, которое было затрачено на это действие. Наконец, причинность также является неотъемлемой частью деятельности, поскольку цели достигаются только в результате применения некоторых средств; акторы сознательно воздействуют на причины в нашем мире, чтобы пожинать плоды.

Эпистемология реализма и переформулировка категорий действия

Поскольку все действия происходят в конкретной реальности, категории деятельности должны отражать эту реальность. Понимая роль, которую играет в нашей теории действие, мы можем перейти от абстрактного концептуального мышления к конкретной реальности, построив реалистичную эпистемологию. В отличие от несостоятельного идеализма, который не может объяснить связь между мыслью и реальностью, наша теория предлагает объяснение именно этой связи. Таким образом, традиционные рационалисты правы, утверждая, что некоторые синтетические истины могут быть известны априори, но только понятие деятельности может обосновать эти истины наблюдаемой реальности и одновременно избежать всех форм идеализма. Поскольку действие руководствуется мыслью, но также и приводит к изменениям во внешнем мире, категории действий - это не только законы мышления, но и законы действительности.¹⁷

Теперь, когда мы понимаем, почему категории деятельности являются синтезированными априорно, а также представляем себе их функции в целенаправленном поведении и их уникальность среди всех других знаний, мы можем составить их полный список. Мы уже изучили категории средств, целей, знаний, существования, идентичности, противоречия, причинности, пространства и времени, но мы лишь кратко коснулись категорий предпочтений, выбора, цены / стоимости, прибыли / убытка и ценности. Все эти понятия непосредственно выведены из аксиомы действия: человек действует.

Давайте теперь явно продемонстрируем неотъемлемую роль каждой категории в деятельности с помощью гипотетического возражения - попытки отрицания аксиомы действия и каждой ее категории. В самом акте возражения (и в любом действии), человек стремится к результатам, которым он придает ценность. Эта цель может быть достигнута путем использования некоторого количества средств; знание обязательно является одним из них. Далее, в понятиях средств и целей подразумеваются категории пространства, времени и причинности. В своем возражении говорящий должен сделать выбор, отбросив другие направления своей деятельности, следовательно, он столкнется с ценой (cost) упущенной возможности. Из стоимости, принятой субъектом в ходе предпочтения одной вещи другой, возникает цена (price) каждой возможности, определяемая в соответствии с набором предпочтений человека. Если человек достигнет своей цели и удовлетворит свои предпочтения (что невозможно в нашем случае, так как субъект должен отрицать концепцию деятельности), можно сказать, что он получит свою прибыль.¹⁸ Если результат, достигнутый актором, не удовлетворяет его ожиданиям в том смысле, что издержки на достижение результата превышают полученные преимущества, он терпит убытки. Все это означает существование, состоящее из различных объектов, вещей и сущностей. Каждая вещь демонстрирует свою уникальную идентичность, которая исключает возможность противоречия.

Возможно, что существуют дополнительные категории действий и этот список неполон, но пока что он представляет собой то, что может быть известно о реальности априори. Он представляет различные экзистенциальные факты, которые можно логически вывести, и каждый такой факт имеет прямое логическое отношение к действию человека.

Поскольку праксиология применяется ко всем акторам, выводы, которые она предлагает, являются универсальными. Они не уникальны для какой-либо социальной, этнической, национальной, психологической или любой другой группы; они применяются к каждому действующему человеку. С такой всеобъемлющей теорией, которая охватывает все целенаправленное поведение и знание, которое его определяет, мы можем перейти к социальным наукам, предлагающим некоторые важные эпистемологические утверждения. В исследовании экономики мы используем праксиологические идеи для выведения экономических законов, которые помогают нам правильно интерпретировать данные, отражающие целенаправленное поведение. При анализе сложного переплетения действий в масштабе всего общества эта методология становится незаменимой.

Эмпирицизм в социальных науках

Существуют школы, которые активно пытаются опровергнуть существование таких синтетических априорных истин, как аксиома действия. В немецкой науке 20-го века появились два лагеря, которые выступали против концепции априорных синтетиков: эмпирицисты и их более радикальный вариант - логические позитивисты. Эмпирицисты и их родственники-позитивисты, поддерживая относительно мейнстримную эпистемологию, утверждающую, что знания в основном получают посредством чувств, были очень скептически настроены относительно того, что кто-нибудь может дедуцировать корпус эпистемологической философии посредством априорных аксиом.

Такая философская основа даст потенциальную легитимность науке, основанной на априорных истинах, а не только на индукции. Людвиг фон Мизес обнаружил, что социальная наука - и, в частности, экономика - может иметь дело только с логическими последствиями человеческой деятельности. Мизес пересмотрел экономический метод, вписав его в рамки праксиологии. Вопреки популярной интеллектуальной моде своего времени, Мизес пришел к выводу, что экономика с необходимостью является изучением деятельности и не может основываться на традиционном научном методе Бэкона. В экономике наблюдения могут быть интерпретированы только с помощью априорной теоретической структуры, которую и предоставляет праксиология. Если бы кто-то попытался отказаться от праксиологии, пытаясь сформулировать теорию только на основе наблюдений, он сразу столкнулся бы с проблемами. Выводы праксиологии, следовательно, неизбежны.

Позитивист возразит на это, что единственно возможными видами истины являются аналитические определения (тавтологии) и предварительные эмпирические гипотезы. Таким образом, утверждается, что нельзя сказать ничего определенного ни о чем, что не является определением, то есть языковым соглашением. Позитивизм пытается настроить людей скептически в отношении способности человека достичь подлинно абсолютного знания. Ученые-позитивисты утверждают, что область априорного знания состоит исключительно из простых языковых соглашений, представляющих собой только произвольные правила трансформации различных символов (языка и / или математики) без какого-либо научно обоснованного отношения к объективной реальности.

Хотя позитивисты согласны с тем, что дихотомия между сферами априорного и апостериорного знания действительно существует, они утверждают, что область априорных знаний не может дать нам никакой новой или содержательной информации. Для них априорные истины практически свободны от содержания, связанного с окружающим миром. Однако здесь нужно спросить: какого вида эти истины? Согласно позитивистской эпистемологии, утверждение о том, что «априорное знание может быть только тавтологическим», является либо тавтологическим определением, которое не говорит нам ничего нового, либо только гипотезой, и в этом случае такое возражение может быть опровергнуто экспериментом. Прежде чем проверять такую ​​теорию, ученым пришлось бы «проверять» все мыслимые суждения, чтобы убедиться, что они соответствуют их эпистемологическому учету (все знания либо пусты и тавтологичны, либо гипотетичны и приблизительны).

Если мы применим позитивистскую логику к этому эпистемологическому утверждению, окажется, что оно отрицает само себя (self-refuting). Поскольку позитивисты не считают свою собственную эпистемологию условной и гипотетической, но, скорее, обязательной для всего, что претендует на статус знания, они должны с прискорбием отвергнуть свою собственную методологию. Вспомните, что позитивисты утверждают, что существуют только два типа знаний: логические отношения типа «все холостяки - это неженатые мужчины» и эмпирические факты, которые потенциально могут быть опровергнуты будущими экспериментами. Когда эта классификация применяется к позитивистскому эпистемологическому требованию (claim), решения быть не может. Согласно их собственным критериям, оно должно быть либо логически-тавтологическим (как в случае с холостяком), либо эмпирическим; но в любом случае, оно обречено. Позитивисты явно считают свою методологию полезной и способной продуцировать новую информацию, но в то же время они не требуют каких-либо подтверждающих эмпирических данных для ее доказательства. Вопреки своей собственной доктрине, позитивисты должны считать свои эпистемологические представления неэмпирическими (потому что ни один эксперимент не мог его опровергнуть), но при этом полезными, потому что они утверждают, будто предлагают больше, чем просто определения. Поэтому главное требование (claim) позитивизма не может выдержать своей собственной классификации. Единственный способ, которым они могли бы надеяться спасти свой метод, состоял бы в том, чтобы признать, что это действительно синтетическое априорное требование, после чего они опровергли бы собственный аргумент, поскольку именно это они и пытались оспаривать в первую очередь.

Но это еще не все - есть и другая критика этой школы которая тоже должна быть рассмотрена. Социологи и экономисты, использующие чисто эмпирический метод, в основном имитируют естественные науки, такие как химия или физика. Предлагается предварительная гипотеза, а эмпирическое наблюдение и эксперименты используются для подтверждения или отрицания предлагаемой теории. Игнорируя очевидное возражение о том, что не существует социологической или экономической лаборатории, в которой можно стабильно контролировать переменные, существует еще более фундаментальная ошибка, связанная с попыткой применить эмпирический метод к любому исследованию, касающемуся деятельности человека. Эта ошибка лучше всего иллюстрируется анализом основных допущений, имплицитно присутствующих в эмпирическом методе. В отсутствие таких допущений эмпирическая наука была бы невозможной или бессмысленной. Но, когда мы включаем их в наше эксплицитное понимание, вскоре становится очевидным, что строго эмпирический метод, свободный от всех априорных предположений, никогда не даст плодотворных результатов в исследовании человеческой деятельности, что еще раз демонстрирует жизненно важное значение, которое праксиология имеет в социальных науках.

Если бы кто-то проводил последовательные эксперименты с целью опровержения или подтверждения некой теории, то, похоже, нельзя было бы последовательно придерживаться эмпирицистской идеи о том, что все не тавтологическое знание должно быть достигнуто эмпирически. Причины и следствия, как отмечает Юм, сами по себе не видны в наблюдении. Но в то время как Юм думал, что это означает, что причинность сама по себе не существует, истина заключается в том, что причинность постигается только через неэмпирические или априорные средства.

Если бы реальность не была причинно-структурированной, не имело бы смысла говорить, что прошлое наблюдение может быть подтверждено или опровергнуто любым будущим наблюдением. Например, спросите себя: если наблюдение за экспериментом A в момент времени T1 должно иметь какое-либо отношение к наблюдениям, сделанным во время эксперимента B в момент времени T2, что должно быть верно для того, чтобы эта связь существовала? Что связывает эти наблюдения друг с другом и позволяет ученым применять информацию, о прошлых событиях, при прогнозировании будущих событий? Другими словами, почему мы придаем значение тому, что в T1 мы видим, как что-то случается, а в T2 мы видим другое? Почему здесь возникает проблема? Почему истинно то, что результаты T2 могут «опровергнуть» или «подтвердить» результаты T1? Без использования каких-либо априорных знаний о причинности этот вопрос не может быть разрешен. Любой заданный набор наблюдений должен тогда рассматриваться вне всякой логической связи с любым другим набором; никакая гипотеза не может быть проверена, подтверждена или опровергнута. Когда ученый извлекает теорию из своих прошлых наблюдений, единственно возможный способ проверить эту теорию это предположение о том, что будущие случаи одних и тех же явлений будут действовать на основе тех же причинно-следственных связей. Без этого априорного предположения о принципе причинности эмпирический ученый лишен последовательного или систематического способа, которым он может проверить свои теории; каждый новый набор наблюдений полностью независим от предыдущих и никак не связан с ними.

Но, конечно, было бы смешно отрицать успех эмпирических наук. Удивительные успехи в технологиях и научном понимании в течение всего XX века наглядно демонстрируют практическую обоснованность предположения о существовании причинно-структурированной реальности. Априорное предположение, сделанное эмпирицистами - о том, что физическая реальность основана на постоянном и стабильном взаимодействии в течение некоторого времени не соответствует их собственной позитивистско-эмпирицистской теории знания. Однако используя принцип причинности ученые могут делать успешные и точные прогнозы об эмпирических событиях, основанные на том, что они узнали из прошлых наблюдений.

Вопреки эмпирицистской доктрине, принцип причинности должен восприниматься как содержательное синтетическое априорное утверждение. Фактически, никакая эмпирическая наука не могла бы существовать без этого основного, ненаблюдаемого, не опровергаемого понимания того, что причины создают следствия постоянным и предсказуемым способом.¹⁹

Было бы ошибкой считать что-либо из вышеприведенного попыткой объявить научный метод неработающим или неверным, совсем наоборот. Вопрос касается лишь сферы применимости индуктивного научного метода. Традиционный научный метод все еще может иметь ограниченное применение в социальной науке, но праксиология должна стать нашим основным методологическим инструментом. Данные в социальных науках могут быть только истолкованы на основе теории, поэтому теоретическая проницательность необходима для систематического понимания любого рода. В социальных науках данные никогда не говорят сами за себя, но требуют применения априорной теории, чтобы получить какие-либо значимые выводы. Эту теоретическую структуру обеспечивает праксиология.

Что касается предсказаний событий, можно сказать, что некоторые их виды по своей сути несостоятельны. Любое предсказание, которое противоречит априорным истинам, полученным из аксиомы действия, должно быть немедленно отвергнуто как систематически ошибочное. Например, нельзя предсказать, что актор не будет использовать первую единицу данного набора однородных товаров для достижения своей наиболее ценной цели (а вторую — для достижения второй по значимости цели т. д.). Тот факт, что акторы используют ресурсы для достижения своих наиболее ценных целей, является частью экономического закона «уменьшения предельной полезности», который априори выводится из аксиомы действия. Таким образом, эта важная аксиома служит ограничению логических границ прогнозирования в области социальных наук.

С учетом вышеизложенного становится совершенно ясно, почему строго индуктивный метод неприменим в такой дисциплине, как экономика. Мейнстримная экономическая ортодоксия делает множество неверных предсказаний с использованием статистики, методов линейной регрессии и эконометрики. Тот, кто берет данные о прошлом и объединяет их в статистическую агрегацию, может дать только исторический отчет о прошлых экономических отношениях. Нельзя использовать такие агрегации для научного прогнозирования будущих экономических явлений²⁰. Попытка сделать это будет сродни действиям астрономов Птолемея, которые пытались заставить математику и науку соответствовать их неправильному представлению о геоцентрической Вселенной. Такое упражнение может привести только к чрезмерно сложным ошибочным выкладкам, которые могут только замутить воду для будущих научных исследований.

Выводы

Науки, изучающие человеческую деятельность должны быть вооружены инструментами, основанными на нашей природе делающих выбор субъектов и работающими через рефлексивное размышление. Только логическое структурирование (ramification) деятельности может предоставить инструменты, полезные для социальной науки. Несмотря на то, что категории деятельности не дают возможности получить предсказуемо-полезные причинные связи из эмпирических данных, применение категорий деятельности позволяет проводить плодотворный анализ, научное обоснование и использование экономических законов.

Эпистемологический дуализм позволяет различать две категорически отличающиеся друг от друга области знания. Этот дуализм порождает два вида науки. Экономика, история, социология и т. д. рассматривают человеческую деятельность в качестве основного предмета и, следовательно, требуют совершенно иного метода, чем физические науки. Фундаментальные различия, сделанные рационалистической философией, проложили путь к эпистемологии, основанной на деятельности; которая признает фундаментальное различие между априорно-дедуктивным и апостериорно-индуктивным знанием. Это понимание обеспечивает основание, из которого можно получить целую науку о рыночном обмене - известную как экономика или, как называл ее Мизес, «каталлактика».

Праксиология предлагает больше, чем просто эпистемологическую истину, но истину о природе социальных наук и экономической методологии. Экономика больше не является дисциплиной, целью которой является подражание методам физики, теперь у нее есть собственный инструментарий для решения своего уникального набора проблем и вопросов. Установление концептуальных рамок деятельности позволяет во всеоружии перейти в область экономической науки. Концепция целенаправленного поведения лежит в основе нашей теории познания, и, переходя в область науки, основой экономической теории является основанный на деятельности эпистемологический подход.

Многолетняя свара между рационалистическими и эмпирическими рамками знания (framework of knowledge) теперь может быть окончена. И в физике и в социальных науках невозможно избежать необходимости использовать синтетические априорные знания. Рационализм, поддерживаемый такими людьми, как Эммануил Кант, Людвиг фон Мизес и Ханс-Херман Хоппе, действительно подтвердил человеческую способность к разумной деятельности, а также способность человека воспринимать настоящие экзистенциальные истины: истины о чудесах рационального ума и вселенной, которую он неустанно пытается покорить.

Оригинал статьи

Перевод: Наталья Афончина.

Редактор: Владимир Золотарев.

Ссылки и сноски